Вам выбирать

Строка в досье

Юмор, сатира, драма

Творчеству донского поэта Сергея Домашева присуща многоплановая широта: от миниатюры до романа в стихах, от юмора до трагедии, от забот одиночки до проблем всенародных. Стихи обнаруживают глубокую наблюдательность автора, умение тонко исследовать психологический конфликт, их характеризует задушевность и простота в описании человеческих судеб. Многие из них, написанные почти полвека назад, пронизаны светом и свежестью нынешнего дня. Предлагаемая книга открывает цикл электронных публикаций его удивительных сочинений, потому включает в себя многое из первых проб. Выпущенная однажды в бумажном варианте, она стала настольной книгой как начинающих, так и состоявшихся уже поэтов и прозаиков.

О себе

Бородой обёрнутая рожа.

За плечами груз шахтёрских лет.

Дети, внуки. А зовут – Серёжа.

Или Евдокимыч, или дед.

И не жду, чтоб кликали иначе,

Я, хоть и в чести, да не в чинах,

Не владелец трёхэтажной дачи,

Не игрок на бедах и страстях,

Не беглец от каверзных вопросов…

Свой во мне куют авторитет

Чуть не доучившийся философ

И не сразу начавший поэт.

В голосе моей негромкой лиры –

Отзвуки не сбывшейся мечты,

Сожаленья с отзвуком сатиры

И мотив житейской суеты.

Ныне удручен переворотом:

Век живя на собственных хлебах,

Уважаю тех, кто пахнет потом,

А они, как прежде, на бобах.

А они с дня надень от натуги

Жилы подневольно станут рвать,

Если не отыщут в братском Круге

То, что надлежит им отыскать.

Так хочу над жизненной рекою

Счастья звон услышать наяву!..

А пока стремленьем и мечтою,

Как в далёкой юности, живу.

1990 г.

Родник

У истоков Берёзовой речки

Гладь ковыльная в полдень слепит,

А ночами волшебные свечки

Светляки зажигают в степи.

Там курган к уплывающей туче

Поседевшей главою приник,

Там, поодаль, песчаная круча,

А под нею – хрустальный родник.

Я мальчонкою в зной полудённый

К роднику табуны приводил,

Умывался водою студёной

И беседы с ручьём заводил.

О мирах, о подземных глубинах,

О делах допотопных времён,

О морях и безводных равнинах

Мне охотно поведывал он.

А его за рассказы в награду

Охранял я от буйных коней,

И от злых суховеев ограду

Громозди л из горячих камней.

Много лет с той поры укатилось,

Нет давно ни друзей, ни родни

В тех краях; да и я, так случилось,

Ещё в детстве покинул родник.

Но остался во мне, без сомнений,

Его нрава и поступи след:

Жизнь течет без лихих потрясений,

Чередою негромких побед,

Без претензий к наградам и славам.

Лишь мечтается мне, старику:

Побывать бы в степях Вещислава

И губами прильнуть к роднику.

Поделиться с ним доброй судьбою,

Слушать говор его без конца…

Был бы тут и шалаш под вербою

Мне дороже любого дворца.

Русь

Русь родная,

В годину ненастную

Скорбь не скроешь, видна за версту;

Ты слыла Василисой Прекрасною,

Да утратила вдруг красоту.

В парадоксах прогресса

и косности

Ты, на диво себе и гостям,

От лаптей возносилась

до космоса,

А от космоса мчишься к лаптям.

Те, кото ты в ладонях взлелеяла,

Дочерьми, сыновьями звала,

Обвиняют –

Не то ты посеяла,

И клянут –

не туда привела.

И в суровой твоей биографии

Очернили немало страниц,

И заборы в твоей географии

Громоздят на пунктирах границ.

Как орлица,

которую ранили,

Смотришь ты в опустевшую высь…

Только петь панихиду не рано ли?!

Русь родная,

воспрянь, встрепенись!

