Толька остановил подводу недалеко от старого погреба Агафьи. На всякий случай огляделся по сторонам. На улице совсем стемнело, и деревенских домов не было видно. Лишь по очертанию деревенского угора на фоне поблескивающей реки, можно было предположить о том, где он сейчас находится. Толька накинул поводья на ограду и прислушался. Где-то на другом конце деревни едва слышно звучал пьяненький голос гармониста. Толи забыв продолжение, толи не зная его совсем, он словно заевшая пластинка, повторял одни те же слова:
«Я рассаживал в саду
Черную смородину.
На фашистов я пойду
За советску Родину».
«Целый день рассаживает и никак рассадить не может, – мысленно посмеялся над солистом Ларионов и стал пробираться к схрону». На то, чтобы перетаскать слитки в телегу ушло немного времени. Закончив с погрузкой, Толька вытер пот со лба и осмотрелся. Не услышав и не заметив ничего подозрительного, он запрыгнул в повозку и потянул за поводья. Старая кобыла поднатужилась и сдвинула телегу с места. Но не успела она сделать и несколько шагов, как под телегой что-то хрустнуло.
Толька потянул за повод и лошадь остановилась. Он спрыгнул на землю и заглянул под телегу. В темноте что-то разглядеть не удалось. Недолго думая, парень понюжнул лошадь. Та снова напряглась и сдвинула повозку. Сам же он тем временем внимательно вслушался в издаваемые телегой звуки. Колеса сделали пару оборотов, и Толька снова остановил лошадь. Причину искать долго не пришлось. От тяжести груза, а больше из-за ветхости продольный брус в телеге треснул. «Вот незадача, – выругался Толька и вспомнил отцовскую поговорку о невезении». Он понимал, что скоро начнет светать и времени на все оставалось немного. Искать другую телегу, как или ремонтировать эту, было уже некогда. Понимая, что с грузом дальше околицы не уедешь, Толька принялся таскать слитки обратно в погреб.
«Налегке до места доеду, а там что-нибудь придумаю, – решил он, разгружая повозку». Вернув слитки обратно, Толька залез в телегу и поехал к Смильскому.
Ноябрь 1948 года
От долгого лежания неприятно ныли бока. Толька присел на кровати и стал разминать затекшую руку. «Кто же меня тогда выследил? Или случайно кто-то наткнулся? – каждый раз, вспоминая тот случай, задавал Ларионов себе один и тот же вопрос. – Меньше недели тогда в деревне не был. После приезда со Смильского сунулся, а золота уже и нет, – подвел он черту под своими рассуждениями».
В дверь неожиданно постучали.
– Бабуля, открой! Стучит кто-то, – крикнул Толька в сторону печи, но никто не отозвался.
Он слез с кровати и запрыгал к двери на одной здоровой ноге. И в это время дверь распахнулась, а на пороге появился его бригадир.
– Я уж думал, нет никого, раз никто не отзывается. Ты чего в потемках-то сидишь? У двери не приставлено, вот и вошел, – проговорил Гавзов, снимая шапку.
– Палыч, проходь[10 - Проходи (местное)]. Не заметил, как и стемнело. Бабка куда-то утянулась[11 - Ушла (местное)], а я задремал, видать. Всю ночь промаялся с ногой. Вот успокоилась, кабыть. Не заметил, как и уснул, – виновато проговорил Ларионов. – Проведать, али стряслось чего? Погоди, я лучину подсвечу. Ты катанцы[12 - Валенки (местное)] не сымай. Проходи к столу. Там квас скусной[13 - Вкусный (местное)]. Ядреный[14 - Крепкий (местное)], правда, но ничего. Наливай, пей.
Он допрыгал до печи, где стояла плошка со светцом. Вставил лучину и поджег. Затем поджег еще одну и тоже вставил в корытце. Комната тут же наполнилась тусклым светом, и Толька уже смог разглядеть лицо гостя. Аккуратно наступая на больную ногу, он доковылял до стола и присел рядом с Митькой.
