То ли эти слова успокоили Нину, то ли она уж очень устала от мучивших её в течение нескольких часов схваток, которые наконец ослабели, Нина закрыла глаза и задремала. Прикорнула в кресле и Арина Семёновна. В доме наступила тишина…
Пока стало тихо, и все успокоились, а скорее, затаили дыхание, давайте и мы отвлечёмся ненадолго от таинственного и важного события, которое вот-вот свершится в комнате Нины, и немного познакомимся с домом и его обитателями.
* * *
Событие, о котором идёт речь, происходило в маленьком уездном городке Тамбовской губернии, расположенном более чем в шестидесяти верстах от ближайшей железнодорожной станции. Далеко не на всех картах Российской империи можно было его найти. Но тем не менее к тому времени он имел девять церквей, из них один собор, одну мужскую и одну женскую гимназии, городское четырёхклассное училище, Саровское духовное училище, основанное и содержащееся на средства Саровского монастыря, епархиальное училище для дочерей священнослужителей и несколько церковно-приходских школ. Потому город и считался довольно значительным культурным центром.
Был тут, конечно, и базар с базарными днями по воскресеньям и средам и годовой ярмаркой на св. Ипатия. Два трактира, посещаемых местными ямщиками да проезжими чиновниками. Была земская уездная управа, городская дума с городским головой, полицейский участок со становым и земским начальниками и так называемая Новая аптека. По Базарной улице размещалось десятка полтора лавок и лавочек, громко именовавшихся магазинами, в которых продавались всякие товары. Был кирпичный завод. Была в городе земская больница, где работал единственный на весь уезд врач, Алексей Михайлович Будянский. Он и обеспечивал медицинской помощью не только больных города, но и окружающих помещиков и жителей деревень и деревушек, а их во всём уезде было предостаточно. При этом помощь ему приходилось оказывать самую разнообразную, начиная с удаления зубов, с какими не мог справиться фельдшер, приёма родов, когда помощи «бабки» оказывалось недостаточно, до операции аппендицита или грыжи. Лечил Алексей Михайлович и внутренние недуги.
К работе своей, особенно в первые годы, доктор Будянский относился с большим энтузиазмом. В отличие от многих земских эскулапов того времени, больше уделявших внимание преферансу или выпивке, чем больным, Алексей Михайлович проводил в своей больнице целые дни, а подчас и ночи. Его стараниями была открыта Новая аптека, расширена больница и получена должность второго врача. Её вот уже около полугода занимала молоденькая дипломированная женщина Янина Стасевич.
Именно поэтому доктор Будянский среди местного городского и сельского населения пользовался огромным уважением и любовью. Но недолюбливали его помещики главным образом потому, что он, пренебрегая хорошими гонорарами, очень неохотно выезжал на вызовы в поместья. Алексей Михайлович считал, и не без основания, что большая часть этих приглашений делается по пустякам, и если какой-нибудь крестьянин, заболевший серьёзно, вынужден был идти к нему в больницу иногда за несколько десятков вёрст, то уж помещик-то мог привезти своего больного, имея, бывало, не менее десятка лошадей. Присланному за доктором слуге он говорил:
– Вот что, братец, скажи-ка ты своему барину, пусть велит запрячь лошадок, да и привезёт сюда свою барыньку, тут всего-то три версты, а то видишь, какая у меня очередь ещё с утра. А я уж, так и быть, приму её без очереди, с парадного хода.
И приходилось богатейшему владельцу, например, Итяковского имения, скрепя сердце везти свою капризную больную в город.
Не изменил Будянский характера в ущерб собственным доходам и после появления отличной помощницы Янины Владимировны Стасевич. Она приехала вместе с мужем, поговаривали, будто высланного из Польши за участие в крамольных волнениях, назначенного одним из трёх лесничих Темниковского уезда – Пуштинского; были ещё Саровский и Харинский. В те времена вокруг Темникова имелось множество густых сосновых, еловых и смешанных лесов.
С Будянским и Стасевичами вскоре после приезда очень подружилась учительница Пигута.
Была в городе и публичная библиотека, помещавшаяся почти против того дома, в котором поселилась Мария Александровна. Заведовала библиотекой большая любительница книг Варвара Степановна Травина – старинная и искренняя приятельница Маши ещё по Петербургу.
Недалеко от квартиры Пигуты была площадь, вымощенная булыжником. По воскресеньям и другим праздникам она подметалась дворниками окружавших домов, почему и называлась Чистой. Посреди неё стоял высокий столб, на нём висел фонарь, единственный на весь город керосинокалильный фонарь – чудо XX века.
Спустившись мимо Новой аптеки по Базарной улице с Чистой площади, можно было попасть на Базарную площадь, которая хоть и не называлась Грязной, но вполне заслуживала такого названия. Она была немощёной, и вся остающаяся с базарных дней грязь так никем никогда и не убиралась. Только весной, когда со спускавшихся на базар улиц ручьи сливались в мощный поток, прозванный жителями Самбег, и разливалась река Мокша, затопляя большую часть Базарной площади, вместе с водой уносились все накопившиеся за год нечистоты и мусор. На одной стороне этой площади стояли два трактира – постоялых двора, один из них с номерами, и казёнка, а с другой – многочисленные ларьки, открывавшиеся только в базарные дни.
