Но Филипок шел от «железки» (железнодорожного двора) совсем в другую сторону. Он с улицы 5-й Армии свернул влево, в сторону памятника Ленину. Хотел прошвырнуться с «бороды» на «лысину». Так в шутку называли маршрут с улицы Карла Маркса на улицу Ленина.
Внезапно из зарослей кустов, что со стороны газона возле драматического театра, донесся звук плача, или скорее всхлипывания. Этот звук был тихим и надрывным. В нем было столько горечи и боли. Слава остановился, прислушался и направился к источнику этих нечеловеческих страданий, казалось исходивших из раненого, разрывающегося сердца, захлебывающегося в эмоциях космического горя. Там он увидел полусидящую, опирающуюся одной рукой о грязную землю, молоденькую девушку.
Взгляд ее голубых глаз был стеклянным. Слезы беспрерывным ручейком струились, падая на обнаженную девичью грудь. От рыданий и спертого прерывистого дыхания грудь содрогалась в угасающем ритме. Казалось, что девушка была готова умереть, не сходя с этого места. Места насилия и надругательства над ней. Ее новенькое платьице было разодрано. Лицо в побоях. Из носа текла кровь. Кровь также была и на подоле истерзанного платья.
– Боже мой. Что случилось? Меня зовут Слава, можно просто Филипок. А как тебя зовут? – залепетал ошарашенный Филипок, обращаясь к насмерть перепуганной девушке.
Он поднял ее с земли. Поправил как мог то, что еще осталось от платья и могло прикрывать фигуру девушки. Накинул на ее плечи свой пиджак, обтер ее лицо от крови своей рубашкой и начал выслушивать рассказ бедолаги.
– Зовут меня Анюта, – девушка почувствовала заботу и тревогу за нее настоящего мужчины, который был готов оказать ей помощь, защитить. Она грустно улыбнулась. – Филипок звучит забавно.
– Это меня так кореша прозвали еще в детстве. Фамилия у меня Филиппов. Вот и прилипло прозвище на всю жизнь. А че, мне нравится. Совсем даже не обидно, – заулыбался Слава, разглядывая девушку. – А ты красивая, однако. Рассказывай, что случилось?
– Стыдно мне об этом говорить. Да ладно. Я приехала учиться в медицинский институт. Сама я из Тайшета, там живут родители и брат. Вот сегодня пошла погулять. Хотелось на бульваре Гагарина Ангарой полюбоваться. У нас тоже речка есть – Бирюса, только она не такая большая, но тоже очень красивая.
Но не дошла я, не успела. Возле драматического театра на меня налетели двое здоровенных парней, им помогали еще двое. Они меня потащили в кусты в палисадник. Я отбивалась, кричала, но никто не пришел мне на помощь, даже милицию не вызвали. От ударов кулаком в лицо я на какое-то время потеряла сознание.
Когда очнулась, то меня уже насиловали. Двое пацанов держали руки и зажимали рот, а двое верзил поочередно упражнялись внизу. Гады, сволочи.
Какой я теперь мужу достанусь? Что со мной будет? Ведь я была девственницей. Берегла себя для будущего любимого. А теперь позору не оберешься, – Анюта опять горько заплакала и прижалась к Славе.
«Что за народ такой? Моя хата с краю. Никто не вмешался, не спугнул хотя бы этих козлов вонючих», – подумал Филипок. А вслух произнес:
– Куда тебя, Анюта, проводить: в больницу, в милицию или еще куда?
– Не знаю я. В милицию не хочу, боюсь. Допросы, расспросы – это дополнительные унижения. Да и мужики в основном в милиции работают. Будут надо мной насмехаться.
Да и защитят-то они вряд ли. У тех гадов нож. Они когда меня волокли, им в левый бок под ребро упирались. Мол, будешь орать и сопротивляться, прирежем. Они ведь могут подкараулить меня на улице и убить. Таким терять нечего. А заступиться за меня в Иркутске некому. Да и в Тайшете тоже.
Даже мой родной брат издевался надо мной. Бил и даже пинал ногами, когда я была еще подростком. Одна боль мне от мужчин.
Слава, а проводи меня до общежития. Я там переоденусь. Девчонки-старшекурсницы меня осмотрят, помогут по медицинской части. Я тебе пиджак потом или сразу верну. Хорошо, Филипок?
– Хорошо. Пойдем, Анюта. Я тебя провожу и в обиду никому не дам. Не бойся, теперь у тебя есть защита. В моем лице.
При подходе к памятнику Ленина Анюта задрожала и, судорожно вцепившись в руку Славы, стала прятаться за его спину. Было видно, что она жутко напугана.
– Слава, это они, – еле вымолвила девушка, показывая взглядом на группу парней, вальяжно стоявших и о чем-то бурно разговаривавших на перекрестке двух главных улиц города.
– Ну ты, Анюта, говорила, что за тебя заступиться некому. Сейчас я не только заступлюсь, я отомщу за тебя этим мразям. Они долго будут помнить этот вечер. Подонки гребаные. Сейчас увидишь все своими глазами. Не бойся, ты со мной.
– Ребята, разговорчик имеется, – презрительно сплюнув через нижнюю губу, произнес Вячеслав, отпустив из своей ладони руку испуганной Анюты.
Парни опешили. Они вчетвером. Они не могли ожидать такой наглости от пацана, не отличавшегося большими габаритами. Двое насильников были аж на две головы выше Филипка. А двое их пособников («подсобных рабочих») были невысокими, но коренастыми.
Настроены они были круто и жестко. У одного из них в руках сверкнула финка. Атмосфера начала накаляться, как над вулканом, готовящимся к извержению лавы.
