– Николаев, – кивнул на собрание капитан Коростылев, – оставь двоих понятых и очисти помещение. Вас, товарищ директор, это тоже касается. Позже поговорим.
Тот спорить не стал, лишь молча кивнул и, подталкивая руками коллег, заспешил на выход.
Жорка Николаев, крепкий добродушный парень, шел следом, приговаривая:
– Проходим, товарищи, не задерживаемся.
Бригада уже склонилась над телом.
Коростылев подойти туда не мог. Он просто стоял, прислонившись к стеллажу, и пытался проглотить слезы. Плохо выбритые щеки едва заметно подрагивали, а он изо всех сил пытался взять себя в руки.
Никак ему сейчас нельзя себя выдать. Тогда его отстранят от дела. А этого он допустить не мог. Не хотел.
– Сергей Игнатьевич, – окликнул его медэксперт, – мы закончили.
– Я тоже, – убрал аппарат фотограф.
– Хорошо.
Он встряхнулся, незаметно вытер рукавом глаза и шагнул вперед.
Галя лежала на полу с закрытыми глазами, раскинув руки и подогнув под себя колени, словно заснула в неудобной позе. Рядом валялась огромная стремянка. На полу лужица крови из пробитого виска.
– Удар нанесен тяжелым предметом с острым краем, здесь такого нет, – пояснил эксперт. – Вероятно, при падении она сильно ударилась головой, не исключено, что потеряла сознание. Потом ее добили.
– Ладно, можете идти. Николаев, Ромин, давайте по отделам, опросите всех. Организация закрытая, пропускной режим, так что чужие здесь не ходят. Я здесь еще немного осмотрюсь, а потом зайду к директору. Я скажу, когда можно будет забирать тело.
Сводящую челюсть судорогу он победил, но глянуть в глаза подчиненным сил не хватило.
Только когда шаги стихли и в хранилище, кроме них с Галей, никого не осталось, он опустился на колени и взял в свою широкую мозолистую ладонь ее холодную руку. Больше держаться он не мог.
Сергей Коростылев никогда никого не любил. Разве что мать, и то скорее уважал. Сердце у него было какое-то малочувствительное. Нет, он не был злым, многих жалел, многим помогал, были у него и друзья, но вот какой-то большой любви, чтобы за нее в огонь и в воду, чтобы без нее ни дышать, ни жить, – такого в его жизни не было. Потому и не женился, и семью не завел.
И вдруг Галя. Немолодая, не особо красивая, но словно освещенная изнутри каким-то чудесным светом.
Нет, он и раньше встречал интеллигентных, образованных женщин, утонченных даже. Все ж таки в уголовном розыске всю жизнь – не в слесарном цеху. С кем только дела иметь не приходилось. Но вот таких, как Галина, никогда не встречал. А познакомились они случайно пять лет назад, в апреле. Она по переулку шла к своему дому, в руках сумочка и сетка с продуктами. Возле седьмого дома из-под арки компания вырулила, нахальные такие ребята. Окружили ее, стали насмехаться, сумку с продуктами отобрали, беретик сдернули, дразнили, один схватил чуть пониже спины. А она, бедная, только охала, ахала и просила не безобразничать. А в голосе слезы.
Сергей тогда как раз с Колокольной в Поварской переулок свернул. Со службы шел, в форме. Окликнул охламонов – те врассыпную. Сумку бросили, беретик в подворотню зашвырнули, а Галя, бедная, на корточки по стене съехала и ревет. Он тогда, конечно, не знал, как ее зовут, даже не особенно разглядел. Просто подобрал вещички и до дома проводил.
А спустя три дня снова увидел, она как раз перед ним в булочной в очереди стояла. Вот тут уж разговорились. Узнала, благодарила. Просто так, душевно, от всего сердца. Тогда Сергей этот удивительный свет впервые заметил. Галя рассказала, что с сыном вдвоем живет, муж на фронте погиб, мальчонка отца вообще никогда не видел. Когда муж на фронт уходил, тому всего пару месяцев от роду было. Сама она историк, в архиве работает. Сергей снова ее проводил, благо по пути, она его на чай пригласила. Потом он ее сына Костика во Дворец пионеров в секцию юнг пристроил, а то парнишка после школы все один дома сидел, пока мать на работе, мало ли чего ему от скуки в голову придет. Потом летом с пионерлагерем помог. Потом он гриппом тяжело болел, Галина с Костей его выхаживали.
