Почти три долгих мрачных года
Стервятник город мой терзал,
Но не насилием, не казнью
Шахтёрский дух он не сломал.
Врывались дни войны кровавой
Народы уходили в прах,
И город мой ушёл в подполье
Громить врага в его тылах.
Мне не пришлось бросать гранаты,
Был штык тяжёлый не по мне,
Но только то, что дети рядом
Людей держало на земле.
За них, за крошечных, народы
На всех фронтах вели бои,
И миллионы душ невинных
В той бойне страшной полегли.
Без громких слов, но верой страстной
Что бой последний недалёк,
Ушёл мой дядя в партизаны
Простой шахтёрский паренёк.
Пойди, измерь те километры,
От Ингульца до Жёлтых Вод,
Когда связным (и чаще ночью)
И сам и с Верой он пройдёт.
А Верочка его подруга
Жена и мать его детей
Была ему во всём опорой
И презирала палачей.
Для них в условиях террора,
Приказ подполья был закон,
И с дерзкой выдержкой, терпеньем
Могли пройти любой заслон.
А на руках ещё и дети
Свои, чужие…– все свои.
И ради них и ради жизни
Они себя не берегли.
Теперь, спустя десятилетия,
Нате дороги лег асфальт.
Тогда же, каждый шаг,– последний
И стынет кровь от крика «Хальт!»
***
Войну я помню очень смутно
Лишь эпизоды – танк, солдат…
На берегу отлогом дети,
А сверху, с кручи, автомат.
Нас двое в санках и, преградой
Вдруг пуля встала на пути.
Мы на снегу и он не дышит
С пятном кровавым на груди.
А после строчки автоматной
