– Хорошо, теперь мы поработаем вместе, – сказал Игорь. – И тебе наверняка перепадет крупная премия. А, как ты на это смотришь?
Грач-младший заплакал еще выразительнее.
– В какой гостинице остановилась Дорис?
Павел назвал адрес.
– Послушай, – Павел терся лбом о кресло, словно выпрашивал еще одну маленькую порцию ласки. – Зачем тебе эти записи? Ведь это полная ерунда.
– Я отвечу честно, хотя отвечать не хочется. У меня много врагов. А друзей мало. Это нормально, иметь много врагов и мало друзей. Так вот, если отцова тетрадка попадет не к тем людям… Число моих врагов превысит критическую отметку. И тогда… Тогда я недолго проживу. Я удовлетворил твое любопытство?
Игорь резко поднялся, вышел из комнаты и пропал в темном коридоре. Бородатый мужик на диване сладко застонал во сне и позвал какую-то Варвару. А телевизионный диктор, закончив с картошкой, начал читать хронику официальных событий.
Глава 7
На почте женщина администратор заглянула в компьютер и сказала, что бандероль, отправленную госпожой Линсдей, три дня назад доставили в гостиницу по такому-то адресу. Там почту принял начальник курьерской службы, о чем имеется соответствующая отметка.
Женщина пощелкала клавишами компьютера:
– Других данных нет, – сказала она.
– Бандероль не дошла до адресата, – ответил Радченко.
– С гостиницами всегда проблемы, – сказала женщина. – Мы доставляем почту в отели. Клерки разносят корреспонденцию по номерам или выдают постояльцам через администратора. Такова практика. Но бывает, что человек съехал, а почта для него пришла. Тогда письма или бандероли возвращают назад, к нам. На этот раз назад ничего не приходило. Значит, адресат все-таки получил бандероль. Или… Ее получил кто-то другой.
– Спасибо, – Радченко усмехнулся. – Вы мне очень помогли.
Через четверть часа он стоял перед столом начальника службы безопасности того отеля, где прежде жила Дорис. Представительный мужчина в синем костюме по имени Николай Андреевич расположился в тесном кабинете, что находился по соседству с центральным входом. Выслушав адвоката и внимательно изучив его документы, Николай Андреевич сказал:
– Ошиблись они там на почте. Никакая бандероль на имя той американки к нам не поступала. Ну, чего с людьми не бывает, ошиблись.
– Боюсь, что ошибаетесь вы, – ответил Радченко и положил на стол справку с почты. – Тут написано, что бандероль…
– Вижу, – оборвал посетителя Николай Андреевич. – Только для меня это не документ. Если есть претензии к отелю, напишите заявление на имя…
– Я не стану писать заявлений, – сказал Радченко и положил на стол визитную карточку журналиста, известного всей Москве своими скандальными статьями. – Предлагаю так. Информация о бандероли не получит огласки. Мужской разговор: только вы и я. В противном случае, буду вынужден обратиться к этому человеку, моему близкому другу. Он давно собирается написать статью о вашем отеле. И о его владельце. Который до сих пор проходит по милицейской картотеке, как преступный авторитет. Мой друг собрал уже целое досье. Но ищет новые факты. И я их подброшу. После публикации приличные люди станут обходить вашу ночлежку стороной.
– Это угроза?
– Не угроза, а предложение сотрудничества. Дорис Линсдей не станет подавать в суд на гостиницу. А я не стану встречаться со своим другом. И буду держать язык за зубами. Просто помогите мне найти концы и узнать, где бандероль. Это ведь не так сложно.
Николай Андреевич, человек осторожный и опытный, бросил взгляд на посетителя, потом на визитную карточку. Он решал для себя, может ли этот адвокат находиться в приятельских отношениях с известным журналистом. Или все его слова блеф. Слишком мало фактов, чтобы делать определенные выводы. Радченко, быстро сообразил, о чем думает хозяин кабинета, и, вытащив из бумажника фотографию, подержал ее перед носом Николая Андреевича. На снимке, сделанном где-то в ресторане или кафе, Радченко и тот журналист сидели за одним столиком, заставленным тарелками и бутылками, и о чем-то болтали.
Начальник службы безопасности хмыкнул.
– Хорошая фотография, – сказал он.
– Мне самому нравится, – ответил Радченко.
Решение было принято. Николай Андреевич подумал, что этот журналист – редкая фонючка, ради красного словца он родную мать не пожалеет. И надо сделать все, чтобы замять историю с бандеролью.
– Хорошо, пожалуйста, посидите в коридоре минут десять, – голос Николая Андреевича сделался елейным. – Я наведу справки. И тут же вернусь.
Мрачный как грозовая туча, он вернулся через час, пригласил Радченко в кабинет. И сказал, что в тот день, когда пропала бандероль, корреспонденцию по номерам разносил посыльный, которого сейчас, после выяснения обстоятельств дела, вышвырнули вон, как паршивого щенка. Уволен также сортировщик писем, который поленился заглянуть в компьютер и узнать, что Дорис Линсдей здесь больше не живет.
Посыльный говорит, что он не прочитал, кому именно адресовано послание. И не знал, что адресат съехал. Дверь номера открыл невысокий мужчина восточного типа в полосатом халате. Он принял бандероль, словно ждал именно ее. И сунул в руку посыльного чаевые. Мужчина жил в гостинице шесть суток. В тот же номер дважды поступали письма, была и еще одна бандероль. Его имя – Фазиль Нурбеков, проживает в Воронеже по такому-то адресу. Занимает должность директора комбината строительных пластмасс.
