Упругий матовый муар
Приятен глазу.
И в волосах сквозит слегка,
Как в сне спокойном,
Порыв морского ветерка
В заливе знойном.
Исчезнет прежняя печаль,
Когда с тоскою
На корабле отчалю вдаль
С волной морскою.
И будут мне светить тогда
Без сожаленья
Очей чудесных жемчуга —
Ночи творенье.
Качнулся твой змеиный стан,
Бездушный к ласке,
И танцем вечным обуян,
Вдруг взвился в пляске.
Головку в локонах склонив,
По-детски скромно,
Танцуешь, но тебя мотив
Ведет неровно.
Одежды парусом седым
Спадают будто,
Но разглядеть их легкий дым
В тумане трудно.
Лишь зубы белые горят,
Слюной омыты,
Так льдин в реке весенний ряд
Несет открыто.
Я залпом выпью всю тебя,
Подобно чаше,
В туманность звезд пролью, любя,
Блаженство наше.
ПАДАЛЬ
Когда гуляли мы под солнцем знойным,
Вы помните, душа моя,
На тропке падаль в виде непристойном
Гнила, оскал свой затая?
Она, раскинув ноги, словно шлюха,
От жара похоти вспотев,
Разверзнутое выпятила брюхо, —
Чудовищный зловонный зев.
И солнце жгло нещадно эту тушу,
И гной сочился на жнивье,
Чтобы отдать Природе, отняв душу,
Останки бренные ее.
И отвращения тогда при виде тела
Вы не сумели побороть,
Лишь сверху небо синее глядело
На развалившуюся плоть.
Над ней уже давно роились мухи,
Жужжаньем оглашая зной,
И видно было, как личинки в брюхе,
Ползли, высасывая гной.
Вся эта груда мерно шевелилась,
Как будто снова ожила —
Дышала смутно, множилась, плодилась
И становилась тяжела.
И шорохи неясные под тленом
Неслись – в них можно было угадать
Гниющих вод движение рефреном,
Шуршанье зерен, топкую ли гать…
Созвучий зыбких, черт соединенье
Неясное, как сонный бред,
Пока художник, вспомнив, на творенье
Не обозначит тень и свет.
У камня притаившаяся сука
Косясь, со злобою ждала,
Пока уйдем мы, чтоб без звука
Кусок умыкнуть со стола.
Вот так и Ваш холодный труп могила
Когда-нибудь покроет тьмой
Моя звезда, души моей светило,
Вы, несравненный ангел мой.
И Ваш чудесный стан на ложе будет
Покоиться в сырой земле —
Небытие и тлен вгрызаться в груди,
И черви ползать на челе.
Но и познав сверлящие лобзанья,
