Последняя тайна Распутина

Издательство выражает благодарность Алексею Нешину за предоставление фотографии на обложку.

Олег Шишкин – ведущий авторской программы «Загадки человечества с Олегом Шишкиным» на РЕН-ТВ.

© Шишкин О. А., 2018 © А. Нешин, фото автора на обложке, 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2019

Причина написания этой книги

Чем проще преступление, тем труднее докопаться до истины.

В январе 2019 года – 150 лет со дня рождения Григория Распутина. В силу обстоятельств и личных качеств он оказался вовлечен в политические процессы на вершине русской власти и уже потому заслуживает внимания не только как феномен особого фаворита, но и как незаурядный, пусть и противоречивый, русский человек, имя которого известно всему миру. Однако эта книга – не его биография, а история его убийства и расследование преступления, доведенное мной до конца.

Тут будут рассматриваться события, вскрывшиеся благодаря обнаруженному делу, которое вел Первый департамент III уголовного отделения Министерства юстиции Российской империи. У этого конкретного сбора документов была локальная цель – стать разъяснением и начальной доказательной базой для всеподданнейшей записки царю, проектом которой и открывается папка. Поэтому в нее подшивались различные прокурорские представления, отчеты о допросах, мнения экспертов-криминалистов по делу об убийстве Распутина: ход следствия порождал особый юридический прецедент, который мог разрешить только монарх.

Подготовка всеподданнейших отчетов, всеподданнейших ходатайств и всеподданнейших записок входила в функцию Первого департамента Минюста, часто связанных с делами законодательного характера. Благодаря этому и появилось 751-е дело, которое выглядит как особая прокурорская отчетность с впечатляющим множеством фактов, которых мы не найдем, например, в полицейских документах по делу об убийстве Распутина.

Но, конечно, в конце 1916-го – начале 1917 года составлялось и главное прокурорское дело, которое велось Петроградской судебной палатой. Оно было более содержательным, обладало обширными уточнениями в показаниях свидетелей, включало вещественные доказательства. Считается, что оно не сохранилось, так как, возможно, было уничтожено 27 февраля 1917 года в ходе Февральской революции.

Но это всего лишь предположение.

Имелись различные неподтвержденные свидетельства, что дело еще до февральских событий затребовал себе Николай II и якобы уничтожил его в Царскосельском дворце как опасный документ. Однако это тоже одна из легенд, которые традиционно сопровождают тень Распутина.

О содержании основного прокурорского дела мы знаем из своеобразной стенограммы следователя Середы[1], записанной в дневнике великого князя Андрея Владимировича 15 февраля 1917 года. От прокурорского производства остался фотоальбом, который ныне хранится в Музее политической истории в Санкт-Петербурге. Видимо, в детали прокурорского расследования был посвящен и министр внутренних дел Протопопов, который и сам даже вел дознание силами своего министерства – Департамента полиции и охранного отделения.

Кроме того, монаршая чета действительно проводила и какое-то свое расследование, не предполагая его обнародовать. Но оно стало основой для некоторых важных внесудебных решений по делу.

Официальное расследование убийства Распутина длилось до отречения царя 2 марта 1917 года и закрылось в связи с падением Российской империи. Но оно же было и в центре внимания Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, выискивавшей нарушения прежней власти начиная уже с 5 марта 1917 года.

Судьба основного прокурорского дела Распутина и сегодня остается загадочной. Оно как будто бы вынырнуло из небытия летом 1932 года. Тогда выходившая в Берлине газета Tempo сообщила о том, что известная и очень авторитетная немецкая антикварная фирма К. W. Hiersemann, обычно специализировавшаяся на покупке средневековых манускриптов и инкунабул, на этот раз приобрела свежую архивную сенсацию – следственное производство по делу об убийстве Распутина. Это был том, состоявший из 250 листов. В нем содержались протоколы допросов свидетелей, произведенных следователем Ставровским[2] и генералом полиции Поповым, а также заключения экспертов-криминалистов. В скупой «легенде» этого документа, которую решился разгласить покупатель, сообщалось, что дело было приобретено у одного из бывших придворных чиновников, эмигрировавших на Запад.

Небольшую статью о купленных фирмой К. W. Hiersemann документах, озаглавленную как «Следственные акты об убийстве Распутина», поместила на своих страницах выходившая в Париже эмигрантская газета «Последние новости»[3].

