– Пока готовьте пациентку. Я сейчас позвоню в Киев. Необходимые документы перешлют по фототелеграфу…
…
А дальше – произошло то, за что я себя никогда не прощу.
Я не имел права спать в одной палате с пациенткой – хотя должен был встать там с пистолетом и не пускать никого. Вместо этого – я позвонил в Киев, нашел Дамира, попросил организовать бумаги и выслать фототелеграфом на адрес УВД Днепропетровска. Счел, что достаточно перепугал доктора, и он не осмелится. А ночью раздались крики.
Когда я подбежал, все было уже кончено. Я оттолкнул дежурного медбрата, прорвался в палату. Пульса нет, море крови. Мои руки были в крови… все было в крови.
Так плохо не было со времен Афгана.
В луже крови лежал осколок стекла – им она вскрыла бедренную артерию. Не знаю, как она вообще сумела дотянуться.
Судя по температуре тела – два-три часа.
Я посмотрел на стекло – оно было целым. Судя по толщине и цвету – осколок от оконного стекла.
Сохраняя остатки рассудка, я осмотрел ее пальцы. Ни на одном – нет порезов.
– Когда сменилось дежурство?
– Два часа назад.
– Обход делали? Правду!
– Нет.
– Сменщика как звали? Знаете, где живет? Поехали.
…
– Здесь?
Я не знал город. Я не имел вообще никакого права делать то, что я делаю. Я не имел ни постановления об обыске, ни ордера на арест, ни вообще ничего подобного. Я не был ни комиссаром Каттани, ни следователем Гдляном. Но я – должен был это сделать.
Чтобы потом все это не являлось ко мне во сне каждый день.
– Здесь.
– Который дом?
– Вон тот.
– Этаж? Этаж!? – рявкнул я.
– Второй. Дверь слева.
Мы были на психушечной «буханке», вместе со мной были водитель из психушки и медбрат. Я протянул руку – и выдернул ключ из замка зажигания.
– Попробуйте только просигналить…
Дослал патрон в патронник, перебежал к дому. Тихо. Прислушался… ничего, присмотрелся… света, по-моему, нет, хотя не уверен. Тиха украинская ночь… все спят. Тут есть балкон, но идти через него… нет, лучше все-таки через дверь…
На лестнице – пахло почему-то квашеной капустой, через закуренные окна – лился мутноватый лунный свет.
Вот и дверь. Я порылся по карманам… набора для того, чтобы взламывать замки – не было. Да и какое право я имею взламывать?
Прямо перед носом, на приколоченной к косяку дощечке был звонок. Если по закону, я должен позвонить в дверь, и сказать – откройте, милиция. Возможен вариант – Але, Леха, ну ты идешь? Или что-то в этом роде.
Спрятав руку с пистолетом за спину и встав так, чтобы меня не было видно в глазок, я нажал на кнопку звонка. И тут – все взорвалось…
Киев, Украина. Киевский государственный университет. Факультет международных отношений. 03 июня 1992 года. Гнатишкин
– Э… брат. Не на тех замахнулся.
Капитан Сергей Гнатишкин сидел в небольшом, подвальном помещении, расположенном недалеко от центра города. На двери не было никакой таблички, на самом деле здесь находилось одно из отделений фонда ветеранов войны в Афганистане. В Киеве существовало несколько организаций «афганцев». Как оказалось, были и проукраинские, назывались они странно – афганцы Чернобыля. Причем тут Чернобыль спрашивается – одной беды мало, что ли?
– Почему?
Парень с ранней проседью в волосах – цокнул языком.
– Там и не такие как ты шеи ломали. Знаешь, кто там учится?
– Представляю. И что?
– Значит, не представляешь. Там ведь не только с Украины ребята учатся. С Грузии немало, с Азербайджана. Поступить проще, а главное что? Присмотра меньше. Кумовства больше. Это в Москве проверки всякие. А тут… а если посмотреть, с того же факультета международных отношений ребят в ООН едва ли не больше, чем из МИМО[41 - Московский институт международных отношений. В Киеве действительно учились серьезные люди, один из выпускников, например – Михаил Саакашвили.].
– И что? Можно наркоту жрать?
– Да откуда ты взял эту наркоту вообще!
– Оперативная информация.
– Ну так в рожу плюнь своему барабану.
Гнатишкин многозначительно хмыкнул и встал.
– Пойду, пожалуй. Бывай… брат.
– Да стой ты… Тебе реально надо?
– Иначе бы не просил.
Афганец вздохнул, доставая ключи от машины из стола.
– Я предупредил. Поехали…
…