Отряхнись от худы незаслуженной,

Горечь с сердца улыбкой сними,

И рукой материнской натруженной

Тех, кто верен тебе, обними.

1990 г.

В моём краю

Рассветает.

Эарделся румянцем восток.

Сумрак ночи уходит без спора.

Тимшина,

не шелохнется даже листок,

От зари пламенеют озера.

В блике алого света, в рывке поплавка

День трепещет мгновеньем рожденья,

И ведро, под упругой струёй молока

Возвещает села пробужденье.

На росистом лугу,

у лесной полосы,

Там и сям закипает работа:

Виден взмах косаря,

слышен посвист косы,

Реют запахи сена и пота.

Зазвенела пчела, поднимаясь в полёт,

В небесах – ликованье и пение,

Дымарём, как трубой, задымил пчеловод,

Рыцарь боли труда и терпения.

Воздух звучен, искрист,

как тончайший хрусталь,

Золотыми прошитый лучами…

Всё, что рядом – как в сказке,

а дальнюю даль

Описать невозможно словами.

Там, над зеркальцем-рудом

склонилась верба,

Как невеста, любуясь собою,

Там в лазурных полях колосятся хлеба

И берёзки гуляют гурьбою.

…Нет ни смысла, ни толку уныло твердить,

Мол упадок от края до края…

Мать-Отчизна моя,

сколько можно хандрить?..

Оглядись, красота-то какая!

1992 г.

Лети, олень

С возвращением вас, казаки,

Из неволи реальной и мнимой

К берегам бесконечно любимой

И прославленной вами реки.

П4сть кому-то покажется чудом

Золотого оленя полёт:

Что веками хранилось под спудом.

То «хранителей» переживёт.

Пусть безделья суровая вьюга

Остудила немало сердец –

Возрожденье казачьего Круга

Ледяной растопило венец.

В небе алым и желтым, и синим

Полыхает обветренный флаг!

Он веками великой России

Был опорою в ратных делах.

Мать Россия, твой облик печальный –

Отраженье казачьей судьбы,

С вековою тоской изначальной,

Страшной тенью кнута и дыбы.

Ти и радость, и горе дарила –

Вспомни годы гражданской войны,

Вспомни время, что жизни косило

Обвинениями без вины!

Мать Россия, лихая година

В жизни сделала свой пересчет,

Не гневись на опального сына,

Что твоих приглашений не ждёт.

Не в угоду страстям и порокам,

Не на праздник спешат казаки –

Нет терпенья ни людям, ни срокам:

Гибнет Дон без хозяйской руки.

Оскудели и воды, и нравы,

Умирают в степи хутора,

Там – ни воли, ни чести, ни славы,

Там раздолье тлетворным ветрам.

Там – сердец закоснелая лень,

Результат бесконечных запретов.

Разбуди эти души, Олень,

Прозябания песенка спета.

Тихий Дон объявляет войну

Не народам, а бедам народным.

Пусть овеет больную страну

Степь донская дыханьем свободным!

Ноябрь 1990 г.

Террикон

Он чернеет над тихой рекой

Оговоркой к прекрасному виду,

Повторяя углом пирамиду,

Что хранит фараонов покой.

Нет под ним золотых саркофагов,

Нет вблизи вековечных святынь.

С ним в соседстве – небесная синь

Да копёр со звездою и флагом.

Беспокойный лоскут кумача

Днём и ночью трепещет в просторе,

То упрямо с буранами споря,

То с зефирами нежно шепча.

А внизу, у подножья копра,

За тяжелой решетчатой дверью,

Словно тар-тар, согласно поверью,

Черный зев открывает дыра.

Там, в коварной сырой темноте,

Где и душно, и знойно, как в горне,

Днём и ночью работают те,

Кто для нас – как для дерева корни.

Их заслуги не требуют слов.

Не в угоду хвалебному пылу:

Только витязям славным под силу

Необычное их ремесло.

Там, как в битве: то подвига зов,

То бедою, глядишь, обернулось…

Сколько милых мужей и отцов

Из забоев домой не вернулось!