Публикация имела сенсационные последствия. На нее из Чехословакии откликнулся следователь Завадский[4], который в 1916 году начинал вести это дело: он сомневался в подлинности купленных документов. В своем обращении в газету «Последние новости» он писал: «Известие о покупке дела содержит указание на то, что допросы свидетелей производились следователем Ставровским и генералом Поповым. Но следствие об убийстве Распутина было возбуждено мною по должности прокурора петроградской судебной палаты, и предложение о том я дал судебному следователю по важнейшим делам петроградского окружного суда Середе (а не Ставровскому). В. Н. Середа производил и местный осмотр, и исследование крови, пропитавшей снег во дворе у дворца кн. Юсупова (по вопросу, человеческая она или, как утверждал кн. Юсупов, собачья), и допросы свидетелей, и вскрытие тела Распутина»[5]. Далее Завадский выражал свой скепсис относительно деталей легенды, сопровождавших появление документа. Юрист указывал: «Не придает достоверности известию и ссылка на то, что подлинное следственное дело вскорости исчезло. Я не отвергаю возможности истребования дела царем: я припоминаю, что еще при мне, как наблюдающем за предварительным следствием, была попытка управляющего министерства юстиции Добровольского взять дело к себе. Но исчезновение следствия просто может быть объяснено тем, что здание петербургского окружного суда было подожжено и сгорело 28 февраля 1917 г., а в здании находились камеры всех петроградских следователей. Таким образом, сообщение о нахождении у Гирземана в Лейпциге подлинного предварительного следствия по делу об убийстве Распутина требует еще тщательной проверки»[6].

Ответ редактора был быстрым и жестким: «Свои сомнения в подлинности распутинского дела г. Завадский строит на утверждении, что в бытность его в должности прокурора судебной палаты (до января 1917 года), он „никому не передавал дальнейшего производства следствия, которое там и осталось в руках следователя В. Н. Середы“.

Увы, это утверждение г-на Завадского совершенно не соответствует действительности. В имеющейся у меня копии описи (снятой лично мной) „бумаг, находящихся в деле № 11-1917 года об убийстве Г. Е. Распутина“ за №№ 27 и 28 (стр. 66 и 67) значатся следующие акты: „Предложение прокурора суда о принятии дела Распутина от следователя Середы следователем Ставровским“ и „такое же предложение на имя следователя Ставровского“. Таким образом, ведение этого дела судебным след. Середой было закончено на допросе Ф. К. Кузьмина[7] (№ 26 стр. 65 и об.). Все же дальнейшее делопроизводство вплоть до акта за № 92 велось уже след. Ставровским»[8].

Разъяснение оказалось убедительным и компетентным. А финал редакторского заявления обнадеживал читателей «Последних новостей»: «Актами по делу об убийстве Распутина заинтересовалось известное берлинское издательство Улынтейна, командировавшее сюда быв. редактора газ. „Руль“ И. В. Гессена. И. В. Гессен признал акты подлинными»[9].

Казалось бы, подписчиков ждал захватывающий детектив с важными криминалистическими подробностями, такая публикация станет мировой сенсацией, и уж точно будет сказано, кто же убил Распутина и почему его смерть окружает ореол таинственности.

Однако, несмотря на оптимистический финал ответа, публикации документов не последовало. Судьба купленного антикварной фирмой К. W. Hiersemann следственного дела и сегодня остается неясной.

Что же случилось и почему, несмотря на все заверения о подлинности, важные исторические документы остались в хранилище компании, так и не увидев свет? Стали ли они предметом вложения средств для будущего представления на антикварном аукционе, были ли перепроданы без шумихи или исчезли в период катастрофических событий, произошедших в последние годы нацистской Германии?

Это вопрос открытый.

Но… один из документов, который первоначально должен был находиться среди «Следственных актов об убийстве Распутина», не исчезнувший и не попавший к К. W. Hiersemann, будет процитирован в этой книге. И в нем содержится ответ на вопрос, откуда немецкий антиквар мог получить сенсационные бумаги.

Обычно документы, которые приводятся в связи с делом об убийстве Распутина, являются допросами полицейских, проводившимися в рамках дознания МВД. Часть этих материалов впервые была опубликована в первом номере журнала «Былое» в 1917 году. Но инспекторское дознание и прокурорское расследование имеют разные цели и, как будет видно в дальнейшем, разную содержательность.

«Дело № 751» могло бы исчезнуть, как и «Дело № 11» Петроградской судебной палаты. Но за три дня до Октябрьской революции оно попало на один из архивных стеллажей и затерялось во флигелях Министерства юстиции на Итальянской, 25… И сохранилось до наших дней!

Эти документы проливают свет как на обстоятельства громкого политического убийства, так и на исторические легенды России, связанные с фигурой легендарного старца. Исчерпывающий материал резонансного дела позволяет увидеть особенные детали преступления и факты, которые можно теперь считать установленными.

Возникает вопрос: почему же это дело искали так долго? Ответ на него прост: надо представить себе поистине эпический масштаб судебного делопроизводства в России, и тогда путь к 57-й описи 124-го фонда Министерства юстиции Российской империи не покажется коротким. Хотя важно и то, что с момента публикации предыдущей моей книги о Распутине я побывал и на его родине, в селе Покровском, в Тюмени, был и в Тобольске, посетил квартиру на Гороховой, 64, в Петербурге, побывал в Иерусалиме, куда дважды приходил Григорий Ефимович, и, наконец, оказался в Лондоне, городе, имевшем определенное отношение к его судьбе.

