– Своей вот пока не обзавелся. Яхтой… А зачем? В аренду проще взять. Шестьдесят тысяч за одно плаванье. Евро… Зато с командой, с поваром. И сразу столько друзей, желающих – не оберешься! Я вот только за билеты отказываюсь платить. Билеты сами, говорю, покупайте. Да Кипра долететь – не такое уж разорение. В этот раз мы отплыли с Кипра… А всё остальное – это на мне, пожалуйста… – Он впервые делился со мной подробностями своей личной жизни. – И что вы здесь делаете? – спросил он. – Жара, говорят, упаси господи.
– Выше не так жарко. Я за городом.
– Ах да. В горах… – Память никогда его не подводила. – На лыжах там не катаются? А то мы с Алей… А, Аля?
– Катаются. Но зимой, – ответил я.
– Ну и что вы решили с издательством? – спросил он в лоб, без прелюдий.
– Такие решения не принимаются на пустом месте, – не сразу ответил я, хотя и понимал, что именно сейчас на этот вопрос лучше ответить с ясностью. – Какие деньги вы вложите? Согласны ли вы поделить доли пятьдесят на пятьдесят? Деньги ваши. Работа на мне. Без гарантированных пяти тысяч в месяц я не возьмусь. Это минимум. Вы согласны на это? – Всё это я выдал одно тирадой, причем совершенно спонтанно, не задумываясь.
– Согласен, – усмехнувшись, ответил он. – Только если будет бизнес-план с расчетами.
– С расчетами доходности?
– Вложений, доходности… Сколько нужно, уже прикинули?
– Вы же сами говорите: нужны расчеты. Меньше чем двести пятьдесят тысяч евро, вкладывать вообще нет смысла. Книгоиздание – капиталоемкое дело. Вы лучше меня знаете.
Николай-Николаич кивнул.
– Хорошо, а если точнее? – спросил он. – Какая отдача будет через два-три года?
– Наобум не могу ответить.
– Аля, ты во сколько оцениваешь? – несуразно легкомысленным тоном обратился Николай-Николаич к своей спутнице, мне же пояснил: – Аля менеджменту в Швейцарии училась. А в Париже в финансах работала.
– Расчеты необходимы, – поддержала меня его спутница.
– Нужен ясный план. Каталог будущий, концепция, – добавил я.
– Ну, разумеется, – не оспаривал Николай-Николаич. – К какому сроку расчеты-то сможете подготовить?
Я прекрасно отдавал себе отчет, что если какое-то принципиальное решение не будет принято сейчас и если дело вообще не будет запущено в начале осени, то его можно смело задвигать в долгий ящик. Да и на что мне жить с октября? На социальное пособие, которое и так уже пришлось оформлять на частичную оплату аренды жилья, хорошо что такие поблажки вообще еще где-то возможны. Куда я, спрашивается, опять всё отодвигаю?
Мы стали выбирать блюда. Они предпочитали рыбу, к ней закуски из морепродуктов. Я обошелся уткой магре. Официант настойчиво уговаривал взять на всех запеканку со сморчками.
Нам принесли еще по порции виски. И Николай-Николаич вдруг спохватился:
– Вы не напьетесь? Нам-то пешочком. А вам в горы ехать.
– К сентябрю я сделаю бизнес-план и расчеты. Составлю проект каталога. Только ради бога, вы на меня всё не валите, – предостерег я. – Тут ваша помощь будет необходима.
Николай-Николаич одобрительно покачнулся.
– Главное в цифрах – доходность. Которую можно было бы считать приемлемой. И стоимость печати самих книг… Вам придется раскошелиться, – предупредил я. – Придется поделиться связями.
Николай-Николаич, цедивший «пьюр молт» уже без льда, всё так же едва заметно приклевывал головой.
– А авторские права? Во что они будут обходиться? – Он словно мне не верил.
– Здесь как в России теперь. Гонорары – одно название, – заверил я. – Таких авансов, как раньше, никто не платит. Пишущий люд соглашается. Правда, рантье еще не обнаглели до такой степени, как в Москве. А так бы завалили деньгами весь книжный мир… Гонорары теперь рантье платят издателям. За выпуск их сочинений, за свой счет, – добавил я, уставив на Николай-Николаича прямой взгляд; я давно подозревал, что он, как и поголовное большинство его московских коллег, стал зажимать гонорары таким, как я, потому что полно появилось точно таких же претендентов, советских рантье, как я их называл, лезших с деньгами и готовых платить за издание из своего кармана, так что, если думать только о выгоде, было из чего выбирать. – Что касается авторских прав русских авторов, это будет лежать на вас. А я буду покупать права у вас, по льготным ценам, – пояснил я.
Николай-Николаич схватывал всё на лету. И как всегда, когда он прихлебывал что-нибудь крепкое, в нем ослабевал интерес к деловой дискуссии.
– Аля, скажи нам, какую доходность заложить в бизнес-план? – спросил он спутницу таким тоном, будто от нее что-то зависело.
Та взглянула на меня с понимающей улыбкой.
– Сегодня и шесть, и пять, и четыре. В Европе и этому рады, – ответила она, не сводя с меня глаз, будто старалась понять, насколько всерьез я отношусь не к ее словам, а к самому ее присутствию.
– В течение двух-трех лет – доходности не будет, – предупредил я. – А потом – и четыре, и пять, если хотите, и больше. Если дело встанет на ноги, если не тратить лишнего, то и до сорока можно дотянуть.
– Сорок – это ладно. Вам никто не поверит. А под четыре ни один дурак из наших, русских, денег вам не даст. Сбербанк и тот больше предлагает по депозитам.
– Сбербанк не делится своими активами. Он насчитывает проценты за аренду ваших денег, и будьте здоровы.
Николай-Николаич понимающе кивал.
* * *
В понедельник с утра, не успел я вынести завтрак на улицу, как позвонила Эстер.
Отвечать? Не отвечать? Я вдруг не знал, что лучше. Ведь всё равно оставит сообщение на автоответчике и придется перезваниваться. Я ответил.
Как мы и договаривались, она собиралась ехать ко мне. Еще и везла для обсуждений со мной какое-то «презабавное дельце». Делишек ее я начинал побаиваться.
Около семи часов вечера она припарковала «крайслер» в конце гостиничного двора. Похудевшая, загорелая, почти раздетая, в одном легком черном платье на тонких лямках, Эстер выбралась из-за руля и подозрительно сдержанно расцеловалась со мной в одни щеки, обдавая меня знакомыми приторными духами. Она осмотрелась по сторонам и, пританцовывая, проследовала за мной в дом, бросила свою сумку на пол при входе и попросила выпить чего-нибудь холодного.
– Виски?
– У тебя всё равно ничего другого нет.
– Нет.
– А лед есть?
– Лед есть.
– Тогда виски.
Я принес посуду, бутылку, тарелку со льдом. Налил и ей и себе, положил ей в стакан две горсти льда.
– А назад ты как поедешь? – спросил я.
Не отвечая, она смотрела в открытое окно, а затем, быстро выцедив приличную дозу, сказала:
– Как же я по тебе соскучилась… А ты?