Город в основном был застроен деревянными одноэтажными домами, лишь изредка попадались двух- или полутораэтажные. Все они были окружены фруктовыми садами, где росли яблоки, малина, смородина да крыжовник.
Каменных зданий было всего семь: здания земской уездной и городской управы, городского головы, полицейский участок, городское училище, одна церковно-приходская школа, здание Новой аптеки и недавно построенная женская гимназия. Зато все девять церквей были кирпичные, причём некоторые по своим архитектурным достоинствам не уступили бы и столичным.
В это время жителей в городе насчитывалось около восьми тысяч человек.
Сразу же за рекой Мокшей, в каких-нибудь двух верстах от города, находился большой мужской монастырь – Санаксарский. По другую сторону, в трёх верстах – женский монастырь Девичий на Провале. Так он назывался потому, что стоял на берегу небольшого, совершенно круглого, очень глубокого озера Провал.
Дальше в этом же направлении, верстах в сорока, находился известный всему православному миру монастырь Святого Серафима Саровского, обычно называемый жителями Саровским.
А сам город расположен на правом берегу реки Мокши, впадающей в реку Цну, которая, в свою очередь, впадает в Оку, а уж последняя, как известно, – в Волгу. Мокша весной разливалась в левую низинную сторону на протяжении нескольких вёрст, летом же в отдельных местах её мог перейти даже ребёнок.
Однако на Мокше в некоторых тихих местах были омуты глубиною до нескольких сажен, два из них прямо возле города.
На противоположном левом берегу реки все деревни и сёла были русские и татарские, причём часто с одинаковыми названиями, например, Караево Русское и Караево Татарское.
По воскресеньям и средам на базар в город съезжались крестьяне со всех окрестных деревень, и площадь гудела от криков и споров на самых разных языках: торговались на русском, татарском, мордовском и даже чувашском. Каждый из этих народов привозил свои, свойственные только им товары. Приехавшие были одеты в свои национальные костюмы, и поэтому базары эти были красочны и своеобразны.
На берегах Мокши находились и большие барские имения: Итяковское, Демидовское, Карачаевское, Кочемировское и другие.
Вот мы и познакомились с городом, в котором нам придётся провести немало времени. Он носил название Темников.
По преданию, он был заложен одним из татарских завоевателей. То ли по имени Темник, то ли по количеству предводимых им войск («тьма» – 10 000, начальников над таким войском называли темниками) – сказать трудно, но старожилы только этим объясняют очень большое количество татар, проживавших как в самом городе, так и в его окрестностях.
Вот в этом-то глухом чудном городке и жила Мария Александровна Пигута, служившая в это время начальницей Темниковской женской гимназии. Её дочь Нина приехала к ней, чтобы произвести на свет своего первенца.
Почему же Нина Болеславовна Алёшкина-Карпова, учась и живя в Петербурге, не воспользовалась услугами столичных медиков и столичных клиник, а приехала в такую глушь? Когда и почему в этом городке поселилась Мария Александровна Пигута?
Чтобы ответить на эти вполне уместные вопросы, нам надо совершить довольно длительную экскурсию почти на полвека назад в места, удалённые от г. Темникова на большое расстояние.
* * *
Арина Семёновна посапывает в своём кресле, Нина стонет во сне, тихонько поскрипывают половицы в коридоре под осторожными шагами других обитательниц дома, на улицах ночная тишина…
Никто не мешает нам совершить такую экскурсию.
Глава вторая
В начале шестидесятых годов XIX столетия в Санкт-Петербург на постоянное жительство переселилось семейство Шиповых. Это были последние представители некогда крупного и известного дворянского рода. В своё время этот род, ведущий свою родословную чуть ли не со времён Ивана Грозного, обладал большими земельными угодьями и владел не одной тысячью душ крепостных. Но с начала XIX века поместья их, дробившиеся между многочисленными наследниками, пришли в упадок, часть их была распродана, часть пошла на уплату долгов казне.
Одним из последних помещиков этого дворянского древа был Павел Антонович Шипов. Он служил при дворе Павла I, затем службу бросил, уехал за границу, прокутил остатки состояния и после своей смерти оставил сыну Александру Павловичу Шипову одно заложенное и перезаложенное имение Рябково, расположенное в Костромской губернии. Там и жило семейство Шиповых до 1865 года.
После того, как были погашены все долги отца, у Александра Шипова от всего имения остался дом в Рябково с садом, двором, дворовыми постройками и огородами. Жить с семьёй на доходы от такого имения он не мог и поэтому переселился в Петербург, где снял квартиру на Петербургской стороне по Торговой улице в доме Печаткина. В Рябково же Шиповы стали приезжать только на лето.