Эта книга обобщает, исправляет и существенно уточняет то, что ранее написано мной на эту тему[10].

В задачу книги не входит оценка личности Распутина. Текст посвящен истории убийства и следствию вокруг него. В книге вы найдете факсимиле материалов из 751-го дела и важных для этого повествования документов, исторические и криминалистические фото.

В заключение хочу поблагодарить Модеста Колерова, который в ранний период поддерживал меня и давал ценные подсказки, и сотрудницу ГАРФ Александру Ивановну Цветкову.

Не менее значимым для меня явилось и знакомство с главным хранителем Юсуповского дворца в Санкт-Петербурге Ольгой Валентиновной Уточкиной. Ее ценные советы, указания на те или иные материалы и наши споры сыграли важную роль в подготовке текста.

Отдельную благодарность я выражаю Александру Викторовичу Знатнову, человеку, необычайно осведомленному в тонкостях русской истории начала XX века.

Я очень признателей и Светлане Андреевне Хода-ковской, главному хранителю Музея политической истории России, за понимание оперативности.

Я благодарю также:

Александра Колпакиди – одного из самых эрудированных историков русских спецслужб;

Евгения Матонина, писателя и балканиста, за некоторые важные частности;

моих тюменских друзей Настю Романову и Андрея Пантелеева за их поддержку во время моей поездки в Покровское, Тобольск и Тюмень;

хозяина квартиры Распутина в Санкт-Петербурге Дмитрия Филатова за обстоятельную экскурсию на Гороховой, 64;

хозяйку музея Распутина в Покровском Марину Юрьевну Смирнову за бережное и эмоциональное отношение к истории;

Михаила Карминского за его хлопоты и наши поездки в родовые замки Гессенской династии в Дармштадте и Кронберге;

Наташу Зазулину-Музыкантскую за советы, уточнения и консультации;

а также сотрудников читального зала ГАРФ и лично Алексея Трефахина;

и всех, кто помогал мне установить истину.

Глава 1

Преддверие события: гибель сверхчеловека

Если, находясь в Лондоне, войти в главный храм Британии – собор Святого Павла, то слева от входа можно заметить пространство, доступ в которое преграждает решетка. За ней во внутренней ротонде виден склеп. Это мемориальная часовня Всех душ праведных. В ней находится могила британского фельдмаршала, военного министра, графа Хартумского – лорда Горация Герберта Китченера.

Надгробие из белого мрамора изображает почившего полководца при полном параде, с регалиями, в аксельбантах и ботфортах. Его лицо лишь чуть повернуто в сторону посетителей, которые разглядывают эту пиету через решетку. Скульптор Уильям Рид Дик изваял идеализированный образ рыцаря Британской империи, сурового и верного воина на службе нации. Этому образу вполне подходили слова, сказанные о нем Артуром Конан Дойлем: «…он оставил о себе обширную и всеобъемлющую память, появившись стремительно и шествуя величаво, его могущественный дух смог отпечатать впечатляющие следы своего земного пути»[11].

Основные погребения национального пантеона Британии находятся в крипте под алтарем и центральным нефом собора Святого Павла. Там лежат те, с кем Британия ассоциируется и сегодня: адмирал Нельсон, маршал Веллингтон, живописец Рейнольдс, поэт Джон Донн, британский разведчик Лоуренс Аравийский. Там погребен даже скульптор Уильям Рид Дик, автор беломраморного надгробия фельдмаршала.

Однако для Китченера выделили место при дверях, и миновать его невозможно. Это неслучайно: военный был особой фигурой.

В годы Первой мировой войны харизматичный полководец стал для многих англичан символом непреклонной воли к победе. Его даже изобразили на агитационном плакате «Ты нужен своей стране», призывавшем к национальной мобилизации.

Но прославился Китченер подвигами, сегодня вызывающими оторопь и шок. Командуя колониальными войсками в Судане во время битвы при Омдурмане, он впервые применил пулеметы «Максим» и в этом бою истребил 11 тысяч арабов. Причем не только на поле боя. Молодой Уинстон Черчилль даже писал своей матери в Лондон, что эта победа была «опозорена бесчеловечным убийством раненых, и… за это отвечает Китченер»[12]. Это его приказом столица Судана была сметена огнем палубной артиллерии английских канонерок. Тогда погибли десятки тысяч мирных жителей. Даже мавзолей главы восставших, Мухаммада Ахмада аль-Махди, был разрушен по воле Китченера, прах лидера сожгли в паровозной топке и развеяли над пустыней. От скелета суданского вождя Китченер отделил череп и привез его в Лондон в емкости с керосином как свой личный трофей, который продемонстрировал публично.