– Вот его адрес и телефон, – Николай Иванович протянул Радченко листок, исписанный мелким почерком. – Надеюсь, инцидент исчерпан?
– Конечно. Спасибо за помощь.
* * *
Мужчина, одетый в разорванную рубаху, лежал на спине возле подоконника, головой к окну ногами к двери. С того места, где стоял Девяткин, была видна левая половина лица покойного, распухшего от побоев, исполосованного опасной бритвой. Если пройти по кровавому следу, окажетесь в длинном коридоре, а потом в кухне.
Видимо, именно здесь театрального актера Бориса Свешникова полоснули бритвой по лбу, чуть выше бровей. На кафельных плитках пола и на пластиковой поверхности кухонного стола брызги засохшей крови. На белой двери, отпечаталась ладонь Свешникова. Раненый актер кинулся в прихожую, попытался выскочить на лестничную площадку. Но не успел справиться с замком и цепочкой. Руки были скользким от крови, а колени дрожали от жуткого нечеловеческого страха. Здесь же в прихожей, Свешников, видимо, получил несколько ударов по лицу и в корпус. По следам на паркете видно, что он упал возле двери и пытался встать.
Он поднялся. И, ничего не соображая, бросился в комнату, попытался разбить окно кулаком и позвать на помощь, но убийца настиг его. Вероятно, ударил хозяина квартиры по голове. Свешников повис на занавесках, надвое сломав деревянный карниз. Он оказался на полу и больше не встал.
Разбросанные по полу бумаги с печатным текстом, битое стекло залиты кровью. Девяткин взял с письменного стола пожелтевшую от времени открытку и прочитал вслух текст:
– Дорогой мой, Боря. Даже не верится, что сегодня тебе стукнул полтинник и еще пять. Я обнимаю тебя и спешу поздравить с творческим совершеннолетием. Теперь ты на себе знаешь, что самое трудное – прожить первые пятьдесят пять лет. Дальше будет легче. Я не стану перечислять роли, которые ты блистательно сыграл в театре и кино. Каждый вылепленный тобой образ стал открытием даже для меня. Дорогой мой, большинство великих актеров сумели раскрыть свой творческий потенциал именно после пятидесяти пяти. Поэтому я надеюсь, что твои лучшие работы еще впереди, они ждут тебя. Поздравляю, дорогой. Желаю здоровья, а таланта тебе не занимать. Вечно твой друг Сергей Лукин.
– Это тот самый режиссер? – спросил старший лейтенант Лебедев. – Ну, который погиб в автомобильной аварии?
– Тот самый, – кивнул Девяткин. – Кстати, я звонил директору театра. Он сказал, что многие годы Свешников поддерживал дружеские отношения с главным режиссером театра Сергеем Лукиным. Свешников очень переживал кончину Лукина. Неделю не мог выйти на сцену. Еще директор сказал буквально следующее: «Других друзей у Свешникова, кажется, не было. Но было много собутыльников».
– Значит, причиной убийства, по вашему мнению, стала бытовая ссора? – снова влез с вопросом Лебедев.
– Я версий еще не выдвигал.
– Но как же иначе? Початая бутылка водки на кухонном столе. Значит, ночной гость и Свешников выпили. А дальше все как обычно. Заспорили. Собеседник артиста схватился за опасную бритву. Потом вытащил что-то острое, предположительно нож. И поставил в споре последнюю точку.
– Ты растешь на глазах, – ответил Девяткин. – Даже початую бутылку на столе заметил. Но, обрати внимание, нет рюмок, нет закуски. Ведь хозяин и гость не пили водку из горла. Не занюхивали ее рукавом. Значит, Свешников просто не успел поставить рюмки на стол. Он вынул бутылку из холодильника. И тут получил первое ранение или болезненный удар. После того, как Свешников скончался, его гость перевернул вверх дном весь дом. Посмотри, что творится в обеих комнатах. Даже кровать и шкаф сдвинули с места.
– Ну, с этим ясно, – кончиками пальцев Лебедев потрогал распухший глаз. – Убийца что-то искал. И еще: он был знаком с хозяином, если тот среди ночи открыл ему дверь. И еще бутылку поставил.
– Ночной гость мог назвать имя общего знакомого. Свешников спросонья, не разобрав, что и как, открыл дверь. Другой вопрос: что можно искать в доме человека, получающего за работу сущие гроши? Свешников не коллекционировал швейцарские часы и побрякушки с бриллиантами. У него не всегда хватало денег на опохмелку. Самое ценное, что мог унести убийца, – поношенный костюм. И пару сумок с пустыми бутылками.
– Не все так просто, – Лебедев почесал затылок и сделал вид, что обдумывает новую версию происшествия.
– Задумайся вот о чем: убита подруга покойного режиссера Лидия Антонова и ее муж Рафик Амбарцумян. Теперь вот господин Свешников. Дача Антоновой и квартира Свешникова перевернуты вверх дном. Это я к тому, что дружба с известными личностями, особенно режиссерами, до добра не доводит. Теперь, Лебедев, слушай мою команду. Езжай в театр, поговори с директором. Пусть он подробнее расскажет о покойном артисте. Круг общения, привычки, отношения в коллективе… Ну, понимаешь?
– Так точно, – Лебедев развернулся и ушел.
* * *
Телефонный звонок раздался в тот момент, когда Дорис надела светлый костюм и собралась спуститься вниз, чтобы пообедать в ресторане. Голос Павла Грача, против обыкновения, звучал приветливо.
