Максим Максимович недовольно хлопнул дверью своего «Мерса» и уехал.
– И что делать, Владимир Алексеевич? – спросил прораб.
– Что делать? Доделываете.
Дорогу закончили в воскресенье, а уже в среду Владимира Алексеевича вызвали в суд.
– Как лихо-то! – возмущался он в своём «BMW», – обычно тянут, тянут, а тут за два дня управились. Оперативно.
– За что судить-то будут? – удивлялся Володя.
– За дорогу, ясный пень, в смысле за самоуправство.
Из здания суда Владимир Алексеевич вышел радостно-весёлый.
– Всё в порядке? – с надеждой спросил Володя.
– Ну да, – сказал Владимир Алексеевич и потряс документами перед носом водителя.
– Что это?
– Штраф и счёт за работы по приведению дорожного полотна в первоначальный вид.
– Чего? – не понял Володя.
– Чего, чего. Работы осуществлялись без проекта и согласования с администрацией, что могло причинить вред местным жителям и их имуществу.
– Они там с ума сошли? Вы видели, Владимир Алексеевич, как они привели дорогу в первоначальный вид?
– Нет и смотреть не хочу.
– Поехали, посмотрим, должны же вы знать, за что платите.
– Ты что-то хитришь, Володя, по глазам вижу.
– Поехали, поехали.
Владимир Алексеевич с удивлением вышел из машины.
– Забавно, – произнёс он.
По краям дороги и по разделительной полосе аккуратно отбойным молотком были наделаны отверстия через каждый метр дорожного полотна.
– А что вы удивляетесь, Владимир Алексеевич. Да если бы эти ремонтники что-нибудь с дорогой сделали, их местные тут же и закопали.
Владимир Алексеевич вздохнул:
– Наивняк ты, Володя. Думаешь рабочие посмели бы ослушаться нашу администрацию? Да и обыватели наши с дивана бы не сползли и тапки бы не надели, пусть хоть весь мир рушиться. Тут всё хитрее. Думаешь, почему Максим Максимович в самом конце строительства появился? Думаешь, он не знал, что я дорогу строю? Знал. Администрация там, наверху, выпросит деньги на строительство дороги, дырки аккуратно залатает, а оставшиеся бабки честно поделят меж собой.
Водитель удивлённо хлопал глазами, а потом произнёс:
– Не расстраивайтесь, Владимир Алексеевич, ваши деньги не зря потрачены.
– Я не расстраиваюсь. Поехали, Володь, работать.
Завещание
Владимир Алексеевич в мрачном настроении задумчиво стоял у окна в своём кабинете. За окном собиралась гроза, темнело, вот-вот начнётся ливень.
– Владимир Алексеевич, – по внутренней связи обратилась секретарша, – к вам посетитель. Утверждает, что ваш школьный товарищ. Впустить?
– Впусти, – Владимир Алексеевич был слегка удивлён.
Дверь отворилась и вошёл мужчина, ровесник хозяина кабинета, лет сорока пяти, с чёрной сумкой через плечо, в белой рубашке с короткими рукавами в мелкую синею клетку, в джинсах и когда-то белых кроссовках. Был он немного смущён.
– А, Васька, бандито-гангстерито, – с усмешкой произнёс Владимир Алексеевич, – мой совет в прок пошёл три года назад?
Три года назад у Василия серьёзно заболела жена, требовалось дорогостоящее лекарство. Он случайно встретил на улице Владимира Алексеевича и был приглашён в офис. В офисе Владимир Алексеевич самодовольно распинался о жизни, сказав, что если человек не может заработать денег столько, сколько ему надо, то пусть их украдёт. Если очень надо, то грех небольшой. Василий тут же воспользовался советом и украл у него сто тысяч рублей. Потом он прислал письмо, объясняя свой поступок, а также сдачу, оставшуюся от покупки лекарства. Владимир Алексеевич не стал преследовать своего школьного товарища.
– Я верну, – произнёс посетитель неуверенно.
– Да? Не думаю, видимо, случилось что-то такое, что кражей делу не помочь. В прошлый раз всё получилось у тебя?
– Да, спасибо тебе, Володь, я верну.
– Если бы смог вернуть, сюда бы не пришёл.
– Сейчас у меня совсем беда, Володя.
На глаза Василия навернулись слёзы, но он справился и продолжил:
– Машенька, дочка, пятнадцать лет девочке, здоровая такая была и вдруг оказалось, что у неё сердце больное, срочно требуется операция, но она платная, самая дешёвая в Швейцарии.
– И сколько?
– Шестьсот пятьдесят.
– Шестьсот пятьдесят?
– Швейцарских франков.
– Двадцать один миллион рублей примерно. А почему Швейцария? А в России таких операций не делают?
– Делают, но тоже платно.
– И сколько?
– Два миллиона.