Костя окинул взором могучую фигуру участкового и скрипнул зубами: «С такой тушей мне не совладать!» – подумал он, расстёгивая куртку. Он попытался оставить часть денег в кармане, но окоченевшие пальцы не слушались.
– Вот тут десять тысяч…
Шматков вырвал из его руки банкноты. И усмехнулся:
– Недурственно платят за разгрузку угля! Самому, что ли, заняться?! Однако…
Он снял меховую рукавицу, отслюнявил пять тысячных бумажек и засунул себе в карман. Оставшуюся сумму отдал Косте.
– Как видишь, Шматков не скотина! Остальные пять – жене отдашь. Знаю, зн-а-ю ваши трудности! – протянул он. – С тебя ещё пятнадцать штук. И будем в расчёте. Даю тебе два месяца на погашение долга. Работай, углекоп! Не ленись!
Костя не сразу тронулся с места. Он стоял ошарашенный и смотрел в пустоту – в широкую спину удаляющегося участкового. Было горько и стыдно за свою слабость, за мягкотелость. Было хреново! И только когда Шматков скрылся за поворотом, он опомнился и, безвольно, поплёлся домой.
«Вот блин! Трудности он мои знает! – мысленно стенал Костя. – Не ты ли их породил… трудности эти?! Вот, ёлки зелёные…».
Подходя к дому, он обратил внимание на испачканную краской дверь. «Мальчишки напакостили, – подумал он. – Всю дверь измарали!». Но, подойдя поближе, увидел, что это была надпись. На двери было крупно, красной краской написано:
«ЗДЕСЬ
ЖИВЁТ
ЗЛОСТНЫЙ
ДОЛЖНИК
БЕРЕЗИН».
– Коллекторы! – похолодел Костя. – Какие же сволочи! Начинали со звонков, с угроз. Теперь вот перешли к активным действиям. Одно к одному!
Сердце его окончательно упало. Он замер с ключом в руке, не решаясь вставить его в замочную скважину. С минуту постоял, смахнул с лица невидимую паутину и вошёл в дом. И увидел жену, подбрасывающую хворост в печку. В её васильковых глазах плясали огоньки пламени. Она радостно ойкнула, но тут же сникла, увидев осунувшееся лицо мужа.
– Костя, что с тобой? Случилось что?
– Всё нормально, Лена! – бодро ответил тот. – Устал немножко. Вот денежку принёс. – И протянул жене купюры.
– Ой, как много! – обрадовалась она. – Целых пять тысяч! Завтра долг в магазин занесу, и останется три тысячи. Нам надолго хватит! – Она оглянулась на сына и дочку, что смотрели на сумку отца, оторвавшись от шахматной доски.
– Давай мойся, – продолжила Лена. – А я, пока, борщ разогрею. Правда, он постный; мясо купим завтра.
Костя разулся и подошёл к печке.
– Сейчас только угольку подброшу, а уж потом помоюсь. Что… коллекторы приходили?
– Да, приходили эти бандиты. Трое. Долг вымазживать, – поморщилась жена. – Но я им не открыла. Через дверь пригрозили, что дальше будет хуже. Не знаю, что и делать, – ум расступается!
Костя раскрыл сумку, взял стоящую у печки кочергу, покрутил её в руке.
– Это мы ещё посмотрим, кому будет хуже!
Дети разочарованно вздохнули и снова задвигали шахматными фигурами.
– Знаю, что вы ждали, – улыбнулся отец. – Вы думали, я конфет из сумки достану. Не успел я в магазин заскочить, спешил на автобус. Будут вам завтра конфеты. – Пообещал он. И вытащил из сумки пластину антрацита.
Под ударами кочерги, кусок на его ладони растрескался на множество сверкающих частей. Костя подбросил уголь в топку и достал кусок побольше. Но, кусок не дробился и Косте пришлось приложиться посильней. На пол со стуком посыпались осколки, и среди них он, с удивлением, обнаружил странный предмет овальной формы.
