– Как ты смела? Как ты смела ей сказать, что она нас объедает? Гуля, мы же у нее живем!
Гуля сидит за столом и грызет конфеты, подаренные Петром.
– А что? Ей это ничего не стоит! (показывает рукой на квартиру) Зато кушает за четверых и еще кавалеров водит и кормит.
– Гуля, ты себя слышишь? Что с тобой? Ты говоришь уже не пошлости, а мерзости, неужели ты не понимаешь, что не имеешь морального права жить у человека, которого оскорбляешь?
– Знаешь, а ты мне просто простить не можешь, что я с Митей тогда (пауза) целовалась во дворе…
Зоя вспыхивает, оглядывается на Гулю, которая поднимается из-за стола, чтобы уйти в свою комнату.
– Ну, и правильно. Завидуй! Завидуй! Он меня целовал так и сюда, и сюда.
Зоя не выдерживает и отвешивает Гуле звонкую пощечину, Гуля от неожиданности хватается за щеку, лицо горит от удара, она толкает Зою плечом, бежит в свою комнату, быстро собирает вещи в чемоданчик.
Зоя бессильно садится за стол, машинально есть конфеты, которые лежат на столе.
– Спасибо за моральные учения и за доброту!
Бабушка Лиза, которая только что уложила тетю Лилю на кровать, неожиданно слышит крики Зои и Гули, говорит тихо тете Лиле.
– Лилечка, ты как себя чувствуешь? (слышит шум в гостиной) Ой, что-то девчонки шумят!
Тетя Лиля охает, встает с постели, подходит к проему двери, ведущей из ее спальни в гостиную.
– Да ничего, я забыла все. Уже забыла.
– Вам спасибо за постой!
Тетя Лиля и бабушка Лиза, которая выглянула из-за ее плеча, видят Гулю с чемоданом в руках, охают дружно. Зоя зло смотрит на Гулю и крутит у виска, показывая «сумасшедшая». Гуля выбегает из комнаты, хлопая входной дверью.
– Да вы что? Девочки?! Из-за меня, да, это была старая шуба, мне ее не жалко!
– Ой, что-то с сердцем. С сердцем! Падаю, держите!
– Бабушка! Бабулечка.
– Воды! Зоя, воды!
Зоя бежит за водой, а бабушка ложится на диван. У нее инфаркт.
Через час в дверь квартиры Петра Васильевича на Малой Ордынке постучала Гуля. Увидев девушку с чемоданом на пороге, начальник местного рынка просто расплылся в улыбке. Приход девушки был для него явным подарком судьбы. Петр Васильевич был сильно в годах, одинок и не надеялся встретить свою даму сердца.
– Вы?
– Здравствуйте!
– Здравствуйте.
– Вы не подумайте, Петр Васильевич, мне просто ночевать сегодня негде, подруга моя, одноклассница, только завтра вернется домой, и я уеду.
– Да, хорошо. Ну, что вы? (берет чемодан из рук) Хорошо, что я раньше к вам вернулся. Накладные проверил, и все в порядке.
Петр Васильевич берет Гулин чемодан и делает приглашающий жест в комнату. Он живет в коммунальной квартире, в которой очень темный коридор с угадывающимися в нем тазиками и коробками. Он показывает ей дорогу, ведет Гулю за руку мимо коробок так, чтобы она не споткнулась.
– Эти Червонцовы, (машет на закрытую соседскую дверь) они уехали в эвакуацию, понаставили здесь своих коробок.
Неожиданно дверь напротив его комнаты открывается и оттуда выходит полупьяная соседка, которая вовсе не уехала в эвакуацию.
– Петр Васильевич, как пищепром поживает?
– Пищепром поживает хорошо. Спасибо, Светлана Николаевна!
– Здравствуйте!
Петр Васильевич заводит Гулю к себе в комнату, несет в руках ее чемодан. Соседка смотрит на Гулю с интересом, потом проходит к телефону в коридоре. Кричит Голодцу издалека, набирает номер на вертушке.
– Юбилейной колбаски не намечается? (крутит диск) Алло? Это милиция?
– Намечается, намечается. (делает приглашающий жест Гуле) Прошу вас!
Он заводит Гулю к себе в комнату, закрывая дверь. Светлана Николаевна, которая только что изображала, что звонит, тут же кидает трубку на рычаги телефона, прокрадывается к двери Голодца и прислушивается к тому, что творится за дверью. Однако там тихо, хмыкнув недовольно, соседка Голодца заходит к себе в комнату.
Глава 3. Деревня. Германия. Май 1943
Этим утром Муся проснулась как обычно рано. Корову Ядвигу из стойла для дойки надо было вывести в четыре утра, а потом отдать в стадо пастуху. А еще надо было умыться, причесаться и позавтракать. Волосы Муси отросли после трудового лагеря, она заплетала их в две косы, убирая под платок. Фрау Якобс была также уже одета, так как собиралась с утра полоть огород, чтобы до того, как роса высохла на траве, успеть взрыхлить землю.
Кроме того, нужно было подвязать завязавшийся виноград. Муся жила у бауэрши почти год, однако доверия к славянке та по-прежнему не испытывала.
– Скажи, ты-русская? Ты ешь, ешь!
– Да, я русская.
– Тогда не якшайся с мужчинами, девочка! Я этого не люблю. Если узнаю о чем-то, отправишься туда, откуда приехала. В исправительный, трудовой лагерь.
– Да вы что?! У меня жених есть в СССР.
– Ты в Германии, а не в СССР. Ну, все. Надо корову выводить на дойку. Так что поторопись. А потом сходи в магазин за мылом. Поняла?
– Конечно.
Фрау Якобс выходит с кухни, захватив грабли. Муся подвязывает платок и идет в сарай: доить корову. Ядвига бодается и бьет копытом, два раза опрокидывая ведро с надоенным молоком.
Однако через два часа солнце согревает листья кустов помидоров и огурцов, фрау Якобс, которая какое-то время рыхлила землю граблями, прогоняет Мусю в магазин.
Муся находит велосипед Карла, садится на него верхом и едет по дорожке в сторону местной бакалеи, когда неожиданный звонок встречного велосипедиста выводит ее из состояния равновесия. Муся падает на дорожку, больно разбивая коленку. К ней бросается испуганный черноволосый мужчина в жилетке и кепке. Говорит он неожиданно для Муси на французском языке.
– Вы не ушиблись?
