Выспаться в эту ночь мне не пришлось. Только начала засыпать, звонок. Ну, кому это надо? Полночь! Не буду брать. Звонит и звонит. Сколько можно? Сейчас буду ругаться. Я взяла трубку и услышала рыданья Ники:
– Аля! Алечка! Приезжай! Я не могу одна. Мне страшно! Олег! Олега нет! Убили!
Сон, как рукой! Вроде бы и не спала.
– Не вой! Говори толком, что случилось?
– Я и говорю. Убили! Понимаешь, его больше нет! Это я виновата! Я! Понимаешь, я!
– Ладно, не реви, я сейчас приеду.
Я положила трубку на место и стала быстро одеваться. Через полчаса я уже звонила в дверь к Нике.
Увидев меня, она залилась слезами. Я взяла её под руку усадила в кресло, отыскала валерьянку и заставила выпить. Потихоньку она успокоилась и рассказала всё, что знала.
Оказывается, через полчаса после того, как я уехала, к ней пришла соседка и сказала, что во дворе лежит мужчина, очень похожий на Олега. Она возвращалась домой с вечеринки и увидела, но подойти ближе побоялась. Вдвоём они вышли во двор. Олег лежал лицом вниз в луже крови. Что было дальше, Ника помнила плохо.
Приехала полиция, задавала вопросы, Ника что-то отвечала. Наконец, Олега увезли, а Нику оставили в покое, взяв с неё слово, что завтра утром она должна прийти в полицию для дачи показаний.
– А что я могу сказать? – Ника размазала слёзы по щекам. – Я же ничего не знаю.
– Ника, а колье было у Олега? – спросила я.
– Какое колье? – Ника с удивлением уставилась на меня.
– То, из-за которого вы поссорились.
– Причём тут колье? Ты что, не понимаешь, если бы я его не выгнала, он был бы жив? Выходит, я виновата в его смерти, а ты про какое-то колье спрашиваешь.
– Ни в чём ты не виновата, – постаралась я её успокоить. – Убить его могли из-за этого колье. Так было оно у Олега или нет?
Ника задумалась.
– А ведь правда. Документы были на месте. Денег не было, полицейский спрашивал у меня про деньги, а про колье никто ничего не спросил, значит, колье не было. Получается, украли деньги и колье. Ты думаешь, его из-за колье? Нет, не может быть. Олег говорил, что оно стоит не так уж и дорого. Долларов триста, не больше. Из-за такой суммы не убивают.
– Во-первых, не триста, а две тысячи, и не долларов, а евро, а во-вторых, это твоё – две тысячи, – сказала я, – а то, которое было у Олега, стоило не меньше пятидесяти тысяч. Сейчас и за меньшую сумму могут убить.
– Пятьдесят тысяч? – Ника смотрела на меня, как на сумасшедшую. – Да откуда? У Олега сроду таких денег не было. Или ты думаешь…
Ника даже прикрыла рот ладонью, чтобы не произнести то, что ей вдруг пришло в голову.
– Нет, он его не украл, – я догадалась, о чём подумала Ника. – Это я ему его отдала.
Я во второй раз уже пересказала историю колье и добавила:
– Я думаю, Олега убил тот, кто напал на Сонечку. Не зря же колье пропало.
– А может это просто совпадение? – предположила Ника.
– Может быть. Но скорее всего, нет.
– И что же теперь делать?
– Завтра пойдёшь в полицию и расскажешь им про колье. Пусть ищут. Вот и всё. А теперь пошли спать.
В нашем журнале очень много всякой, порой самой нелепой рекламы. За неё мы получаем вполне приличные деньги. Реклама позволяет быть журналу недорогим, поэтому покупают его почти все женщины города и области. Тираж расходится моментально. Галина Васильевна даже придерживает у себя несколько экземпляров на случай, если кто-то из её хороших знакомых, а таких в городе не десятки, а сотни, вдруг не успел купить свежий номер.
Развозить журналы и разные рекламируемые вещи – это моя основная работа. Вчера вышел очередной номер, поэтому сегодня у меня будет много работы. Придётся повременить с поездкой к ювелиру и поехать в редакцию.
С утра к нам заявились Олеговы родители. Мы с Никой только привели себя в порядок и завтракали. По давно заведённой привычке завтракать основательно, я разогрела пиццу, сделала овощной салат. Мы ели молча, каждая погружённая в свои мысли, вернее, ела я, а Ника больше ковырялась в салате.
