Союз нерушимый

В конце пятидесятых в районной женской консультации познакомились две девушки, вернее, молодые женщины, безошибочно угадав друг в друге будущих матерей-одиночек. Ненароком заглянув в медицинские карточки, они обнаружили к тому же, что являются полными тезками и одногодками. Звали обеих Валентинами Александровнами. Почему-то эти совпадения их страшно обрадовали и развеселили, одна решила подождать другую, и из консультации на весеннюю московскую улицу они вышли уже вместе, поддерживая друг друга за локоток. Осевший и потемневший снег еще не вполне растаял, местами превратившись от обильной капели в хрупкие и скользкие проплешины. Шли они осторожно, пробуя носком коварную наледь, – словом, шли, как ходят беременные. Болтали оживленно и обо всем – об уже отступившем, слава богу, токсикозе, о вредной врачихе Кларе Ивановне, о предстоящих и наводящих безумный страх родах, о детском приданом, заготовленном заранее – вопреки приметам. Одна Валечка проводила другую до дома – к тому же они оказались еще и соседями. Конечно же, обменялись телефонами и, очень довольные новым знакомством, сулившим теперь совместные прогулки и целый ворох общих тем, наконец расстались.

Как оказалось, до вечера. Вечером одна из Валечек позвонила и пригласила новую подругу на чай. Та с удовольствием приглашение приняла. Долго пили чай с вишневым вареньем, сверяли свои женские ощущения и даже разоткровенничались друг с другом. Валечки были не первой молодости, одиноки, и будущие дети для обеих были долгожданным и абсолютно желанным подарком. Валечка-хозяйка жила одна, давно похоронив рано ушедших родителей. Работала она в школе – преподавала географию. Когда-то в юности неудачно и мимолетно сходила замуж – развела молодых вскоре после свадьбы вредная свекровь. После тридцати почти без надежды не то чтобы на что-либо стоящее, а просто на банальный романчик неожиданно даже для себя она сошлась ненадолго с местным военруком. Любви там не было никакой и в помине. Военрука тогда оставила красавица жена, и он ненадолго утешился с Валечкой. Сначала Валечка пожалела его просто по-человечески, а потом как-то странно сложились отношения и более близкие. В какой-то момент от острой жалости к нему и собственной зудящей тоски и одиночества она оставила его ночевать, особо ни на что не рассчитывая. «Попалась» она случайно, как-то совсем не думая, что это может с ней произойти, а когда поняла, то испугалась и обрадовалась одновременно. Военруку об этом сообщить она не успела: не попрощавшись с ней, он завербовался на Север – от злой тоски и отчаяния. Но это Валечку не очень-то огорчило. Теперь, прислушиваясь к себе, она четко осознавала, что жизнь свою проживает не зря, и еще отступил навязчивый страх – страх одинокой старости. Хотелось ей сына – в нем она видела и будущую надежность, и уверенность в завтрашнем дне, а главное – невозможность самого ужасного и противоестественного на свете – женского одиночества. С мужчинами, как она думала, все происходит не так, а точно легче и свободнее. Родни в Москве у нее не осталось никакой, но в Тамбове жила сестра покойной матери – одинокая и крепкая старуха, на которую, честно говоря, Валечка и рассчитывала.

