VI
Ана чувствовала себя дурой – уже больше часа ждала подругу в кафе. Но, против обычного, чувствовать себя дурой было не обидно. Кофе давно остыл, Ана потребляла его мелкими глотками, одной чашки хватило на час. Улыбалась и хмурилась, вспоминала все страшное и не страшное, что так встряхнуло ее застоявшуюся жизнь.
Подруга позвонила и сказала, что вообще не придет – такие пробки, что в центр не прорваться. Врет, наверное. Но бог с ней. И без нее хорошо.
– Привет!
Ана посмотрела на того, кто сказал «привет». Не узнала. Может, просто подбивает клинья? Хорошо, что сейчас это неважно. Мужик классный, даже стильный – дорогие джинсы, замшевая куртка с бахромой. Нечто художественное. Где ты раньше был, милочка?
– Ты не помнишь, где мы встречались?
– А мы встречались? – Ана вздернула брови и сразу нахмурилась: «Черт, начинаешь кокетничать, нет чтобы сразу отшить».
Джинсы с курткой и бахромой присели за Анин столик. К ним добавилось холеное, но не наглое лицо. Правильные черты, карие глаза, высокий лоб, густые черные волосы с падающей на глаза прядью, чуть тронутой сединой. Волевой тяжелый подбородок. Достоинство! В манерах, во взгляде. Почти плейбой 007. На правой руке пара платиновых колец без камней, но с искусной насечкой, на безымянном и мизинце. Ноль-седьмой постоянно подкручивал оба кольца, видно, это помогало ему жить. И в этом тоже чувствовался стиль, немного необычный.
– Встречались. Точно. Только я не могу вспомнить где.
– Понятно. Схема знакомства номер три.
– Курить можно?
– Можно.
Незнакомец достал пачку легких сигарет. Такие же курил Буддист – не сигареты, а вкусное баловство. Щелкнул стальной зажигалкой.
– Вспомнил. Ты – Ана. Как видишь, никакой схемы номер три. В конце прошлого года я фотографировал интерьеры для твоей фирмы.
– Черт! – «Точно, дура! Твоя профессия – помнить лица. Видно, их слишком много». – Прости. Тебя, кажется…
– Не напрягайся. Меня, кажется, Вик.
– Что Вик?
– Зовут Вик. Можно Виктор. Но лучше – просто Вик.
– Забавно, – Ана успела заразиться от Буддиста несколькими словами.
Вик не стал спрашивать, что забавно. Не похож на ресторанного клопа, которому снять тетку – первое удовольствие. Уверен в себе, очень уверен. Но почему-то задумчив. Повернулся к официантке и знаком попросил кофе, нарисовал в воздухе букву «Э» и показал два пальца. Официантка кивнула – понятно, двойной эспрессо. Либо поняла шифр, либо уже знала.
– Я так и не понял, что ты делаешь в этой фирме? Ты – не совсем главная, но рядом. Заместитель?
– Скорее, помощница. Работаю с персоналом.
– Во как. А с ним надо работать?
– Еще как!
– Не понимаю.
– Считай, что у нас большой детский сад. А я – воспитательница.
– Теперь понимаю. – Вик улыбнулся совершенно очаровательной улыбкой, как у Крошки Енота. У него были зубы ровные, желтоватые. Кофе и сигареты. – Если ведут себя плохо, ставишь в угол. Или – без сладкого?
– Когда как.
– Ты их что, не любишь?
– Люблю, по-своему.
– А почему так скупо?
– Военная тайна.
Ана собралась уходить и раскрыла сумочку, чтобы расплатиться. Вик перехватил ее руку. Очень мягко, не противно.
– Я тебя не держу, но не надо меня обижать.
Это было сказано по-человечески. Ана даже присела обратно и с новым любопытством посмотрела на ноль-седьмого.
– Мы все-таки в России живем.
– И что?
– Знаешь, я однажды пригласил поужинать одну американку. Просто так, ничего личного. И когда пришло время расплачиваться, она мне закатила истерику, мелкую – мол, я тоже личность, хоть и женщина, я имею право за себя заплатить! Пытался ее убедить, сказал, что в России это называется трепетным отношением к женщине. И никак не унижением. Не убедил. Ты, надеюсь, не американка?
– А что, похожа?
– Нет, просто спросил.
– Хорошо, тогда закажи мне еще чашку капучино. Горячего, мой остыл.
– Это можно.
Вик повернулся к официантке и послал новый сигнал – повторить. Видно, официантка была смышленая. Или знакомая.
– Я за тобой наблюдал почти час.
– Зачем? Профессиональный интерес?
– Извини, профессионального не было. У тебя каждые три секунды на лице появлялась улыбка. Такое впечатление, что за этот час ты вспомнила всю свою жизнь.
– Хорошее наблюдение. Всю не вспомнила, только часть.
– И что в этой части?
– Военная тайна.
Ана еще раз окинула его взглядом. Она почти хамила ноль-седьмому. И что он будет делать дальше? Скажет, что у нее удивительная внешность, и ее обязательно надо сфотографировать в студии – обнаженной. Размечталась, милочка. Ана еще внимательней посмотрела на Вика. Еще раз удивилась, как Музыкант и Бут ее переменили. Еще месяц назад начала бы волноваться и дергаться: «Появился мужик. Классный. Хорошо бы его заполучить. Только страшно – слишком красив, слишком избалован женщинами, а становиться подружкой на пару постельных встреч не хочется. Может, удастся его приручить?» Да, еще месяц назад. Но сейчас и мысль такая не мелькнула. Вернее, мелькнула, но по старой привычке. Ане просто интересно было смотреть и немного думать. И, как слегка психолог (а как еще себя назвать, если за плечами десяток курсов, но классического образования нет?), она знала, что мужиков это дезориентирует. Интересно, как дезориентируется этот? Будет настойчиво биться в закрытую дверь? Или красиво извернется и уйдет? Любой вариант Ану устраивал.
