Подался ближе. Девушка под руками натянулась, стала каменной, неживой. Куклой.
Та жизнь, прошлая – просто сон – приятный и скоротечный. Просыпайся, Ренат. Просыпайся! Сука-жизнь приготовила тебе новый горький глоток.
А чего ты хотел? Счастья? Для тебя его не отрезали, не выделили…
Губы у девушки были истерзаны, нервничая она их искусала, заметил еще в гараже. Потому я коснулся их с осторожностью, еле-еле зацепив кожей. Она с тяжелым выдохом приоткрыла рот, и наши языки соприкоснулись. Мокрый жар, ласковые движения, от которых ничего, кроме тепла, я не испытал. Просто механический поцелуй без души.
Приоткрыв глаза, взглянул на супругу. Она целовала меня с плотно сомкнутыми веками, а из-под ресниц выползали горячие слезы. Они придавали поцелую солоноватый вкус.
Легко не будет, я это понял, и вынужденный обоюдный брак – ничего хорошего в наши жизни не принесет.
Глава 8
=Есения=
Не попрощалась с мамой. Не сказала Анютке пока. Не взяла ничего из своей спальни, даже любимую шкатулку с сувенирами из разных стран, которую собирала несколько лет. Не оглянулась на родной дом, который увижу нескоро. Села в машину и отвернулась в окно. Я не плакала, нет, но жестокие слезы сами ползли по щекам. Предательская слабость перед неизбежностью.
Руки горели от царапин колючей лозой. Сжав кулак правой руки почувствовала, как холодный металл обручального кольца впивается в раненую кожу.
Я вдруг осознала, что жених видел меня до свадьбы, в подвенечном платье, и это не сулило ничего хорошего.
Суеверие, конечно, но у меня ребра выворачивались и хрустели от предчувствия, что все закончится плохо, толком и не начавшись. Было ощущение, что сердце сейчас проткнут изломанные кости, и я истеку кровью.
Через пять минут полной тишины, наблюдая за вереницей деревьев, пролетающих мимо окна, я украдкой посмотрела на мужа.
Ренат сидел рядом, немного разведя колени. Ему очевидно было тесно, но он держался от меня подальше, стараясь не прикасаться к бедру, словно даже через многослойную ткань платья чувствовал, как я горю всем телом, как не хочу здесь быть.
Супруг расслабленно откинулся затылком на спинку сидения и, прикрыв глаза, казалось, дремал. Его большие руки лежали на коленях и изредка сжимались в тугие, обвитые венами, кулаки.
Ренат вдруг дернулся и, распахнув глаза, посмотрел в потолок, а я тут же отвернулась в окно и задержала дыхание.
Что дальше? Мне придется позволять ему себя целовать и трахать, чтобы потом прятаться в ванной, тереть тело мочалкой до красна, лишь бы избавиться от чужого запаха?
Посмотрела назад, на улетающую в никуда полоску дороги, и мне на миг показалось, что другая машина слишком близко к нам пристраивается. Наверное, дополнительная охрана олигарха.
Я снова посмотрела на молчаливого Рената. Кто он? Какой он?
Вопреки сумбурному состоянию моей души странно было осознавать, что этот грубый и пугающий мужчина вызывал во мне глубинный интерес. Этот его жест, когда прикрыл собой от зевак, и это «мамаша» – брошенное презрительно той, что с легкостью подложила дочь под чужого мужика, и кроткий, осторожный поцелуй, как прикосновение шелковой ленточки, когда нас объявили мужем и женой, словно Волгин переживал за мои искусанные губы. Тогда я впервые подумала, что мой вынужденный муж хочет казаться, а не быть монстром. Надеюсь, что интуиция в момент стресса меня не подводит, верю, что не обманывает надежда, потому что впервые за этот долгий день я испытала легкое облегчение и острое предвкушение.
Я до сих пор чувствовала на губах его запоминающийся вкус, немного терпкий, почему-то с ароматом лаванды и нотками меда. И так некстати вспомнилась Франция. Андрэ, который не смог попасть ко мне на свадьбу. Лиля, любительница ручного мыла и натуральных масел, любимая подружка, что несколько лет назад уехала в другую страну и заразила меня любовью к бесконечным французским полям. Однажды я поехала к ней в гости и навечно влюбилась в романтические европейские улочки с ароматом лаванды и вереска.
– Ты выбрала, куда мы поедем? – голос мужа звенел сталью.
Я немного повернулась и уставилась на затемненную перегородку между салоном и водителем, сомкнула ладони на коленях, чтобы унять жжение. Говорить не было желания, шевелиться тоже, но, если честно, и назад, домой, не хотелось – в фальшивую, ненастоящую жизнь, в которой не осталось никого, кто бы меня понял и защитил.
– Не знаешь? – муж потянулся ко мне, я увидела движение боковым зрением и от неожиданности выпрямила спину по струнке. Я не собиралась противиться, оно само получилось. В кармане Волгина вдруг тиликнул телефон. Он отстранился, а я облегченно опустила плечи и обернула себя руками. Ладони запекли с новой силой, я едва сдержалась, чтобы не завыть от боли.
– Привет, – ответил на звонок муж. Помолчал немного, глянул на мои губы и промямлил: – Да, уже.
