и синий – увы.
Вот так бы, казалось,
без всяких увы,
ну самую малость —
остаться живым.
И снег тот февральский,
и свет от пивной
кружили бы в вальсе,
но где-то виной —
стою, понимая
средь света и тьмы,
что около мая
не станет зимы.
То зимним, то летним
прикинется день,
его не заметим
сквозь всю дребедень.
Но только бы – только —
осталось в глазах,
хоть малою толикой…
Гремят тормоза —
трамвай – и вечерний
снежок – или снег?
Наметим, начертим
почти без помех.
«Самолеты как мороженые рыбы…»
Самолеты как мороженые рыбы…
Шереметьево ночное, ты прости —
от полета до полета перерывы
начинают удлиняться и расти.
Улетаю я все реже, и все реже,
Шереметьево, могу я передать
к самолетам удивление и нежность,
удивление возможностью летать.
Зима
Кончится в конце концов
И зима, а хочется
По зиме быть молодцом —
Мне во сне хохочется.
От весны до весны
Вижу я все те же сны,
Я родился жить в апреле,
И дороги до апреля мне ясны.
Ох, зима, ты зима,
Ты меня сведешь с ума —
Деревянные заборы,
Заколочены дома.
– Где твой дом?
– За углом. Да еще базар потом,
Да железная дорога,
Да еще аэродром.
Говорю: отведу
От тебя рукой беду,
Говорю, она не верит,
Говорит: домой пойду.
По снегу, по песку,
В бездомности и дома
Несу твою тоску
По девочке с аэродрома.
В ту зиму
Была бесснежная зима,
Тянуло человека к прозе,
Туда, где комнату снимал,
Гостей нечаянных морозил.
На подоконнике снежок,
Зима, зевота, понедельник,
И на дорогу посошок
Математически разделен.
Прощай. Оденусь потеплей,
Вокруг меня зима большая,
И я надеюсь, что теперь
Уже никто не помешает.
От всех зимой отгородясь,
На прожитье оставив денег,
Надеюсь расписаться всласть,
До одури, до обалденья.
До той зимы, до февраля,
До комнаты и снегопада,