Переехав в Петербург, беспоместный помещик поступил на службу в какое-то ведомство, чтобы содержать семью, состоявшую к тому времени из него, жены, двух сыновей и двух дочерей. Жизнь в Питере требовала больших расходов, а доходы – только жалование Александра Павловича. Вероятно, поэтому сыновья его не пошли в кадетский корпус, как тогда было принято у большинства дворян, а, окончив гимназию и университет, поступили на службу. Старший – Павел Александрович – в земельное управление, а младший – Александр Александрович – в Государственное казначейство.
Сразу же по окончании университета Павел Александрович женился на дочери богатого промышленника – миловидной, хорошо воспитанной и образованной девушке, получившей к тому же довольно солидное приданое. Да и сам он зарабатывал порядочно. Так что жизнь его была вполне благоустроена.
Этот брак, заключённый по всем правилам тогдашнего общества, без особого чувства со стороны молодых, а главным образом по решению родителей, одновременно со своей взаимовыгодностью (одна сторона получала дворянский герб, а другая – солидное материальное обеспечение) оказался удачным и по взаимоотношениям супругов. И хотя волею судьбы оказался недолговечным, принёс счастье обоим. Это счастье ещё увеличилось, когда в их семье появилась дочка Варенька, которую они любили без ума.
* * *
Младший сын – Александр Александрович с женитьбой не торопился, истинно увлёкся своей ответственной службой в Государственном казначействе, да так и остался на всю жизнь холостяком.
Но у Александра Павловича были ещё две дочери – Полина и Мария. Старшая, Полина, училась дома. Она с детства была горбатой и потому имела очень нервный характер. Воспитание её в каком-нибудь учебном заведении в связи с этим считалось невозможным.
А младшая, Машенька, после соответствующей домашней подготовки была отдана в Смольный. Благодаря живости своего характера, весёлому, общительному нраву и отличным успехам в ученье она заслужила истинную любовь своих сверстниц и преподавателей. Любили Машу и в семье, особенно баловал её отец. Девушка была счастлива.
Но счастье очень часто омрачается несчастьем. Внезапно после долгой болезни скончалась мать. А через два месяца заболел воспалением лёгких старший брат Павел. Пролежав всего семь дней, умер и он. Его жена, потрясённая почти внезапной смертью совсем ещё молодого мужа, слегла, как тогда называли, в нервной горячке, а после выздоровления переехала в Москву, где всецело отдалась воспитанию своей дочери, и так больше с семьёй Шиповых не встречалась.
Отец, Александр Павлович Шипов от такой тяжёлой, почти одновременной утраты тоже заболел. Маше пришлось оставить Смольный за год до окончания и взять на себя ведение домашнего хозяйства. Дома оставался один больной отец. Брат Александр жил и работал во Владимире, куда перевели Государственное казначейство, а сестра Полина ещё раньше вышла замуж за дипломата Рагозина и вместе с мужем находилась в Италии.
Шёл 1872 год, Маше исполнилось восемнадцать. В течение года так резко изменилась её жизнь! Вместо прежней беспечной и весёлой светской барышни, она являла собой теперь обременённую хозяйственными заботами, о которых прежде и понятия не имела, и в Смольном этому не учили, худенькую, замотанную, отрёкшуюся от всего личного девушку. Главной целью её жизни стало выходить больного старика-отца, только не остаться совсем-совсем одной!
А средства к существованию, на лечение? Пенсия, выслуженная Александром Павловичем, оказалась очень небольшой. Как выкручиваться, сводить концы с концами? И тут откликнулся из Владимира брат Александр, получивший известие о болезни отца. Приехать пока не может, выслал деньги. И так помогал Александр, пока не выздоровел отец, да и потом всю жизнь помогал, чем мог, своей младшей сестрёнке Маше.
Вот такие обстоятельства вынудили девушку стать затворницей. Посещать балы, концерты и театр она уже не могла – не было времени, да и приличных платьев приобрести не на что. Немудрено поэтому, что Маша полюбила чтение. Особенно её привлекала русская литература, и, хотя она свободно владела французским языком, который изучала и дома, и в институте, и как многие образованные люди того времени могла читать в подлиннике французских писателей, предпочитала им русские произведения. Читала и перечитывала Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Гончарова и новых писателей: Толстого, Некрасова, Успенского. Чтение стало её ежедневной потребностью, необходимостью.
Маша была невысокой, изящной, привлекательной девушкой на выданье. Многие уже знали, что Шиповы совсем разорены, и потому на солидное приданое рассчитывать не приходилось. Однако за неё сватались довольно состоятельные и родовитые молодые люди. Маша всем отвечала решительным отказом, ссылаясь на свою необходимость отцу. Отец, оправившись от болезни, не хотел всё-таки расставаться с дочерью. Но главное, он видел – Маша ещё не полюбила, и потому не неволил. Так прошло около двух лет.
А весной 1875 года, возвращаясь из библиотеки, Маша встретила молодого человека лет двадцати пяти. Он был среднего роста, широкий в плечах, с крупной головой и волевым подбородком, одет в поношенную студенческую тужурку. Машу поразил его взгляд.