Гостья ее – Валечка-вторая – жила с матерью, Верой Игнатьевной, слабенькой и интеллигентной старушкой. Жили, надо сказать, душа в душу – без бытовых склок, претензий и взаимных упреков. Вот ее-то беременность была вполне запланированной и продуманной. Несколько лет они с матерью этого горячо ждали, боясь даже затрагивать эту тему. Мать была в курсе Валечкиного семилетнего и тайного романа с женатым сослуживцем. Раз в неделю, в среду, с обеда, Вера Игнатьевна уезжала к подруге в Измайлово, а Валечка – завитая и крепко надушенная – принимала своего возлюбленного. В среду у нее был библиотечный день. Валечка, конечно же, напридумывала себе сложносочиненный роман, а дело-то было совсем простое. Ее предмет, слегка уставший от семейных хлопот лысоватый сорокалетний научный работник, просто хотел слегка расслабиться. Пылкая, трепетная, печально-загадочная Валечка вполне позволяла ему почувствовать себя мужчиной. Когда ее затошнило и совпали все остальные признаки, прежде всего, конечно же, она все сообщила потрясенной матери. И, крепко подумав, будущему папаше они решили ничего не говорить. Хотели, конечно же, девочку. К чему нарушать их женский монастырь? Да и с девочками, как им казалось, спокойнее. Этот ребенок будет принадлежать только им двоим. Безраздельно. Жалкий, приходящий тайком, осторожно и ненадолго, этот нелегальный папаша в их схему категорически не вписывался. Решили так: лишняя травма для ребенка. Лучше придумать отца-героя, летчика или полярника, безвременно и героически погибшего. Это они постановили на своем маленьком и дружном семейном совете. С прежней работы Валечка быстро уволилась и перешла в библиотеку у дома – ближе, спокойнее, легче и к тому же без потери декретных. Новую подругу она пригласила к себе на следующий день – с ответным визитом. Мама, Вера Игнатьевна, испекла любимый лимонный кекс, чай накрыли в столовой. Посидели тепло и уютно, оживленно беседуя. Провожать до дому Валечку-старшую (определили ее так – и действительно, она была старше подруги на четыре месяца) пошли вместе с мамой.

Чуть позже, уже оформив декрет, они установили себе четкое расписание и план: в двенадцать встречались на полпути, у булочной, и два часа активным шагом, с передышками, конечно, фланировали по улицам. Обедать приходили к Валечке-младшей. Вера Игнатьевна старалась приготовить что-то легкое и полезное для своих девочек, как говорила она. Были это, как правило, овощные супы, морковные котлеты или мясное суфле. Валечки обедали и ложились отдыхать. Валечка-младшая обычно дремала, а ее подруга читала какой-нибудь старый, добротный детектив. Теперь они стали неразлучны, почти родные люди, и если срывалась прогулка (погода или неважное самочувствие), то тосковали друг по другу и перезванивались по нескольку раз в день. Вера Игнатьевна была счастлива – теперь ей не так страшно было думать о своей смерти: у дочери появился близкий человек. В роддом Вера Игнатьевна первую отвезла свою дочь и так и осталась там до вечера в вестибюле с Валечкиным легким плащиком и туфлями в руках. Валечка-младшая родила легко и довольно быстро, опровергнув тревогу врачей, обозначивших ее неприятным словом «старородящая».

Родила она мальчика, вполне здорового и крупного, испытав какое-то мимолетно прошелестевшее в сознании разочарование и недоумение. Справятся ли они с мальчиком? С девочкой все было бы как-то понятнее. Через пять дней ее встречали мать и верная подруга. А дома, развернув пеленки и поохав, все восторженно и растерянно замерли над ребенком. Мальчика назвали Антошей. Через две недели, ночью, вызвав такси, Вера Игнатьевна отвезла в роддом и вторую Валечку и так же осталась ждать в вестибюле больницы. Утром, не получив никаких радостных известий, говорила с врачами. Оказалось все непросто – решили делать кесарево. Вера Игнатьевна домой не поехала, периодически звоня дочери из автомата – справляется ли? – и докладывала последовательность событий. К обеду Вере Игнатьевне сообщили, что родилась девочка – очень маленькая, слабая, с кучей медицинских проблем. Вера Игнатьевна сдвинула брови, вспомнила свою непростую жизнь, глубоко вздохнула и начала разговор с акушером и педиатром четко и, как казалось ей, профессионально (в войну полгода проработала медицинской сестрой в госпитале).