Без утайки рассматривая меня и слушая собеседника на другом конце линии, он нагонял на меня животный ужас вперемешку со жгучим любопытством.
– Через неделю, – он говорил мрачно и сдержано. – Да. Я помню, конечно, – бросил небрежно, неожиданно разорвав наши взгляды и отвернувшись в окно. Я смогла рассмотреть его ровно выстриженный затылок и сильные, большие плечи, которые с трудом смогу обнять. – Еще видео мастер-класс пришли, – грубо и резко отчеканил Ренат. Кулак, что лежал на его бедре, сильно сжался. – Позже созвонимся, я сейчас не могу говорить.
У него что-то спросили, повисла пауза, и Ренат вдруг повернулся в мою сторону, обжег ледяным прищуром.
– Да, – ответил в трубку. Строгих губ коснулась кривая усмешка. Надо мной смеется? Обо мне речь? – Спасибо.
Муж отключил связь и переспросил меня тоном, способным заморозить воду:
– Ты выбрала, куда мы поедем?
Я мягко и осторожно улыбнулась, а потом с шепотом выдохнула:
– В Париж.
Глава 9
=Есения=
В частном самолете за двести миллионов зелененьких была отдельная для нас с мужем комната. Шикарная, по последней моде, с шелком и натуральной кожей в дизайне, с ободками из позолоты, с деревянными идеально отшлифованными панелями из красного дерева.
Я переоделась в удобный пуловер ручной вязки из светло-голубой нитки и темные трикотажные брюки с низкой резинкой. Выдохнула тихо, стараясь не привлекать к себе внимание, зябко потерла плечи. Даже через плотно закрытую дверь чувствовала чужое присутствие и хотелось спрятаться, смотаться, но парашюта у меня нет, а внизу ждет разве что холодный ночной асфальт.
Радовало только, что завтра мои ноги будут гулять по осеннему Парижу. Это и счастье без границ, и лекарство от любых печалей, и любовь с первого взгляда.
Любовь, которую мне не обещал муж.
Волосы оставила распущенными, не стала заплетать, как обычно делаю дома. Ренат еще подумает, что я из села сбежала. Да какая разница, что он подумает! Будто я понравится ему пытаюсь. Еще чего.
Преодолевая неприятную жгучую боль в руках, заплела тугую косу, перекинула ее за спину.
Вот, так лучше.
Сцепив зубы, хорошо вымыла руки с мылом, это должно помочь на первое время от колючек хмеля, еще бы успокаивающую мазь, но аптечки в уборной я не нашла, а спрашивать мужа об этом не хочу. Скажет, что пустяковые царапины, а я жалуюсь, как плакса. С колледжа не люблю, когда надо мной насмехаются, и сейчас повода не дам. Да и все еще боюсь с мужем лишний раз сталкиваться, стараюсь молчать и не смотреть в его льдистые глаза.
Выбравшись из ванны, стала искать майку среди вещей и белья. Хотела разрезать ее на полоски, чтобы обмотать обожженные ладони. Выдержать боль не получалось без сдавленных стонов, нужно хоть как-то себе помочь, притушить зуд. Ренат ведь видел, что я поранилась, и ничего не сделал.
Муж вышел, сказав, что вернется через десять минут, но пропал на полчаса. Опаздывать – его привычка?
Я была предоставлена сама себе, получилось выровнять дыхание, успокоиться и даже не трястись от страха перед неизбежным, хотя колени все еще сталкивались от слабости и нового томления где-то ниже пупка. Теперь бы еще приготовиться к самому страшному – первой брачной ночи. Но сейчас же, в небе, муж не будет меня трогать… Да?
Мои вещи с утра были упакованы, и я очень удивилась, когда на дне чемодана нашла свою коллекцию сувениров и ежедневник на замочке. Я их точно туда не прятала. Мама? Папа? Кто позаботился об этом?
Небольшая пластиковая шкатулка, размером с коробку конфет, была обклеена синей атласной тканью, на верхней крышке я нарисовала цветы и узоры акриловыми красками, обмотала торцы ручными кружевами и вышила их бисером. Смотрелось винтажно, по-детски и дешево, но я любила эту часть своей жизни. Скрытую от СМИ, богатых друзей семьи и даже близких родственников. Типа двоюродного братца Льва, который в восемнадцать понял, что он шикарный кобель и решил осеменить пол страны. К третьему десятку брат получил по почте фото более трех десятков детей. Это умиляло и удивляло, особенно если считать, что все полученные конверты Лев выбрасывал в мусорку, не читая, и вычеркивал всех, кто смел заикнуться о беременности от него. Но я не считала его плохим, скорее, не разборчивым в отношениях, потому и не делилась с ним своими романтическими пристрастиями и интересами, хотя мы с братом были довольно близки и дружны. Прагматичный, прямой и жесткий в выражениях он не понял бы мои мечты и привычки. Лева и так удивился, что я невинность храню для любимого. Как оказалось, не для него хранила…
В шкатулке должны быть ножнички. Приоткрыла ее, но локоть неожиданно обожгло крепким прикосновением. Я дернулась, и содержимое, монетки, открытки и разная мелочь, посыпались на пол. Сверкающим разноцветьем расползлись по черному ковру.
Ренат так странно покосился на безделушки, так сильно сжал мою руку, что я невольно ойкнула.