– Ты ешь, давай! – не выдержала я, глядя на её мучения. – Не хватало ещё, чтобы ты попала в больницу. Мне и без этого немало забот.
– Я ем, – Ника отрезала кусочек пиццы и стала вяло жевать. – У меня из головы не идёт. Как это? Вчера он был тут, мы с ним разговаривали, пусть даже ругались, но он был живой, а теперь его нет. Совсем нет. Понимаешь, совсем!
В это самое время – звонок в дверь. Я пошла открывать.
– Где она? – оттолкнув меня так, что я влипла в стену, в прихожую ворвалась Елена Викторовна – мать Олега. За ней следом шёл её муж, Валерий Петрович, успокаивая и уговаривая жену, он пытался хоть как-то повлиять на ситуацию, только это ему удавалось плохо, вернее, не удавалось совсем.
– Лена, Леночка, успокойся, она же не виновата, она тоже переживает, как и мы.
Но для Леночки слова мужа ещё всегда были, как жужжание пылесоса: надоедливо, но без него не обойтись. Она ураганом ворвалась в кухню и вцепилась Нике в волосы:
– Гадина! – кричала женщина. – Это ты! Это всё из-за тебя! Шлюха! Это твои любовники доконали моего Олежечку.
Нет, это уже чересчур. Всё как раз наоборот. Ника, сколько я помню, всегда была влюблена в Олега. Это, конечно, не исключало редких связей на стороне, но все они были случайными, назло Олегу и его очередной любовнице. Из-за них на жизнь Олега никто бы не стал покушаться. Если в чём-то Ника и виновата, то только в том, что не выгнала его раньше.
Вдвоём с Валерием Петровичем мы кое-как оторвали Елену Викторовну от Ники и усадили в кресло. Я срочно стала капать валерьянку, а Ника убежала в ванную и закрылась там на ключ.
– Вот, выпейте, и успокойтесь, – сказала я как можно строже. В моём представлении такие дамы понимают только язык приказа. Уговаривать их бесполезно.
Елена Викторовна залпом выпила снадобье и залилась слезами, приговаривая и причитая при этом:
– Это всё она, она виновата. Олежечка, он же такой мягкий, такой добрый, Он всё для неё, а она… Она даже расписаться с ним не захотела.
Вот это новость! Нет, поистине материнская любовь слепа. Особенно в таких обстоятельствах.
– Что вы говорите! – не выдержала я несправедливости. – Олег же сам не хотел идти в загс. А Ника вовсе не виновата в его смерти. Я вам очень сочувствую, но зачем же валить всё на Нику. Она всю ночь не спала, переживала, ей нисколько не лучше, чем вам.
– Вы извините нас, – начал оправдываться Валерий Петрович. – Мы только утром узнали о смерти Олежика. Леночка, как узнала, что его убили здесь во дворе, немедленно захотела сюда поехать.
О мёртвом или хорошо, или ничего, поэтому я не стала доказывать родителям Олега, что он сам виноват в своей смерти, а попыталась их выпроводить и этим спасти Нику от новых нападок её несостоявшейся свекрови.
– Что вы, Валерий Петрович, я вполне вас понимаю, у вас большое горе. В такой ситуации каждый ведёт себя не так, как обычно. Вы уж извините, я не приглашаю вас на чай, мы очень торопимся. Нике нужно в полицию, там завели дело, и она должна дать показания. Это, конечно, простая формальность, но ехать надо. Тут уж ничего не поделаешь.
– Да-да, мы уже уходим, – Валерий Петрович оказался понятливым. – В полицию, наверное, нас тоже вызовут или домой к нам придут. Я, знаете ли, с такими делами незнаком. Леночка, пойдём.
Он помог жене подняться, взял её под руку и повёл к двери. Елена Викторовна за те несколько минут, что пробыла у нас, стала совсем другой. Она даже как-то стала ниже ростом, сгорбилась, всхлипывая и вытирая глаза платочком, который заботливо протянул ей муж, она безропотно позволила себя увести. Мне стало её даже жалко, по-настоящему. Я с грустью смотрела им вслед и молчала. А что тут скажешь? Потеря сына, которому нет ещё и тридцати, причём ещё вчера абсолютно здорового… Такого даже врагу не пожелаешь.