И вот так незаметно вошли они в жизнь друг друга. Стали необходимы. А года через два Сергей вдруг понял, что дороже Гали с Костей никого у него на свете нет. Это была та самая любовь, которая заполнила его душу томительным теплом, согревала его днем и ночью, стала смыслом жизни. О том, чтобы признаться ей или там замуж позвать, он и не думал. Кто он и кто она? Он и писать-то, кроме протоколов, ничего не умеет, и книжек в своей жизни толком не читал. А Галя? Да у них книг этих дома больше, чем в библиотеке. Хотя комнатушка маленькая, а до самого потолка книги. Галя с Костиком в театры, в филармонию ходят, о высоких вещах рассуждают. А он кто? Простой сыскарь, не очень образованный, грубоватый. Из народа, что называется. Вот и не лез он со своими глупостями, радовался просто возможности рядом быть.
А потом как-то Костик спросил, они тогда вдвоем дома были, модель ялика делали. Почему, говорит, дядя Сережа, вы на маме не женитесь. И еще прибавил, что было бы здорово. Только тогда Сергей и понял, как это было бы здорово. Да только пойдет ли она за него? А если нет, тогда как быть? Вдруг она решит, что им лучше не видеться? А уж этого он никак допустить не мог, потому предпочитал и дальше помалкивать. Пока снова Костик не выручил.
Однажды они вечером вместе дома сидели, у Гали какой-то семинар или конференция была, он в этом не очень разбирался. Костик снова разговор и завел.
– Дядя Сережа, вы мою маму очень любите?
Так и спросил – не просто «любите», а «очень любите»? Чего тут было врать. Очень. Костик ему: она вас тоже любит, только стесняется. Если бы вы за ней по-настоящему ухаживать начали, она бы точно за вас замуж пошла.
– Я это точно знаю. Она сама мне говорила, что после моего папы вы самый добрый, надежный и хороший человек, которого она встречала.
С этого разговора у них все пошло на лад. Сергей уже и предложение сделал, как раз в свой день рождения, две недели назад. И Галя действительно согласилась. Уже планы строили, как им дальше жить втроем, и заявление собирались в ЗАГС подавать.
Не успели.
Он поднял Галю с пола, обнял, прижал к себе. И, не сдерживая слез, заплакал.
Плакал и шептал, словно давал клятву.
– Я его найду. Из-под земли достану. Сам найду. Найду.
Так он сидел, пока не услышал в соседнем зале голоса. А потом Жорка Николаев притопал в хранилище.
– Сергей Игнатьевич?
Хорошо, с порога окликнул.
– Сейчас иду, – утирая слезы, хрипло прокричал майор, опасаясь, как бы Жорка не сунулся на место преступления. – Чего тебе?
Он осторожно опустил Галю на пол, потихоньку вытер слезы с лица и выглянул из прохода.
– Там это, посетители пришли. Те, кто здесь не работает. Может, их в отдельном помещении собрать? Некоторые здесь и вчера были, другие частенько бывают, может, знают что? Я подумал, может, не стоит их с сотрудниками смешивать?
– Молодец, так и сделай.
Дождался, пока Николаев умчится исполнять, потом вернулся к Гале. Теперь уже он осматривал хранилище: стеллажи, соседние проходы, стремянку. И только потом позвал санитаров.
Надо было работать. Искать убийцу. Окончательно взяв себя в руки, майор Коростылев вышел из хранилища.
Подозреваемых было много и никого конкретно.
Прошло уже пять дней с того самого утра, когда он увидел Галю, лежащую среди стеллажей. С того дня, как он вошел в такую знакомую, набитую книгами комнату с круглым столом посередине и сказал Косте, что его мать убили.
Ничего страшнее этой минуты в его жизни не было. Даже вид мертвой Гали был не так страшен, как глаза ребенка, которому сообщили, что его мать мертва. Он сообщил.
Костя еще с утра волновался, почему мама домой не вернулась. Он и к Сергею прибегал, идти-то всего два дома, да тот был на дежурстве. Ему потом соседка рассказала.
Как закончил дела в архиве, сразу к мальчишке поехал. Костя в тот день даже в школу не пошел, очень за мать волновался, в архив звонил, но ему ничего не рассказали, побоялись. Пришлось Сергею самому. Да так оно, пожалуй, и лучше.
А Костик сразу все понял, едва его увидел. По глазам догадался. А потом они сидели, обнявшись, на кровати и плакали. Хотя мужчинам не полагается.
Сергей Костю в тот же вечер к себе забрал, чтобы парень один не оставался. Хоть и большой уже, четырнадцать лет, а все равно ребенок. А у Сергея Дарья Федоровна, соседка, пожилая, одинокая, целыми днями дома. И присмотрит, и накормит, и пожалеет сироту, пока Сергей убийцу его матери ищет.
Да, Костя молодец, держится. А вот он подкачал. Пять дней прошло, а толку никакого.
Убили Галю, по свидетельству экспертов, не позднее семи вечера. Сотрудники ее не видели после половины шестого. Младшая научная сотрудница Галиного отдела в тот день сидела на бюллетене, так что пришлось Гале самой отдел закрывать.
