Миссис Норидж предположила, что сэр Бассет не был миссионером, однако прокладывал для них путь.
– Удовлетворение жадного любопытства – и ничего более! – отрезала старуха. – А что есть любопытство как не духовное воровство? Ведь эти знания не принадлежат нам по праву. Разве Господь, поместив нас так далеко от Африки, не дал нам понять, что ограждает нас от ненужных знаний? Испорченность, миссис Норидж, да, именно испорченность гнала моего супруга навстречу его приключениям. Он не в силах был отыскать Господа в своей душе и совершил бесчестную подмену.
Миссис Норидж удивленно взглянула на старуху. Она никак не ожидала, что имеет дело с фанатичкой. Теперь ей стало яснее, отчего вчерашний рассказ Эммета Роджерса вызвал раздражение хозяйки.
Она выдвинула слона на b5 и стала ждать хода своей соперницы.
Миссис Норидж полагала, что без причины ничего не произрастает. Всякому цветку нужна своя почва. Как леди Бассет пришла к таким странным взглядам?
Ответ на этот вопрос дал ей жених Шарлотты.
Томас Уилкинсон был словоохотлив. Пока миссис Норидж подменяла Шарлотту у постели больного, он рассказал ей о своей семье.
– Ричардсы – небогатый род. Никто из моих предков не носил титулов, но стыдиться мне нечего: ни один не запятнал себя бесчестьем и не наживался на чужой беде. Мой дед, Десмонд Ричардс, был скромный священник, который постарался дать своим детям хорошее образование. Тетя Аделиза – его старшая дочь, Маргарет, моя мать – средняя. Дядя Эммет – самый младший, поздний ребенок. Жена Десмонда родила его в сорок лет и скончалась.
Видели ли вы портреты в галерее? Тетушка в молодости была красавицей. Аделиза вышла замуж за сэра Кросби Бассета, баронета. Для нее это было удачное замужество, как вы и сами можете видеть. – Томас обвел рукой все, что окружало его и миссис Норидж. – Сэр Бассет был без ума от Аделизы, но, конечно, этот брак не одобрили его родственники. Все полагали, что он выберет ровню. Бассеты ведут свой род от Аделизы де Дастанвиль, ее сыновья получили свои владения из рук самого Ричарда Львиное Сердце. Мне кажется, совпадение имен сыграло с тетушкой злую шутку: со временем она утвердилась в мысли, что это она – потомок Аделизы де Дастанвиль.
– В самом деле?
– Боюсь, что так. Тетушка всерьез рассуждает о корнях и величии своего рода, хотя ее отец был священником, дед торговал рыбой, а прадед занимался китобойным промыслом. Моя мать вышла замуж за Трипа Уилкинсона, и тетушка не могла ей этого простить. «Как можно было связать свою судьбу с человеком по имени Уилкинсон!»
– Однако вы – Уилкинсон, и вы в ее доме, – заметила миссис Норидж.
Томас рассмеялся.
– Я указывал тетушке на эту несообразность. Она ответила, по своему обыкновению, какой-то цитатой из Священного писания. – Он прервался, попросив миссис Норидж налить ему воды. – Сэр Кросби Бассет, ее муж, был путешественником и исследователем… Выдающийся человек! Знал пятнадцать языков, можете себе представить? Мне жаль, что я не был с ним знаком. Но даже чувства к молодой супруге не могли заставить его остаться дома. Когда Аделиза носила под сердцем его ребенка, он покинул ее в очередной раз, несмотря на все мольбы, однако вернуться к рождению сына не успел, хотя обещал. Тетушка потеряла ребенка, к тому же последствия неудачного разрешения от бремени дали себя знать: сперва она охромела, а затем оказалась прикована к инвалидному креслу. Вину за это она возлагает на супруга. Он скончался пять лет спустя – поранился в одной из своих поездок и умер от заражения крови. Тетушка так и не простила его.
Миссис Норидж мысленно сказала себе, что Томас Уилкинсон легко распоряжается чужой тайной. Если леди Бассет и не делала секрета из событий своей жизни, вряд ли она была бы рада, узнав, что они становятся известны любому, кто проявит интерес.
– Я не был бы с вами так откровенен, не будь вы крестной Шарлотты, – поспешил оправдаться Томас, словно угадав ее мысли. – Она бесконечно вам доверяет.
Указательным пальцем он побарабанил по покрывалу.
Миссис Норидж обратила внимание на эту привычку еще вчера. Томас имел обыкновение время от времени выстукивать что-то пальцем по поверхности. Это выглядело как обучение буквенной азбуке Сэмюэля Морзе, однако носило явно безотчетный характер.
Навязчивые движения – частый порок детей, и миссис Норидж успешно боролась с дурной привычкой у своих воспитанников. Но в движениях Томаса Уилкинсона ей почудилось что-то судорожное.
– Другого человека эти испытания ожесточили бы, – меж тем говорил Томас. – Но тетя Аделиза суровее на словах, чем на деле. При Дастанвиле доживают свой век все старые слуги, никому из них не отказано в заботе. Или взять Дженкинс…
Миссис Норидж живо заинтересовалась фигурой компаньонки.
Но тут выяснилось неожиданное. Компаньонкой Дженкинс вовсе не была.