– Полегче стало, коли приступаешь на ногу, – заметил тот.
– Ага. Вот угораздило же меня, – в голосе Тольки послышались виноватые нотки.
– Ладно. Я чего зашел-то? Дело есть. Кстати Васька не забегал? – спросил Митька, рассматривая изрядно потрепанную заячью шапку.
– Нет, – нерешительно ответил Толька.
– Так я и думал, что надёжы[15 - Надежда (местное)] на него нет.
Гавзов отложил шапку на лавку и расстегнул полушубок.
– Жарко бабка натопила, – заметил Толька. – Отец ворчит на нее, что дрова зря переводит, а ей хоть бы что.
– Вообщем, ты давай, не залеживайся. У нас тут такое намечается. Конюхов приходил, говорит, что аэродром строить нужно. Срочно причем.
– Чего? – Ларионов от удивления часто заморгал глазами. – Какой аэродром? Зачем?
– Я тоже сначала не понял. Удивился не меньше твоего.
– Ни чего себе! Аэродром? Настоящий? У нас? А я уж подумал, может, на Вандышевское озеро удить хочешь позвать. Успел расстроиться, что с ногой оказия такая.
– Ага, черта золотого там ловить.
– А чего? Коли там живет, значит поймать можно, – серьезно произнес Толька.
– Ты успокойся. Не до него сейчас. Аэродром нужно строить.
– Это же… Это же, – не находил подходящих слов Толька.
– Да, не суетись ты. То лишь название громкое. А так токо землю надо подровнять у молотилки. От самых ворот, что за поле выходят и до… Вообщем, чем больше, тем лучше. Там сарай старый мешает. Если что, так надо разобрать и оттащить. Вот и весь аэродром.
Одна из лучин стала догорать. Толька поднялся и поковылял к светцу. Подсветив еще одну лучину, сбросил огарки в плошку с водой и на их место воткнул новую.
– Говорят, что скоро керосину будет вдоволь. Надоело с лучинами возиться, – заметил между делом Толька.
– О деле что думаешь? – вернулся к обсуждаемой теме Митька.
– Так там все озимыми засеяно. Сами же сеяли, – недоуменно ответил Ларионов.
– То не наше дело. Ты завтра давай на работу входи. Нам на все про все три дня отпущено. Не управимся… Вообщем, лучше о том не думать.
Конюхов говорил о пяти днях, но Митька решил, что настраиваться нужно на три. Тогда уж точно за пять управятся.
– А самолет чего тут забыл? Чего они там совсем что ли уж не знают чем заняться? – возмутился Толька.
– Ты, Толька, язык прикуси. Не то время сейчас, чтобы критику наводить. Кстати, у меня сегодня сын родился. Колька. Представляешь? Дождался наследника.
– Да ты что! Сегодня? Пятого в пятницу. Забавно, – искренне удивился Толька.
– Чего тут забавного? На все воля божья.
– Вот те раз, бригадир Бога вспомнил.
– То к слову пришлось. Не вяжись.
– Ну, Палыч, молодец, – Ларионов подмигнул. – Так поздравиться бы нужно. А?
– Какое уж там, – Митька махнул рукой. – Пойду сейчас трактор заводить. Проверю, чтобы утром не подвел.
В это время на мосту[16 - В сенях (местное)] послышались шаги. Вскоре дверь отворилась и в комнату вошла Евдокия Антоновна. Она стянула платок, подошла к умывальнику и стряхнула в таз снег.
– Вот погода нынче! Днем все растаяло, а сейчас опять снег валит. Как в революцию. Не к добру, видать. На крыльце катко[17 - Скользко (местное)] стало. Вымести не кому, – она сделал ударение на слове «не кому». – Вы тут чего морокуете[18 - Размышляете (местное)]? Заняться не чем?
– И тебе не хворать, Авдотья Антоновна, – чуть приподнявшись с лавки, произнес Гавзов.
– Евдокией всю жизнь звали, – поправила бабка Митьку.