– Взаимно. Скажите, а гонки давно начались?
– Как Вы можете не знать точного времени начала соревнований? Весь город обклеен плакатами.
– Я недавно в Уотербери и еще ничего здесь не знаю, – призналась я и на всякий случай добавила:
– Извините, если это Вас обижает.
Стивен Смит окинул меня странным взглядом.
– Так Вы, выходит, впервые на Гранж Пул Драйв?
– Именно.
Он покачал головой то ли с восхищением, то ли с недоумением.
– Золотое время, Сара. Я очень Вам завидую.
– Почему?
Публика прильнула к ограждению, застыв на мгновение. Мужчина дождался, пока стихнет визг резины проносящегося болида, и продолжил:
– Сегодня самый счастливый день в Вашей жизни. Можете мне поверить.
– Ну, не знаю. Я пока что ни в чем не могу разобраться.
– Я прекрасно помню, как впервые побывал здесь десять, нет, одиннадцать лет назад. Незабываемый день, после которого я влюбился в Гранж Пул Драйв навсегда и больше не пропускал ни одного соревнования. Гонщики, механики, тренеры, болельщики – все они меняются с годами, но Гранж Пул Драйв не меняется никогда. Он все тот же, что и много лет назад, я имею в виду царящую здесь атмосферу. И Уотербери по-прежнему сильно любит Формулу-1.
Мы помолчали. Я не знала, что на это ответить, ведь чувство трепета и любви, с которыми мужчина описывал свое прошлое, на тот момент не были мне близки.
– Долго обычно это длится? – спросила я, наконец.
– Так как это пробное соревнование, а не чемпионат, осталось четыре круга, это около двадцати двух минут.
– Хотелось бы мне больше об этом знать. А то чувствую себя не в своей тарелке.
Стивен Смит, одарив меня едва уловимой улыбкой, указал куда-то рукой.
– Взгляни туда. Это фан-зона. Там располагаются родственники и близкие друзья гонщиков. Финишная черта находится ярдах в тридцати от нас, сразу за пит-лейном. Когда все кончится, пилоты окажутся поблизости. Для зрителей откроют дальние ворота, едва последний участник пересечет финишную линию и все болиды остановятся.
– Болельщиков пускают на трассу? – удивилась я.
– Разумеется. Чтобы они могли лично поздравить победителя и еще двух гонщиков на подиуме.
– А за кого болеете Вы?
– А по мне не видно? – засмеялся мужчина. – Посмотри на эти красные футболки и шлемы вокруг, на плакаты, даже стаканчики с колой. Что между ними общего?
– Восемьдесят пять, – ответила я, уже догадываясь. – Это чей-то номер, да?
– Это номер самого лучшего пилота в Нью-Хейвен на данный момент. Гектора Соулрайда.
Он произнес это имя с такой искренней гордостью, с таким восхищением, что мне стало не по себе. Должно быть, 85 считается священным числом в Уотербери. А Гектор у них вместо Иисуса Христа. От нетерпения я дергала ногой, постукивая ступней по железной перекладине. Мне хотелось, чтобы гонка поскорее закончилась.
– Почему вам всем так нравится Гектор? Почему лично Вы за него болеете? – кусая губу, обратилась я к своему новому знакомому.
Мужчина повернулся ко мне. Вид его выражал глубокое изумление.
– А ты его… не видела?
– Нет.
– НИКОГДА?
– Никогда.
– Ну тогда смотри. Сама все поймешь.
– Мне все так говорят.
– И они правы.
– Но почему? Почему вы все сводите к внешности? Зачем мне на него смотреть? – ощутив сильное раздражение, я повысила голос. – Вы хоть что-то знаете о нем, кроме визуального облика? За что вы любите его? Только за то, что он красивый? Я не понимаю!
До сих пор для меня является загадкой, отчего я тогда так разозлилась, и почему мужчину не обидели мои слова. Должно быть, Стивен Смит был слишком снисходителен к тем, кто впервые посещал гонки и вопросов имел гораздо больше, чем терпения. Выслушав мою тираду, мужчина коротко усмехнулся, а я попыталась взять себя в руки.
– Последний круг! Лидирует восемьдесят пятый. С небольшим отрывом от него идет шестьдесят третий! Сорок девятый зашел на пит-стоп! – громогласно объявил один из комментаторов, и трибуны зашумели, размахивая бесчисленным количеством рук.
Складывалось впечатление, что здесь действительно собрался весь Нью-Хейвен – размеры стадиона это позволяли. И ребята из салона сейчас где-то тут, и Гвен, и Патрик, и Хартингтоны, и наверняка все, с кем я успела познакомиться. Может быть, даже тот приятный булочник.
Не выдержав напряжения, я резко поднялась, чтобы покинуть Гранж Пул Драйв. Но Стивен Смит схватил меня за руку – не грубо, но настойчиво. Я взглянула ему в лицо, нахмурившись.
– Нет, не уходи. Я тебе не позволю.
– Зачем мне оставаться?
– Не увидев финала, ты многое потеряешь. Сядь. Ты все поймешь.
Трибуны затихли, сотнями глаз наблюдая за экранами видеотрансляции. Последний круг подходил к концу, комментаторы смолкли, всеобщее напряжение накапливалось в невидимый глазу энергетический купол, готовый рвануть над автодромом подобно атомной бомбе.
В воздухе носилось нечто пугающее и притягательное одновременно. Стало слышно, как надрываются для последнего рывка двигатели и повизгивают на резких поворотах шины. Болиды приближались издалека с левой стороны, над полотном трассы дрожал раскаленный воздух.
Я сама не заметила, как поднялась на ноги, подавшись всем телом вперед и вытянув шею. Оказалось, весь стадион синхронно сделал то же самое. От этой мысли мне стало на удивление волнительно, появилась слабость в коленях, вспотели ладони. Стивен Смит посмотрел в бинокль, что висел на его груди, и сообщил, ни к кому конкретно не обращаясь в застывшей тишине:
– Гектор и сынок Хартингтонов идут почти наравне.
– Черт возьми! – с досадой крикнул кто-то.
– Не может быть.
