Старуха, где мои унты?!»
***
И вот однажды заявился
Вергил с шаманом в Тель-Авив,
Собрал консилиум учёный,
Конкретно с ним поговорив.
Быть до конца бескомпромиссным,
Чего уж там, Вергил умел —
Весь свет науки медицинской
Он враз оставил не у дел:
«Из ваших бесовских методик
Не помогает ничего.
Пошли все на хуй из палаты.
Мы сами вылечим его!»
Когда врачи щемились в двери,
Навстречь им шествовал, как царь,
Джедай тайги Иван Петрович,
Неся шаманский инвентарь.
И вот в палате белоснежной
Над телом, впавшим в коматоз,
Удары бубна зазвучали
И пенье горла полилось.
Толпясь за стенкою стеклянной
Академический народ
Дивился звукам песни странной,
Шаман которую поёт.
Тряся оленьими рогами
И кулаком долбя тюнгур,
Он внёс в столпы научной мысли
Известной степени сумбур.
Вот стали громче звуки бубна
И горла аккомпанемент
И всё быстрее кр?жат в пляске,
Как змеи, вихри пёстрых лент.
Вдруг помещение померкло,
Как будто дым или туман
Заполонил на миг палату.
Тут пал бездыханным шаман.
Вергил вбежал, доставши фляжку
И отстраняя докторов,
Заставил проглотить шамана
Из фляги несколько глотков.
Тот приоткрыл глаза и взглядом
Просил оставшееся влить.
Допив, довольно облизнулся
И тихо молвил: «Будет жить».
Профессора не допускали,
Что принесёт обряд успех,
Но вырвался одновременно
Вскрик удивления у всех:
Дисплеи светятся приборов
И каждый датчик говорит,
Что пациент уже не в коме,
А сном здоровым крепко спит.
Когда пришельцы из России
Покинули притихший зал,
Седой профессор наклонился
И с пола фляжку подобрал.
Понюхав горлышко у фляги,
Взгляд ошалелый поднял он:
«Коллеги, да федь это русськи
Домашни фодка – са-моу-гон!»
Так, супротив научным догмам,
Спас друга старого Вергил,
Прибегнув с помощью шамана
К поддержке тайных высших сил.
Восстановленье было быстрым
К позору медиков-светил.
В свои дела, в палате лёжа,
Вергила Белкин посвятил.
Был удивлён Валерий сильно,
Что тот с Евгением знаком,
И посчитал всё, что случилось,
Судьбы занятным узелком.
Вергил не мог не согласиться,
Что доля правды в этом есть,
Ведь Жене он в какой-то мере
Обязан был, что был он здесь.
Тем временем Иван Петрович,