– Да, зажмурься! – обиженно отозвался Василий.
Таня – пышка, а Дуня тонка, как лоза, у нее большие пальцы красных распаренных ног. Это Васька еще на снегу заметил, она, стоя сзади него, зашагнула за его ногу. Мокрые груди ее, кажется, устали от парки, отлегли. Дуня прикрывалась веником. Бабы эти свои, домашние, всегда в работе, с ними вместе Васька рос. А тут обе оказались красавицами.
Они принялись снимать с него рубаху, отняли шапку и куртку, делали все быстро.
– Штаны сам.
– А то вдвоем разорвем напополам, потянем в разные стороны.
– Ну, живо! – закричала Танька. – Эка невидаль!
– А че мне стесняться, – осмелел парень. Он встал, исподние свалились, он стоптал их ногами.
– И сразу выстираем, – сказала Татьяна.
Дуня отняла веник от себя и, размахнувшись, хлестнула Василия по лицу.
– Ты чего, взбесилась?
– А тебе жалко нас?
– Конечно, жалко…
– Пожалей нас, Василек. Дома нет никого, деревня пустая!
– Федя мой придет, и будет тебе компания.
– Бык твой, – сказала Дуня.
Татьяна повела Ваське мыльной ладонью по лицу.
– Выпей сначала, – сказала Дуня. Из-под полки она достала бутыль. Васька охотно выпил. Грудь его сразу согрелась.
– Ух-хо-хо! Ух-хо-хо! – заорал он и прыжками кинулся в парную. Там стоял такой густой пар, словно он попал в дождливое облако на перевале.
– Хватит баловаться! – закричала Татьяна. – Иди к черту.
– Погодите, че вы, ополоумели…
Кто-то дал ему пинка.
– Не мешай, я тебе выстираю все сейчас, а домой побежишь голый в полушубке.
Дуня оплеснула его ведром горячей воды.
– Эй, ты… – Василий схватил ее, но она выскользнула.
– Васятка ты наш, сердечный дружок! – приговаривала Татьяна.
Дуня выбежала и набрала полный таз снега.
– Тебе, чтобы не безобразничал. Залеплю сейчас все.
Васька стал мыться в углу.
– Разотри мне спину, – примирительно сказал он.
– Сначала ты мне, – ответила Дуня.
В предбанник кто-то зашел.
– Федюшка! – сказала Татьяна. Она бросила стирку и, шатаясь, вышла.
– Я сначала думала, он зашел, когда ты влетел сюда.
– А-а, Васька нашелся! – обрадовался дядя Федор. – Погоди, я сейчас схожу принесу тебе. Мы тут угощались.
– Посмотри, как Васька замерз, – сказала Татьяна. – Если ты домой пойдешь за водкой, то принеси ему белья.
– Не домой! У меня бутылка в сугробе… Вода в кадушке. А ты откуда? – спросил он Василия, давая ему бутылку спирта и ковш холодной воды. – Егор беспокоился, что ты вовремя не явился.
Васька выпил, и у него все заходило в глазах. Он присел возле дяди Федора.
– Я медведя нашел.
– А я проснулся, двери распахнуты, изба выстудилась, – ответил Федор. – И не вспомню, что было.
Дуня мелькнула в облаке пара.
– Зашел к Егору – дом пустой. Я испугался. Че такое? Потом вспомнил, мыться надо. А я-то думал, что хунхузы напали. Васька, ты – добрый… Eму бы в монастырь на старых местах! – сказал Федор, обращаясь к Дуне. – А здесь нет монастырей! Церква и та в диковинку.
– Поди, Вася, попарь меня! – сказала Дуня и потянула его за руку. – Встань. Возьми вот веник.
– Горячей-то водой плесни, – сказала Татьяна, – разотри, разровняй ей, где были застежки, шнурки, завязки, ремни. Знаешь, сбруя наша, бабья…
– Обутки наши окаянные! – сказала Дуня.
– Видишь, какая она гладенькая! Ты, поди, и не знал?
– Конечно. Я думал, одни кости. Погоди, я еще помоюсь.
Дуня стала тереться вехоткой с ног до шеи, терла икры, лодыжки, подымала грудь. Васька вдруг поскользнулся на липком полу, женщины подхватили его.
– Васька убился! Дай я тебя обмою, бедненького! – сказала Дуня.
– Загляделся… – захохотала Татьяна.
Дуня прилегла ничком:
