по десятку ледяных и слепых,
с пяток грибных,
два вчерашних,
сегодняшний утренний
и половинка завтрашнего.
Но это еще неточно.
Правду мы узнаем завтра.
Только завтра.
На меня обижаются рифмы
На меня обижаются рифмы.
Они требуют строгости ритма.
Они просят логических связей.
Утверждают, что я им обязан.
На меня обижаются смыслы.
Они требуют ясности мысли.
Они просят логичных сюжетов.
Говорят, я в ответе за это.
На меня обижаются буквы.
Они просят возврата рассудка.
Они требуют четкого слога.
И пореже про черта и Бога.
На меня обижаются строки.
Мне издательство сдвинуло сроки.
Я устал. Я советский мальчишка.
Я скучаю без книжки. По книжке.
Мандельштаму…
Одна простая жизнь в одном сложном предложении
Он молча сидит за кулисами,
за такими тяжелыми, уставшими и старыми,
едва-едва запахнутыми безликими молодыми униформистами;
он сидит на маленьком ветхом стульчике,
напоминающем обычный табурет;
он сидит, согнувшись под тяжестью свежих аплодисментов,
секунду назад переведя дыхание после не самых смешных
реприз,
немыслимых новомодных трюков, придуманных на самом деле
еще тридцать лет назад, в самом начале долгой дороги шута,
изгнанного из рая за плохое поведение;
он сидит в съехавшем набок старом рыжем парике,
думая о чем-то никому недоступном,
непонятном, даже местами неприличном,
сидит разминая в пальцах папиросу,
которую он никогда не закурит,
ведь бросил по просьбе врачей лет десять назад,
о чем не жалеет;
он сидит грустный маленький старый клоун,
вдыхая запах опилок и пота, являющийся для него
самым любимым и самым ненавистным,
чему удивляться не приходится,
ибо если твоя жизнь не театр,