О ее происхождении никто из слуг не говорил. Волею судеб она оказалась в Дастанвиле, когда Аделиза оплакивала потерю сына. Дженкинс утешала ее, и само собой вышло так, что она осталась с леди Бассет. У нее не было ни родных, ни друзей, ни средств к существованию. Жизнь ее целиком и полностью зависела от воли хозяйки.
– Так она приживалка! – воскликнула миссис Норидж.
Томас кивнул.
– Мне доводилось слышать, будто Дженкинс – дочка местного аптекаря. Он умер рано, и тетушка приютила его дочь. Аптека сгорела, девушка осталась без гроша за душой… Когда-то тетушка обещала Дженкинс, что весь Дастанвиль достанется ей.
Гувернантка изумленно взглянула на юношу.
– Это так, – кивнул Томас. – Они были подругами. Тетушка любит поддразнивать ее: то обещает, что отпишет ей половину поместья, то уверяет, что после ее смерти Дженкинс останется без гроша.
– Что же та отвечает на угрозы?
Томас беззаботно рассмеялся.
– О, Дженкинс – добрейшая душа! Она предана тете Аделизе, как собака.
«Но если вы будете без конца шпынять собаку, она либо сдохнет, либо озлобится», – сказала себе миссис Норидж.
«Доктор Хэддок, не встречались ли вы с таким последствием длительного отравления, как неконтролируемые движения пациента? Я не имею в виду тяжелые судороги в бессознательном состоянии. Предмет моего интереса выглядит как непроизвольные постукивания пальцами; это постукивание не объясняется погруженностью в свои мысли или глубоким сосредоточением на какой-либо идее, поскольку проявляется как во время разговора, так и вне его…»
Миссис Норидж, не дописав строки, порвала письмо и сожгла обрывки. Не стоит тревожить доброго доктора раньше времени.
Когда болезнь усадила леди Бассет в кресло, к первому этажу было пристроено длинное крыло, чтобы хозяйка могла в любое время без чужой помощи оказаться и в гостиной, и в оранжерее, и в библиотеке. В дальнем углу этого крыла располагался и кабинет, где накануне была сыграна шахматная партия, которую леди Бассет выиграла.
Миссис Норидж поднялась по лестнице на второй этаж. Рыцарские доспехи тускло поблескивали в приглушенном свете, от тяжелых портьер исходил аромат фиалкового корня – горьковатый, землистый. Горничные знали свое дело и вовремя меняли саше, чтобы благоухание радовало хозяйку. Коридор закончился просторной комнатой. Дверь была открыта, и гувернантка вошла.
Удивительное зрелище предстало ее глазам!
Она оказалась не в комнате, а в небольшой зале, превращенной в музей. Между двух колонн, подпиравших сферу потолка, высилось вертикально поставленное чучело крокодила, чья шкура напоминала рыцарскую броню. Головы львов, носорогов и антилоп были развешаны по стенам, а между ними висели длинные копья, ножны, сабли разнообразных форм и деревянные лук со стрелами, расположенными веером.
Огромный стол был засыпан ворохом карт, прижатых черепом носорога. Напольный глобус с белыми пятнами испещряли надписи – по-видимому, сделанные рукой владельца этого странного кабинета-музея.
Внимание миссис Норидж привлек застекленный шкаф с пробирками. Темно-зеленые, желтые, стоящие тесно, словно в аптеке… Она подошла ближе, пытаясь прочесть надписи, но это была какая-то тарабарщина. Гувернантка потянула на себя дверцу – та приоткрылась легко, и в нос миссис Норидж ударил резкий острый запах.
– Бог мой, что вы делаете!
Эммет Ричардс, выскочивший, как чертик из табакерки, кинулся к ней, размахивая руками.
– Не трогайте! Оставьте!
Он оттеснил ее от шкафа, захлопнул дверцу и запер на три оборота ключом, который возник у него в руках как по волшебству.
Миссис Норидж сказала, удивленно подняв бровь, что и не думала ничего трогать. Однако мистер Ричардс не мог успокоиться.
– Это коллекция ядов! Я собирал их во всех своих странствиях. Здесь есть сухие травы, одна щепотка которых может быть губительна для человека! Капли, в которые охотники племени интурайю окунают стрелы, прежде чем идти на льва, и этого количества на наконечнике хватает, чтобы ослепить чудовище. Опаснейшее вещество! Шаманы интурайю извлекают его из растения, место произрастания которого держится в большой тайне.
Миссис Норидж предположила, что хранить яды в открытом шкафу, в незапертой комнате может быть рискованно. Ее собеседник напыжился.
– Я всегда запираю эту комнату! Всегда! Сюда не может проникнуть посторонний!
– Вы полагаете, я призрак, мистер Ричардс?
– Должно быть, я забыл запереться на ключ, но это исключительный случай! Никто, никто не смеет заходить сюда. Это мое святилище. Я столько лет собирал эти предметы, привозил из своих поездок. – Эммет восторженно обвел рукой стены. – Больше всего я боюсь, что с этой комнатой случится то же, что с кабинетом моего несчастного зятя. Вы знаете, что после его смерти Аделиза все сожгла? Да-да, все! До единого предмета! Кросби написал книгу, но даже ее Аделиза не пожалела. Вдумайтесь! Она прочла ее – и уничтожила плоды всей его жизни. Но я не позволю ей избавиться от моих достижений! Нет, не позволю!