Сколько детской слезы утекло

На земле, опустевшей без папы!..

Это – плата за свет и тепло,

И «великих свершений» этапы.

Только что уже, душу не рви:

Благо общества требует дани –

Нет угля без шахтёрской крови,

Как нет счастья без чьих-то страданий.

Непреложен подземный закон

С его грубой, жестокою силой..

Ты прости уж меня, Террикон,

Что сравнил тебя с древней могилой.

Скажи-ка, дядя…

(Пародия)

Скажи-ка, дядя, ведь недаром

Голодный рок, грозя ударом,

Витает над страной?

А ведь во времена иные,

Амбары не были пустые,

Ведь чем-то ж Матушка Россия

Кормила шар земной!

Да-а, жили люди в ваше время…

Парторгов нынешнее племя –

Крестьянству не чета:

Они – и в роскоши, и в холе,

А ты копейками доволен,

(Ну, разве что украдешь в поле),

А больше – ни черта.

Набьёшь живот картошкой туго

И мнишь себя начальству другом,

Кричишь: «Ура! Ура!»

И жизнь твоя – что жизнь солдата:

Борьбой, победами богата,

А в собственном углу плакатом

Заклеена дыра.

Нам не понять таких явлений:

В семнадцатом великий гений

Поднял честной народ,

Чтоб вырвать с корнем тиранию,

И ввергнул в новую стихию.

Но вот опять на нашу выю

Уселся сонм господ.

Изведал наш народ немало

С тех пор, как Ленина не стало.

Сперва, ведь помнишь ты? –

Жизнь расцвела, хоть и сквозь слёзы,

Но вот нагрянули колхозы

И, как весенние морозы,

Сгубили все цветы.

Гнев закипал, стонали груди,

И здесь, и там роптали люди…

Ох, горек их удел:

Всех, чья душа молчать устала,

«Рука железная» хватала

И трон советских подпирала

Горой кровавых «Дел».

Но впрямь, всесилен дух могучий:

Когда фашизм свинцовой тучей

Окутал пол Земли,

Вы всё пока властям простили

И с дьяволом мечи скрестили,

Легли костьми, костьми мостили

Дорогу на Берлин.

Вы устояли в деле правом.

Что ж, слава вам. Но только слава.

В придачу – мирный труд.

А те, кого вы победили,

Кого в сраженьях полонили,

Потом, жалея, отпустили,

Те – как коты живут.

Вы ж о достатке лишь мечтали.

Вас всё Америкой пугали,

Вы ждали новых бед.

А что с хозяйством? Вот обуза:

То совнарком, то кукуруза…

И всё ложилось тяжким грузом

На гибкий ваш хребет.

Но был момент и лучшей доли.

Век золотой! Всему раздолье,

Ни бурь тебе, ни смут.

Лет двадцать жили вы в запое,

Серьёзных дел не беспокоя.

Сейчас те времена «Застоем»

Политики зовут.

И вот – эпоха Перестройки!..

Развал, сплошные неустойки,

Какой-то сверх-бедлам!

Идеи, поиски, платформы,

Одни верны, другие спорны…

И всё ж, отдельные реформы

Звездою светят вам.

Уж нынче всяк себе новатор.

Твой внук, гляди, кооператор,

Почти что бизнесмен!

А ты, видать, забыл, что было,

От нового воротишь рыло,

Кричишь: «Правительство – на мыло!»

А что ты дашь взамен?

Послушай, дядя, ведь недаром

Я говорю с тобой о старом.

Жизнь, верно, не легка.

Но если в старцы подрядишься,

Да к их судьбине приглядишься,

То очень скоро убедишься,

Что можно жить пока.

От автора.

Пусть, оценив Отчизне верность,

Простит мне классик эту дерзость:

Его мотив пою.

Хоть стих его не для пародий,

Он с нашей темой слился вроде.

А, впрочем, судят пусть в народе

Фантазию мою.