– Вы́ходим! – бормотала она, спеша домой. Внука и дочь она не видела почти сутки. Дома металась всполошенная и измученная Валечка-младшая, разрываясь между стиркой, глажкой, кормлениями и бесконечными и изнуряющими сцеживаниями – молока у нее было в избытке. Ребенок, румяный и крупный младенец, спал мало, а вот ел и кричал с удовольствием. Вера Игнатьевна разрывалась на части: дома дым коромыслом, раз в день непременно в больницу к Валечке-старшей – тефтели, кисель, отжатый постный творожок. Но все кончается. Закончилось и это. Валечку-старшую с дочкой она решила забрать пока к себе: ну, во-первых, ей нужен еще серьезный уход – послеоперационные швы, начинающийся мастит – не дай боже, слабенькая девочка очень плохо брала грудь. Нужны были питание, обработка швов – короче говоря, уход, уход и еще раз уход. Валечка-младшая тоже валилась с ног – ничего не успевала. Что разрываться между двумя домами? Проще крутиться всем вместе. Так и порешили. О том, что это было за время, говорить не приходится, но прошло и это. И Валечка-старшая вместе с дочкой наконец отправилась домой. Девочку, кстати, они сообща назвали нежным именем Ариша. Ариша была спокойной, вернее, слабой – ела еле-еле, кричать не кричала – так, слабенько, как мышонок, попискивала и кряхтела. Никакого сравнения с громогласным Антошей. Но все же, думала Вера Игнатьевна, лучше так, чем по-другому. Все-таки мальчик здоровый, тьфу-тьфу. Но постепенно все вошло в свой ритм, и вновь образовался четкий распорядок. Две молодые мамаши гордо выгуливали свои разноцветные коляски – розовую и голубую. Через год встал вопрос о выходе на работу – жить-то на что-то надо. Тамбовская тетка приезжать в Москву категорически отказывалась – огород, куры, поросенок. Слабенькой Арише путь в ясли был заказан, и героическая Вера Игнатьевна девочку предложила забрать к себе – на световой день. Деваться было некуда. Ариша не прекращала болеть, насморк плавно перетекал в ангину, ангина – в бронхит и даже в пневмонию. Болели теперь они на пару со здоровым Антошей, что поделаешь – контакт! Валечка-старшая переживала ужасно – понимала, что незаслуженно страдает вполне здоровый и крепкий ребенок. Но выход нашелся: тамбовской тетке пообещала платить – получалось ползарплаты, а куда деваться? Та на эти условия согласилась и, приехав, тут же завела себе сберкнижку, куда требовала четко десятого числа относить положенные ей деньги. Спустя год на работу вышла и Валечка-младшая – к себе в библиотеку на полдня, необременительно. Вера Игнатьевна устроилась в детский сад бухгалтером. Работа до обеда и дальний прицел – вскоре внуки окажутся в ее же детском садике, а она там – свой человек. Все под присмотром. Дружба Валечек за эти годы только укрепилась, стала прочнее, фундаментальнее, и уж совсем непонятно было им обеим, как они вообще раньше жили друг без друга. К школе Антоша вырос крупным кудрявым ребенком, с ярким румянцем на пухлых щеках, вполне подготовленным бабушкой – бегло читал, считал до ста, знал наизусть большие отрывки из «Евгения Онегина». А вот Ариша по-прежнему оставалась хилой, раздражительной и плаксивой, внешне вполне отражала свою натуру и природу – худющая, бледная до синевы, блеклая, с жидкими, бесцветными волосиками и вечно печальным выражением лица. К школе она оказалась совершенно неподготовленной – что поделаешь? У тамбовской тетушки свои критерии воспитания. Валечка-старшая все это, конечно же, понимала, сравнивала дочь с сыном подруги, переживала, расстраивалась, по-матерински, не зло, завидовала, мечтала спровадить тамбовскую родственницу, а деваться-то было некуда! Верила, что Ариша все наверстает, выправится – как жить без надежды? В школу провожали детей вместе, естественно, в один класс – напуганных, торжественных и важных, намертво зажавших в ручонках разноцветные астры. Валечки, глядя на своих первоклашек, умилялись и смахивали слезы, Вера Игнатьевна стояла, гордо подняв седую усталую голову, а тамбовская тетка тайком перекрестила обоих детей. Антоша, проинструктированный строгой бабушкой, был важен и молчалив: «Ты теперь взрослый человек, почти мужчина, один на нас на всех, и главная твоя задача, кроме отличной учебы, разумеется, охранять и оберегать Аришу, твоего первого друга и практически сестру».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.