– Что за хрень!
Он поднял предмет с пола, повертел его перед глазами и подбросил на ладони:
– Тяжёленький! Какой-то металл, похоже. – И обратился к домочадцам:
– Смотрите, что я нашёл! В куске антрацита. Разбил кусок, а там… вот это… оказалось внутри.
Его обступили дети.
– Пап, дай посмотреть, – попросил сын.
Подошла жена с поварёшкой в руке, посмотрела на ладонь мужа.
– Это какое-то украшение, – отметила она. – Видите, там ушко для шнурка или цепочки. Чтобы носить на шее.
– Пап, ну дай, – канючил сын.
– Погодите, вы! – отмахнулся Костя. – Сейчас отмою под краном. Потом посмотрите. – И проворчал: – Откуда эта штукенция могла взяться? В пласте угля, глубоко под землёй?
– Может, кто из шахтёров потерял? – откликнулась жена.
– Да уж! – съязвил Костя. – Один шахтёр потерял, а другой засунул украшение в пласт угля. Кусок то был целиковый! Монолит! Соображай, что говоришь!
Подойдя к раковине, он намылил губку и старательно, с двух сторон, потёр артефакт. И снова удивился его несоразмерной тяжести. «Что за металл, – мерекал Костя. – Платина, что ли?». То, что платина очень тяжёлая, он помнил из давних уроков любимой учительницы по химии Нины Петровны. «Но нет же! Не может такая тонкая пластинка столько весить! Пусть она даже из платины».
В раковину потекла чёрная угольная субстанция, очищая тускло блестящую поверхность диковинного изделия. Костя тщательно протёр его махровым полотенцем и положил на ладонь. То, что он увидел – его не впечатлило. Предмет имел вид овала, размером в спичечный коробок, а в середине, в виде оттисков – три продолговатые впадины. Это не было дефектом, следствием коррозии или какого-то физического воздействия. Углубления напоминали следы пальцев, отпечатанных в глине. Костя хмыкнул, пожал плечами и перевернул находку. И отпрянул. Прямо в глаза ему смотрело диковинное существо, зримо выступающее из матовой поверхности. Оно как бы выходило из его плоскости и создавало иллюзию живого присутствия. Костя собрался с духом и прикоснулся к изображению. Палец прошёл сквозь него, дойдя до поверхности пластины.
«Голография! – успокоил себя Костя. – Трёхмерное изображение. – Надо же! Чего придумали-то!
Он подошёл к столу и положил артефакт перед тарелкой с борщом.
– Посмотрите, вот… на эту штукенцию… каково? – он хрустнул пальцами и повернулся к жене. – Каково?
Все, сгрудившись, уставились на необычайный портрет. На них смотрело дикое, невообразимой природы существо. Это был обнажённый поясной портрет, скорей всего, женский. Да точно! Вперёд выступали две молочные железы, с сосцами. Удивительно было то, что груди располагались не горизонтально, как у земных женщин, а вертикально: одна под другой. Это первое, что бросалось в глаза. Отличий в лице от обычных женщин особо не наблюдалось, кроме преувеличенных, пронзительно синих глаз. Они излучали какую-то неземную, немеркнущую любовь. Продолговатое лицо обрамляли ниспадающие на плечи спиралевидные локоны. Это неземное существо (в чём не было сомнений) протягивало вперёд руку. А на ладони её лежало сердце. Оно пульсировало.
– Смотри, папа, – тоненько прокричала дочка. – Она кому-то протягивает своё сердце. И у неё на руке семь пальцев!
– Наверное, своему суженому, в знак любви, – улыбнулась Лена. – Мне, твой папа, тоже, по молодости…
– Всё! Хватит суматохи! – прервал жену Костя. – Я думаю, что… об этом надо, куда-то… в какие-то органы сообщить. Пусть они сами разбираются с этой хреновиной!
– Уж они-то разберутся, – поджала губы жена. – Разберутся, разумеется. А ты, как всегда, останешься с носом!