1990 г.

Притча о равенстве.

Есть люди – родники,

а есть – ручьи.

Есть люди – дерева, есть люди –травы.

Под солнцем все равны,

все перед Богом правы,

Достоинства не попраны ничьи.

Но вот курьёз:

где не равны значенья,

От равных прав – одни лишь огоирченья,

А то, глядишь, приходит и беда…

Издревле родниковая вода

Ручьями серебристыми стекала,

Неся в низину влагу и покой.

Там, на лугах, трава благоухала.

И тополя, то порознь, то гурьбьой

Росли себе,

и в лени беззаботной

На буйство трав смотрели свысока.

И только косари, народ работный,

Им докучали скрипом оселка.

Случилось так, что косари ушли,

По чьей-то воле,

1 в дальний край земли,

И не вернулись.

А трава в низине,

Забывши вскоре посвисты косы,

Махнула в рост.

И как сказали б ныне.

Нарушила гармонии весы.

А дальше всё пошло само собою:

Трава росла, плодясь бес перебою,

Теснясь, то чахла, то тянулась ввысь,

Тут и бурьян, откуда ни возьмись,

Стал расстилаться вширь,

сплошной холстиной,

И вскоре все заполонил луга.

В ручьях уж нет воды, одна куга,

И родники забились тухлой тиной.

И стихло всё.

Вода ушла едва -

Поникла равноправная трава…

Сейчас в низине – голая земля,

Белеют лишь коряги-тополя.

И с болью смотрит мир на тех калек…

* * *

Над притчей поразмысли, человек.

В ней краски сгущены, но лишь на йоту:

Трава и впрямь страшна,

без укороту.

Талант

Талант споткнулся о рубли.

Упал Гигант в преддверях славы.

И тотчас бездарей оравы

Его злословьем оплели.

Талант споткнулся о рубли,

Как о валун у ног Сиэифа.

Так, натолкнувшись раз на рифы,

Безмолвно тлеют корабли.

Талант споткнулся о рубли.

Не мы ль с бараньей простотою

Препонами и нищетою

Его душили, как могли!

Талант споткнулся о рубли.

Пред ним – небытиё, потёмки…

Простят ли нам наши потомки,

Что мы его не сберегли?

Я помню

Шумит-гремит,

кипит двадцатый век.

В пыли падений – зарево сияний…

Я в нём живу. Я родом россиянин,

Ещё вчера – советский человек.

Для слуха я не нов.

Как притча во языцех

Я прозвучал во всех концах земли.

Меня воспринимали, как могли,

И потому я не лицо, а – лица.

Я – друг и враг, я нежен и жесток,

Губитель мира и его спасенье.

(Мою жестокость как предел терпенья

Запомнили и Запад, и Восток).

Богат и нищ, ничтожен и велик,

Для многих я –

природы дикой казус,

Кому-то – Гений, для кого-то – Янус,

Хоть не двуличен я, а многолик.

Мне жаль себя… Нет, ныть я не мастак.

Мне жаль себя, что невпопад родился.

А потому и делал всё «не так»

И «не туда» пришел, куда стремился.

Восьмой десяток мне, но я ещё не стар,

Я даже юн, да только очень болен.

Горит, горит в груди моей пожар,

И потушить его я сам не волен.

Как тяжко мне! Кружится голова,

Я чувствую как вздрагивают руки,

Как всё труднее подбирать слова.

Вот звон в ушах…

О-о… Как знакомы звуки!

Я помню их,

как помню блеск штыка,

Коловшего меня в ребячьей зыбке,

Как звон уже пустого котелка

У детских ртов, не знающих улыбки.

Я помню их как шум днепровских вод,

Упавших с высоты, как треск забоя.

Как лязг цепей,

как сорок первый год,

Как многолетний гул сплошного боя.

Я помню их как смрад горящих тел,

Как злой отрывок ненавистной речи,

Как груз недетских и неженских дел,

Обрушенных на худенькие плечи.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.