поправился фрезеровщик,
Приоритет за учреждением
– это я знаю точно.
Но я – хозяин своего изобретенья,
распоряжаюсь им по воле своего хотенья!
Глаза горят, будто и правда,
что не пуста сия бравада.
Чётко представляется ему
нависшая станков армада.
Гудок!
Дуэль резца с фрезою прекратилась.
Рты спорные
как по команде зачехлились.
Пора вставать
за реальные станки,
Работая на них, тоже
нужно напрягать мозги.
Пролетарский поэт исчез так же стремительно, как и появился. Павел остался доволен своей фантазией; ему даже показалось, что уловил запах одеколона Владимира Владимировича.
Все стали расходиться по местам, а Валера и Леонид не могли угомониться:
– …ты здесь работаешь фрезеровщиком. А вот если бы директор тебя нанял придумать этот станок: то дали бы тебе премию, пожали руку – и гуляй Вася!
– Патент-то я получу. Просто Коровин имеет право пользоваться этим изобретением, так сказать, вне очереди.
Так они и спорили: один про одно, другой про другое толкует. Лица красные, но, что характерно, довольные.
Фантазёр сначала прошёл на склад – написать Вике пару строк, а уж потом направил стопы к своему станку. Увидев, что вместо щуплого Валеры на фрезерном участке крутится крепыш Лукашин, Павел обратил внимание Леонида на сей факт:
– Смотри, как у Валерки башка раздулась! Наверное, станок летающий изобретает!
– Да, – заулыбался токарь. – И поседела: чего-то не то получается.
13:03 Ты как-то писал, что у тебя была девушка – расскажи про неё.
Вспомнилась уловка одна: чтобы девушку заинтересовать ещё больше, нужно рассказать какую-нибудь трагическую историю любви. Что Паша и попробовал сделать. У самого аж ком в горле встал.
14:16 Я её очень любил… Мы не успели запятнать нашу любовь сексом – она умерла. Больше ничего не скажу.
15:22 Паша! Извини, я же не знала! И ты никому не обязан раскрывать душу!
Чуть позже Павел понял, какую глупость сморозил: зачем-то придумал про смерть не подумавши. Очернил свою душу: нашёл чем манипулировать. Но слово – не воробей.
Частенько попадаются индивидуумы, которые нет-нет, да и наступят на больную мозоль, и причём сознательно:
– Да не бреши, не было у тебя девчонки.
– Откуда тебе известно?
– Видно. По повадкам твоим.
– И что же ты видишь такого?
– Не могу объяснить, Паша. Вот можно же определить, например, еврея? Можно! Так и тут! Ну не было у тебя девчонки, – ответит Леонид, и как начнёт глазами буровить.
Какое ему удовольствие в этом разоблачении – неизвестно. Чтобы избежать подобных моментов, и приходится пыль в глаза бросать: как бы между прочим упоминать про своих новоявленных знакомых, с которыми переписывался по телефону, через службу знакомств.
А однажды удалась такая «афера». Как-то спросил Леонид Пашу:
– Ты чего такой пришибленный сегодня?
– Да так.
– Жанку с другим увидел? – заулыбался, значит, Лёнька; реакцию считывает.
– Да нет. С Иркой поругался, – кинул Паша в ответ и начал лихорадочно соображать: с какой такой Иркой, из-за чего поругались?
Хорошо, что он недавно был на концерте; вот и придумалась ему девушка, которой не понравилась музыка, да и голова к тому же у неё разболелась. А Паша, стервец такой, не желал покидать площадку: пришлось ей, бедняжке, одной до дома добираться.
Нарочно не придумаешь, но Паша сумел наговорить с три короба. После этого с Лёнькиной стороны слышалось меньше подколов на эту тему: усомнился, небось, в своей проницательности. Хотя и без него хватает в цеху сексологов. Например, дед Кожан. Частенько эротические истории рассказывал при Паше: видимо, зрел в этом особенную изюминку. А мог провести неприличный инструктаж, за что и получил кличку – «Сенсей». У Паши даже хокку[15 - Японский стихотворный жанр. Первая строка – пять слогов. Вторая строка – семь слогов. Третья – пять.] родилось после его наставлений:
Девичьи вздохи,
Куда попал палец мой?
Горечь или соль?
Какие ещё надевают люди маски, о сём поведает Владимир Владимирович, который провожает взглядом спешащий с работы народ:
Идут рабочие домой —
Все разодеты как артисты,