– А не пошел бы ты, шибздик, к такой-то матери? – язвительно ответил Филипку один из здоровяков и громогласно захохотал: – Гы-гы-гы. Гы-гы-гы.
«Так, до хлебальника я, пожалуй, не дотянусь. Длинные гаденыши. Тогда ловите, гады», – успел подумать Слава и мощнейшими ударами с двух ног попеременно нанес разящий урон противнику в нижнюю часть тела в область мошонки.
Сейчас бы это назвали запрещенным приемом кикбоксера или бойца ММА. А тогда Филипок просто применил навыки отличного футболиста. Только предметом удара был не мяч, а похотливое плотское естество негодяев насильников. Гол надо было забивать однозначно. Если промахнешься, тебя самого могут забить до смерти.
Послышался страшный скрежет разрывающейся на части биомассы единственной извилины (органа мышления) этих криминальных индивидов. Ужасающие вопли сотрясли округу.
Даже голуби, восседавшие и гадившие на голову вождя мирового пролетариата, испуганно вспорхнули, оставив памятник наедине со стонами, взорвавшими всю округу.
Оба амбала скрючились, забившись в конвульсиях. Тут-то их челюсти оказались в зоне досягаемости кулаков Вячеслава. Последовавшие молниеносные удары с обеих рук и скрежет сломанных челюстей завершили акт возмездия.
Два парня, совсем еще недавно издевавшиеся над Анютой, уже поверженными и почти бездыханными лежали у ног девушки.
Филипок, улыбаясь от азарта и успеха, обернулся в сторону девушки. Его глаза кричали:
«Зло не должно оставаться безнаказанным. Вот, смотри, Анюта, смотри, я отомстил за тебя. Враг повержен».
Девушка была близка к шоковому состоянию от ужаса, но ее глаза были переполнены благодарностью этому почти незнакомому парню, бесстрашно вставшему на ее защиту.
В этот момент последовал удар ножа в спину Славы, отвлекшегося от поединка всего на долю секунды. Филипок вскрикнул.
Затем он, обернувшись, как вертушка, к которой был привязан кузнечный молот, сокрушительным ураганом ударов уложил на асфальт, рядышком с их хозяевами, оставшихся двух противников.
Как выяснилось позже, рана у Филипка оказалась неопасной. Нападавший парень, с ножом в руке, упал плашмя. Рожа агрессора со всего маха врезалась в дорожное полотно улицы, окрасив его красной жижей. Слава в горячке выхватил нож из руки своего несостоявшегося убийцы. И всадил ему в ягодицу.
Рукоятка ножа заиграла, завибрировала. Сегодня, наконец-то, нож нашел себе достойные ножны – футляр для безопасного хранения. А что, в этой жопе ему и место…
Сизые облака играли в закатных лучах солнца. Казалось, что они тоже ликовали победе добра над злом. Они радовались, глядя на Филипка, и грустили, переживая за Анюту. Им с высоты видно далеко, но они не смогли предупредить нашего молодого человека о надвигающейся опасности. Хотя очень старались. Облака закручивались в вихре, потом опускались низко к земле и стремительно взлетали вверх. Они становились темнее и темнее. Они уже совсем почернели. Казалось, что облака с тревогой кричали парню:
«Филипок, берегись! Славка, спасайся! Убега-а-ай».
Но наш молодой боец ничего не слышал. Он любовался Анютиными глазками. Они уже не были теми стеклянными, которые он увидел в первое мгновение их встречи. Ее глаза светились в этой опускающейся темноте синими сапфирными лучами. Их свет преломлялся в сознании нашего героя всеми цветами радуги, согревая и лаская его взволнованное юношеское непорочное сердце.
«Какие же они, эти глаза, прекрасные и добрые, – думал, восхищаясь их красотой, Филипок. – Какая необыкновенная эта девушка Анюта. Я без нее, кажется, уже не смогу жить. Да, да, не смогу, не смогу!»
Чувство притяжения и любви стало вытеснять в его мыслях ощущения сострадания и жалости к этой безвинной и недавно еще беззащитной девчонке. Он стал ощущать непреодолимое влечение к своей новой знакомой. Только эти светлые силы притяжения внезапно встретили сопротивление, жесткое и грубое противодействие.
С четырех сторон, и по «бороде», и по «лысине», к месту события подъехало четыре милицейских воронка. Славке выкручивали руки, его душили крепким хватом сзади. Потом повалили на асфальт и заковали в наручники.
Анюта кричала:
– Отпустите его, я не позволю, не отдам…
Хотя Слава не оказывал сопротивления милиции, его несколько раз пнули в живот и по печени и забросили в клетку автомобиля, предназначенную для бандитов, жуликов и других арестантов. Немудрено, но по сложившейся на местности обстановке и по всем приметам именно он больше напоминал бандита. Рубаха Филипка была вся в крови.
Откуда им знать, что это была кровь Анюты. У Славки не было носового платка, и разбитый нос и лицо девушки он бережно обтирал своей рубахой, которую потом просто застегнул, отдав пиджак Анюте. Но милиционеры этого знать не могли. Они видели только кровь на асфальте, кровь на рубахе, плюс четыре лежащих тела с ножом, воткнутым в задницу одного из них.
Картина вполне однозначная. Пазлы сложились так: доблестные охранники порядка по сигналу внимательных и бдительных граждан обезвредили и задержали вооруженного и опасного преступника.
Девушку прогнали. Четверых пострадавших на машинах скорой помощи увезли в Третью кировскую больницу, в травматологию, что возле Центрального рынка. Там всегда принимали раненых, переломанных, искалеченных и побитых граждан.
