Даниил Талолин
Шизофазия
***
Дни мои сосулькой растаяли,
Годы мои канули вешние.
Господи, не оставь меня…
Приими в раскаянии грешного!
Весь я и в корысти, и в гнилости,
Стать бы чистым к сроку нездешнему!
Я не заслужил твоей милости…
Милостив да буди ми грешному.
протоиерей Андрей
***
Моя бабушка умерла одной из самых безболезненных смертей. Тромб оторвался быстро. Пишу черство, но моя любовь к ней не угасает и не угаснет никогда. Она была мне второй матерью. Как известно, наши родители и их родители заботятся о своих детях, внуках, стараясь обеспечить им благополучное и счастливое отрочество, ну, и т.д. От бабушки досталась в наследство квартира, но мне так и не удалось в ней пожить. Я обитаю в большом городе, где успешно работаю.
В один из пасмурных дней меня занесло в эту квартиру, где я решил остаться на ночь, чтобы не переться на машине по лужам с плохим дальним светом. Мало что поменялось, ведь после её смерти, я ничего в этом доме не сотворял. Старые обои, жёлтые потолки, вымытая плита и раковина, перекрытый газ, вода и, в некоторых местах, кислород. Квартира отложила отпечаток детства, в которое я ностальгически окунулся. Воспоминания о не совсем удачных годах, слегка потряхивали душу, будто висящую половую тряпку на батарее. Мне удалось несколько раз обойти владения, коими являлись маленькие квадратные метры. Да уж, жизнь в те года мотала меня неистово… Я был всем и не был ничем. Даже пару раз скитался по области в поиске хоть какого-то смысла существования. Успешная работа не даёт мне должного финансового и внутреннего умиротворения. Жены я так и не нашёл, а людей, которых принято называть друзьями у меня отродясь не водилось.
Судьба сложилась одиноко, и я просил небо лишь об одном – об избавлении. От одиночества, от грусти. Я раньше не верил в нечто подобное, да и навряд ли когда-нибудь поверю.
Счета за эту квартиру я оплачиваю из города, поэтому в почтовом ящике здесь совсем нет нужды. Однако он висит, и в первый же день я обнаружил тотальную его заполненность. Письма приходили от некоего В.М. Одиночкова, в которых он представился моим другом. Я первый раз слышал об этом человеке, и мы, конечно, не были знакомы, но то, что он писал на мой адрес было занимательно, где-то трагично и весьма жутковато. Ни на одно письмо я не ответил… Обратного адреса не было.
Письмо 1. От 17.03.
«Друг, в этих стенах стало просто невыносимо. Моральное истощение моё достигло уровня неуравновешенности. Излишки агрессии поражают каждую клетку мозга и тела, усугубляя моё здоровье и чувство духа. Да и вообще, о каком духе может идти речь, когда я нахожусь вне своего сознания, вне контроля. Я здесь медленно умираю, смерть моя будет тихой сегодня и очень громкой завтра. Я перестал думать и беспокоиться о ком-то, именно о ком-то. Быть может, я стремился к этому всю малопрожитую жизнь, но не в таком качестве, не в таком самочувствии, не к этому движутся древние предки, описывая свои успехи в пыльных умных книгах. Я выжат, слаб, туп и чрезвычайно сентиментален. Убийство личности – к этому привёл меня мой персональный Иуда, в собственной интерпретации.
Безумие вокруг стало сугубо личным делом каждого, но с невероятной точностью поражает своей энергией проходящего мимо зеваку. Я не любитель долго спать, а тем более зевать, но все стога этой энергии катятся вместе со мной в горящее поле безысходности. И мы сгорим. Сгорим. Так говорят об очень тонких людях. «У него три дня стояла высокая температура, и он моментально сгорел на четвёртый…».
Жуть, страх, сумасшествие… Сейчас стреляются? Наверняка нет. Я не смогу всё равно. Мне отписано постепенно тлеть, пока не останется зола в виде моих неизданных книг и банальных стихов…
Увы, тебе пишет неудачник, в надежде на хоть какую-то помощь, хоть на какие-то слова, но я также сознаю, что ничего не услышу, не прочитаю и не почувствую.
Мотор, он всё чаще глохнет. Он искореняет меня из себя. Я его понимаю… Не лучший хозяин своего естества.»
Письма пришлось отложить, отключился свет, и последние строчки этого я дочитывал под оконный блик от фонаря. Одиночков что-то во мне пробудил. Нет, это не побуждение к действию во благо других людей, изменению мира и т. д. Мне не хотелось ему помогать. К тому же я абсолютно не знаю этого человека, быть может, он просто перепутал адрес и писал все эти письма своему близкому товарищу.
Я зажёг свечу, поставил чайник, выкурил две сигареты, сел в кресло и долго смотрел в щёлку между шторами. В ней виднелся мокрый город, очумевшие прохожие прыгали по лужам, в надежде в них не попасть. Чайник вскипел, я его выключил, выкурил ещё одну сигарету, затушил свечу и лёг спать, так ничего не выпив, не прочитав. Ночью я долго ворочался, пытался логично уложить смысл, переданный чужому человеку. В каких стенах? Почему ему так плохо? Чем он болеет? Вопросы окутали мозг и сжирали его содержимое выдуманными фактами. Я уснул. Всё тёмное время суток мне снился Одиночков. Он представлялся мне человеком скромным, безобидным, обязательно в очках, с тонкими усиками, лохматой чёлкой и невероятно печальными, пустыми глазами. Он сидел в кресле, рот был заклеен скотчем, но на нём были прорисованы эти усики, их хозяин пытался что-то сказать мне. Скотч не отрывался, а я не мог сдвинуться с места, чтобы помочь ему. Потом он поднял руки вверх, взлетел с кресла и стал метаться из стороны в сторону, краснея от злости и невозможности выговорить хоть слово. Проснулся я рано утром в холодном поту. Свет так и не дали, в дополнение к этому, отключив воду. С невероятно взрывной гривой на голове сходил за молоком и «Юбилейным» печеньем. Завтрак был детским, навевающим плюшевые мысли, перетекающие в негативные воспоминания, которые, как старуха-ключница, хранила эта квартира. Я забыл про сон, напугавший меня к утру, про письма, но какое-то непонятное чувство заставило остаться меня здесь ещё на пару дней. В квартире стало трудно дышать, поэтому захотелось всю её проветрить. Открыв все форточки, я наткнулся на отложенные вчера мыслеизвержения моего нового товарища. Плюхнувшись на диван, сделав телевизор потише, я вскрыл следующее по числам письмо – вот такой внутренности:
Письмо 2. От 23.03.
«Всё намного лучше. После нашего разговора в очередной раз осознал, что умнее и ловчее тебя. И даже более разбираюсь в жизни. Кстати, я похож на одного мужа из старой иудейской истории о городе Вифлееме. Этот муж заранее всё знал, всё чувствовал. Он устал. Ему скучно, ровно также и мне. Я слишком много знаю, потому что хорошо всё ощущаю. Ни единого желания слушать твои советы. Я понял, что не так уж и нужен тебе. Прости.»
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги