banner banner banner
Мое любимое чудовище
Мое любимое чудовище
Оценить:
 Рейтинг: 0

Мое любимое чудовище

– Индио! Вот ты где. – Женщина поспешно отошла от мужчины, отряхивая подол платья. – А я тебя обыскалась.

– Прости, мама. Мы с Нарц исследовали окрестности.

Аполлон заметил, что мальчик не спускает с него глаз, и это ему очень понравилось.

– В следующий раз ограничь свои исследования территорией рядом с театром. Я не хочу, чтобы ты заблудился или встретился с кем-то, кто может… – она осеклась и нервно бросила взгляд на мужчину, – …представлять опасность.

Тот изобразил выражение безобидности на лице, что, к сожалению, было неубедительно при его комплекции. К пятнадцати годам он вырос до шести футов, за последующие четырнадцать лет к ним добавилось еще несколько дюймов, а еще широкие плечи, огромные руки и лицо, которое его сестра однажды любовно сравнила с маской горгульи.

Опасения его подтвердились, когда незнакомка взяла сына за руку и отошла подальше.

– Идем, нужно поискать Нарцисску.

– Но, мама, – громко зашептал мальчик, – как быть с чудовищем?

Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кого ребенок имел в виду. Аполлон едва сдержал вздох, а незнакомка решительно произнесла:

– Не волнуйся, я непременно поговорю об этом с мистером Хартом. Завтра никаких чудовищ здесь уже не будет.

В последний раз нервно взглянув на этого огромного мужчину, незнакомка развернулась и повела сына прочь.

Прищурившись, Аполлон смотрел вслед ее удаляющейся спине – изящной и решительной. Зеленоглазка вряд ли будет довольна, когда узнает, кому из них двоих придется отсюда убраться.

Глава 2

У царя была огромная армия, с которой он шествовал по полям и горам, порабощая встречавшиеся на пути народы, пока не добрался до острова, лежавшего посреди лазурного моря, точно жемчужина в раковине. Без труда захватив его, сраженный его красотой, он приказал возвести здесь золотой дворец, в котором собирался поселиться вместе со своей царицей, но в первую же ночь во дворце во сне ему явился черный бык…

Для владельца парка развлечений Аса Мейкпис жил едва ли не на грани нищеты, в арендованных меблированных комнатах, куда на следующее утро и направился Аполлон. Жилье Мейкписа находилось в Саутуарке, на правом берегу Темзы, неподалеку от «Хартс-Фолли».

Преодолев три пролета шаткой лестницы, Аполлон оказался на лестничной площадке, куда выходило две двери, и постучал в ту, что располагалась справа, а затем приложил к ней ухо. До его слуха донесся тихий шорох, за которым последовал приглушенный стон. Отстранившись, Аполлон вновь ударил кулаком по деревянной панели.

– Нельзя ли потише? – Дверь, та, что слева, распахнулась, явив взору Аполлона сморщенного пожилого мужчину, голову которого венчала мягкая шапочка из алого бархата. – Некоторые еще спят!

Килбурн развернулся вполоборота, прикрывая лицо широкими полями шляпы, и примирительно взмахнул рукой.

Старик с грохотом захлопнул дверь в тот самый момент, когда Мейкпис отворил свою, стоя в дверном проеме и покачиваясь, словно от ветра. Его торчавшие в разные стороны рыжевато-каштановые волосы напоминали гриву льва, только что одержавшего победу в схватке. Расстегнутая рубашка являла взору волосатую мощную грудь. По счастью, бриджи он все-таки надел.

Аполлон протиснулся в комнату, хотя далеко и не продвинулся. В жилище Мейкписа кошке было бы негде положить хвост. Здесь все место занимали вещи, причем их количество увеличивалось с каждым днем. На полу, на столе и даже на стоявшей в углу огромной кровати с балдахином высились стопки книг. Возле стены рядом с чучелом ворона стоял портрет бородатого мужчины в полный рост. Далее возвышалась грозившая рухнуть в любой момент гора грязной посуды с многочисленными сколами и трещинами, которую буквально подпирала четырехфутовая модель корабля в полной оснастке. В одном из углов были беспорядочно свалены яркие театральные костюмы, а все свободные поверхности устилали разного рода бумаги: квитанции, расписки, документы.

Мейкпис закрыл дверь, и несколько листков спланировало на пол.

– Ну и чего ты приперся? Который вообще час?

Аполлон указал на массивные часы из розового китайского фарфора, венчавшие примостившуюся на столе стопку книг, но, приглядевшись, понял, что они остановились. О господи! Пришлось избрать самый надежный способ ответить на вопрос друга. Обойдя вокруг стола, Килбурн подошел к единственному окну и раздернул тяжелые бархатные шторы. Поднятое ими облако пыли весело закружилось в лучах яркого солнца, ворвавшихся в комнату.

– А-а-а! – взревел Мейкпис так, словно его проткнули вертелом, пошатнулся и рухнул на кровать. – Неужели у тебя нет ни капли милосердия? Хочешь сказать, что уже полдень?

Вздохнув, Аполлон подошел к кровати, бесцеремонно отодвинул ногу хозяина, сел на край кровати, а потом достал из кармана блокнот, с которым никогда не расставался, и огрызок карандаша.

«Кто эта женщина в саду?» – написал на листке и показал Мейкпису.

Тот скосил глаза в попытке сфокусировать взгляд.

– Какая женщина? Ты с ума сошел, приятель? Нет никаких женщин, да и садов тоже нет, если только ты не имеешь в виду Еву в том самом саду. Но тогда это сделало бы тебя Адамом, и я дорого дал бы за то, чтобы на это поглядеть. Особенно ты был бы хорошо в набедренной повязке из дубовых листьев…

Пока Мейкпис бессвязно бормотал всякую чушь, Килбурн опять принялся писать, а потом сунул блокнот приятелю под нос, прервав его тираду на полуслове. «Зеленые глаза, симпатичная, в странном платье. Есть маленький сын по имени Индио».

– Ах, эта! – ничуть не смутившись, протянул Мейкпис. – Лили Стамп, лучшая комическая актриса современности… впрочем, просто лучшая, коль уж на то пошло. Она невероятно хороша: словно околдовывает аудиторию, особенно нашего брата. Выступает под псевдонимом Робин Гудфеллоу. Это очень удобно – жить под вымышленным именем.

Сам Мейкпис тоже был более известен как мистер Харт, и лишь немногие знали оба его имени. Псевдонимом он обзавелся почти десять лет назад, когда только открыл «Хартс-Фолли». Это решение было связано с его семьей, слишком религиозной, чтобы одобрять лицедейство и всяческие увеселения. Мейкпис все объяснил другу, когда тот спрашивал его об этом.

Аполлон написал: «Убери ее с территории парка».

Брови Мейкписа взметнулись вверх.

– Ну, знаешь, вообще-то парк мой, и мне решать…

Аполлон гневно сверкнул глазами, и Мейкпис поспешил поднять руки, сдаваясь:

– Хотя, конечно, твои инвестиции тоже весьма существенны.

Аполлон лишь фыркнул в ответ. Вот уж чертовски верное замечание! Он вложил в это предприятие все, что сумел наскрести четыре с половиной года назад, и поскольку большую часть этого времени провел в психиатрической лечебнице, которую в простонародье именуют Бедламом, другого капитала или дохода у него не было, поэтому просто сбежать из Лондона он не мог до тех пор, пока «Хартс-Фолли» не начнет приносить доход. Только тогда виконту Килбурну удастся вернуть свои деньги.

Именно поэтому он принял решение взять на себя контроль над восстановлением уничтоженного пожаром парка.

Мейкпис со вздохом уронил руки.

– Но я не могу приказать мисс Стамп покинуть территорию «Хартс-Фолли»: ей просто некуда идти.

Мейкпис перекатился на кровати, внезапно насторожившись, а Килбурн терпеливо ждал. В его немоте было огромное преимущество: собеседнику приходилось говорить за двоих.

Мейкпис понюхал собственную подмышку, поморщился, а потом стянул с себя рубашку и заговорил:

– Я фактически украл ее у Шервуда из «Ковент-Гардена». По какой-то причине этот осел воспринял это как личную обиду и лишил ее возможности найти работу в Лондоне. На прошлой неделе она пришла ко мне и сказала, что ей больше нечем платить за жилье…

Аса пожал плечами и швырнул грязную рубашку в угол, а виконт принялся гневно писать в блокноте: «Я не смогу сохранить инкогнито, если по парку будут расхаживать посторонние».

Мейкпис усмехнулся.

– А как насчет нанятых нами садовников? Их присутствие не вызвало у тебя раздражения.

«С этим ничего нельзя поделать: без них никак. К тому же ни один из них не обладает и сотой доли ума миссис Стамп».

– Мисс Стамп. Насколько я знаю, мистера Стампа не существует.

Аполлон изумленно заморгал и вскинул голову, затем написал: «А мальчик?»

– Ее сын. – Мейкпис потянулся к кувшину с водой, на удивление полному, и вылил его содержимое в щербатый таз. – Ты же знаешь этот театральный люд. Не будь таким пуританином.