ALOGICAL. Хроники свободного разума
Николай Зарубин
Жизнеописание героя войн и миров, вселенной и бесконечности – Петра Первичного Сергеевича в мире абсурда и полной свободы! Книга содержит нецензурную брань.
ALOGICAL. Хроники свободного разума
Николай Зарубин
© Николай Зарубин, 2020
ISBN 978-5-0051-9972-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Николай Зарубин
ALOGICAL
Хроники свободного разума
Дисклеймер:
Привет.
Если ты любишь загадки и головоломки, если у тебя бурная богатая фантазия, то не читай это вступление, переворачивай страницу и смело ныряй в эти глубокие воды абсурда. Последнее для чего эта книга написана – что-либо навязать или объяснять. Эта история – веселое приключение в мире, свободном от ярлыков и шаблонов и если в процессе путешествия, ты что-то увидишь, поймешь, осознаешь, то это должно быть исключительно твое личное независимое открытие. Вперед!
Если же предпочитаешь структурированность, понятные рамки, условия, правила и, по какой-то причине, эта книга попала тебе в руки, то хочу сообщить следующее —
При написании текста частично использовался метод «автоматического письма». Стиль и жанр книги – абсурд, сюрреализм, психо-фэнтези (нужное подчеркнуть, дописать). История не основана на каких-либо существующих сообществах, философиях, мыслительных течениях и других объединениях, не желает ими стать или присоединиться.
Если, в процессе чтения, вам кажется, что смысла нет, то его действительно нет. Если вы видите смысл, то он есть, так как он есть только там, где вы его видите.
События, персонажи и явления, описанные в этой книге, вымышленные. Любые сходства и совпадения случайны. Автор ничего не хочет завуалированно сказать! Автор дурачится, шутит и прикалывается!
Надеюсь, вам понравится! Приятного аппетита!
Та-та, П.
ПС:
Ну а ежели захочется еще чего, то можно найти допы в сети:
Youtube: @ALOGICAL (https://ridero.ru/link/sjaGNEoKFXFOhx)
VK: @alogical_official (https://vk.com/alogical_official)
Inst: @hipnomen (https://www.instagram.com/hipnomen/)
Знакомство
Петр Сергеевич был мужиком складным, мышцой не обделенным и умом скудным напичканным до упора. Хоть и доставлял он жене сумку и дарил цветы, но не выл по ночам, как мачо благоговейный и не разбирал на досуге яхту свою дорогущую, чтобы прокормить деревню, губернатором которой он являлся. Такой вот был он мужественной женщиной.
Историй много знал и по ночам, когда свет тьму разгонял из подвалов дворца его стеклянного, рассказывал он их детям своим драконорожденным.
Однажды Петр Сергеевич жил в школе, это было то время, когда он учился в квартире, где отбывал срок Негр Андрей. Изучал математику и астрологию, пил портвейн, познавал любовь и ненависть. Андрей говорил с ним часами, ослепляя сверканием своих алмазных зубов. Рассказывал Андрей Петру о дальних странах, которые покоятся на берегах магазинных прилавков и капотах дешёвых авто, стоимостью в миллионы денежных кирпичей, разлитых в цистерны и перевозящих песок из пустынь для строительства морей, рек и телефонов.
Прошла, казалось, вечность и ведущий телешоу задал контрольный вопрос:
– На что похожа радуга?
– На сахар, ногами разбросанный. – Ответил Петр Сергеевич и был прав.
Неправильный ответ обеспечил ему красный диплом. Вручал его ректор Института Тюрем Квартир и Авиабилетов (ИТКиА) – Негр Андрей. Еще не родившаяся жена Петра расплакалась от счастья за своего покойного бывшего мужа.
Дети слушали, смеялись и проваливались сквозь текстуры пола, а за стеной плакали шторы и мечтали о снеге, картофеле и весне.
Любовь Петра Сергеевича
Петр Сергеевич по утрам на закате любил работать в своем поле. Он сажал кукурузу, помидоры и листья, которые кидались ему в лицо, щекотали и пели песни на эльфийском языке. Когда ветер обдувал стволы червей, что вспахивали, будто волы доисторические пашни египетских земледельцев, Петр успокаивал свою гордость стихами мертвых индейцев, которые то и дело мешали ему и давали нелепые советы о том, как сажать батат и окучивать небоскребы.
Вдруг, набежали дети, словно стая голодных петербуржцев из Москвы приехавших в Волгоград. Они кричали наперебой: Историю! Историю, дядя Петя! Молви нам сказ, столь новый, что старина его пылью камней и гигантов морских экскрементами покрыта! Тогда, Петр Сергеевич прослезился, взлез на дерево и стал кричать детям шепотом очередную историю:
Как-то раз Петра обуяла страсть к женщине. Она была до тошноты и безумия объективного прекрасна! Кровавые слезы текли из глаз Петра Сергеевича, когда он смотрел на нее.
– Ненавижу!!! – Признался он ей в любви. И достав лопату, стал рыть яму, дабы доказать свою верность стульям и прочей мебели, которая не признавала его как полноценного человека.
Шли годы, дни, недели, месяцы, секунды, исчезали и появлялись вселенные, гибли планеты, играя на чувствах создателя, нервируя его и раздражая психику семьи его многострадальной, а Петр Сергеевич рыл, шел домой, мыл руки, ноги с мылом и известью, слыл глупцом, открывал законы и решал формулы.
Наконец, его возлюбленная – Сестра Картина Ивановна соблаговолила отдаться на волю страсти и воздержания, покуда еще волны молодости омывали ее ноги и волосы. Петр Сергеевич овладел ею без всякой благодарности, он засаживал, вставлял, вонзал, протыкал свежую, ароматную, нежную, непаханую, гладкую, раскрасневшуюся, протекающую, склизкую, жаркую землю да пахоту, дабы кукуруза росла здоровой и плоды приносила. А телочка, Картина Ивановна мычала, сидя на земле и горевала о потерянном времени и лояльности продавцов сети магазинов Ашан, где менеджером работал ее сводный брат Савелий и поручился за нее перед всей кожгалантереей советского магазина сумок и перчаток, который на Старом Арбате закрыт уже семнадцать с половиной лет.
Вот так, дети, вы и появились на свет! – Закончил свой рассказ Петр Сергеевич, а дети стояли в поле недоуменно, и морские волны омывали их девственные стопы.
Депрессия Петра Сергеевича
Пётр Сергеевич, как обычно, редко, но с четким пониманием хаоса, творящегося где-то в другой вселенной, поливал свой дорогой сердцу и легким огород сероводородный, который достался ему в наследство от пра пра пра пра пра пра дочери. И вот, дойдя, в процессе полива сухим и изнемогающим воздушным потоком, стремящимся иссушить его гладкое лицо до последнего куста, Пётр Сергеевич задумался:
– А в чем смысл жизни моей? – подумал он, разжевывая печенье, которое слепил из листьев свежевыросших поутру, с которых роса ночная не успела сбежать, и смысла он не нашел. Именно тогда и началась великая депрессия Петра Сергеевича Первичного – создателя и разрушителя!
Пётр еще раз задумался, и в этом была соль, перец и сахар, которым потчевали римляне своих патриций, неизменных, предателей, прохиндеев и просто трудящихся советских инженеров, которые не хотели изучать математику устаревшую загнившую, словно мумии, не знающие рода своего.
Кора земная трещала! Реки выходили вниз под облачные горизонты, что казались близки и рукой достижимы! Но это был обычный день вечернего исхода утра, которого Петр ждал с нетерпением спокойно! Вся странность заключалась в непонятном и одновременно еще более непонятном непонимании заката, который необычно поражал своей обыденностью! Это сразу настроило Петра на дикий крик, который уже восемь часов он изрыгал из своей глотки бездонной, в которой хранилась мудрость зарождения мира и космоса! Истекая, мудрость растворялась в кислороде, ради которого звери и поклонялись древесному образу Петра – великого создателя всего сущего и бессмысленного!
Иссякнув, мудрость решила прогуляться по вселенной пару тысяч лет! Пётр Сергеевич простился с ней и закрыл чрево свое глупое ныне, не представляющее для Техаса ни малейшего интереса в сфере добычи нефти газа и прочих сварочных агрегатов.
Он брел в забытьи по полям и горам, сквозь дремучие леса и по дну морей! Это было весьма странное сочетание безмятежности, гнева, любви, одного рубля и литра пива, которое Петру досталось в наследство от правнука Артемия, на случай исхода мудрости и глупости, и радости, и необходимости что-то решать, придумывать, контролировать, изображать, насаждать, руководить, прятаться, избегать, закрывать двери из дуба, который растет уже 70 тысяч метров вглубь земли, питаясь разгоревшимся совсем недавно ядром нашим незабвенным.
Грустно было Петруше! Незыблемые его устои шатались на ветру и истлевали на солнце, доступ к которому не был тогда ограничен озоновым слоем и пепел был частью жизни, и огонь был нашим воздухом, и газ был нашей водой, и смерть была неизвестна и безсуща.
Так и брел он по пустыне своих мыслей в тишине, крича молча, разрываемый в клочья крупными своими терзаниями и безразлично, но одухотворенный, а за его стопами росла щель. Эта щель была столь огромной, что мир рассыпался, теряя всякий смысл быть.