Во время англо-бурской войны в Южной Африке лорду принадлежала сомнительная честь создания первых концентрационных лагерей для гражданского населения, где умирали от истощения взрослые и дети.

Жесткость в решениях, в том числе и при расстрелах даже собственных, английских солдат, провинившихся перед ним или армией, создали Китченеру славу эффективного военного и репутацию человека, способного буквально на все. Он стал идеальным героем колониальных войн, мстительным, беспощадным рыцарем королевства и политическим архитектором Британской империи. По меркам того времени его карьеру можно было бы назвать безупречной: государственной машине требовался такой сверхчеловек.

С началом Первой мировой войны Китченер получил самое важное назначение в своей карьере: пост военного секретаря в правительстве Великобритании. Историк Джереми Паксман пишет: «Он быстро стал в Первой мировой войне тем, чем Уинстон Черчилль позже будет во Второй мировой войне»[13].

Однако 1915 год оказался для графа неудачным: на Китченера возложили ответственность за операцию союзников в Дарданеллах.

«Ценность результата оправдывает большие потери», – сообщал Черчилль 3 января 1915 года в телеграмме к адмиралу Кардэну, планируя десантную операцию в проливе Дарданеллы. Но эта идея командующего флотом не вдохновила. Адмирал заявил, что с ходу взять Дарданеллы невозможно.

Но почему именно этот пролив был избран для смелой, если не сказать безрассудной, баталии? Ответ прост: существовали особые секретные договоренности о том, что в случае победоносного завершения войны союзными державами Константинополь и Дарданеллы отойдут Российской империи. Это был призовой трофей для русских союзников.

13 января 1915 года на заседании Военного совета Черчилль представил свой проект десанта в турецких проливах. Итогом совещания стала директива с поручением Адмиралтейству подготовить военную экспедицию. По плану уже в феврале, после бомбардировки полуострова Галлиполи, с кораблей должен был высадиться десант и начать наступление на Константинополь. Но военный министр Китченер сообщил, что не даст сухопутных войск для проведения операции. Давление на Китченера усилилось, и к февралю он изменил свою позицию.

И вот 19 февраля «Таймс» сообщила об успехе артиллерийских обстрелов бастионов противника. Казалось, теперь победа будет достигнута.

Но хотя турецкие укрепления и были разрушены, захвачены они не были. А немецкий генерал Лиман фон Сандерс, руководивший обороной турок, дал жестокий отпор десанту англичан. Потеряв половину контингента, британцы сумели удержать лишь крохотную оконечность полуострова Галлиполи, где скоро было сконцентрировано 100 тысяч солдат армии союзников. Доставка в этот район снаряжения и продовольствия была затруднена: три корабля подорвались на минах и потонули, четыре получили серьезные повреждения. В целом потери на полуострове составили 43 тысячи человек убитыми, пленными и пропавшими без вести. А вскоре десант англичан был сброшен в море. Ужасный, удручающий провал состоялся.

Специальная королевская комиссия, состоявшая из членов британского парламента, обвинила в катастрофе при Дарданеллах не только премьера Асквита и главу Адмиралтейства Черчилля, но и лорда Китченера.

Из череды поражений Англии и ее союзницы Франции вытекала нехитрая истина: надежда была только на огромный человеческий ресурс союзной России и русское терпение. И хотя «царь просил о новых поставках оружия и взрывчатых веществ, Великобритания волновалась, будет ли у России, которая несла огромные жертвы, желание выдержать до конца войны»[14].

Главными противниками войны в России англичане считали царицу Александру Федоровну и императорского фаворита Григория Распутина. В секретной переписке для обозначения тандема английская разведка использовала эвфемизмы «темные силы» или даже «адские силы».

13 мая 1916 года Китченер получил от российского посольства официальное приглашение Николая II посетить Россию. Он выразил согласие на эту поездку и сообщил русскому дипломату, что должен прежде выслушать мнение короля и премьер-министра. Ответ был скорее церемонией: этого приглашения ждали.

Канцлер казначейства Реджинальд Маккенна предложил Китченеру особую миссию в Россию: обсудить с царем нехватку боеприпасов, тяготы войны и дальнейшую стратегию.

Британский разведчик Брюс Локкарт писал о позиции англичан в этом вопросе: «…если бы царь встретился лицом к лицу с Китченером, война приняла бы другой оборот»[15].

Предполагалось, что во время разговора возникнет тема влияния на Николая II императрицы Александры Федоровны и Григория Распутина. И вот тогда сверхчеловек Китченер подчинит русского монарха своей воле, заставит вспомнить о слове чести, которое тот дал 20 июля 1914 года, в день объявления войны, с балкона Зимнего дворца: «Я здесь торжественно заявляю, что не заключу мира до тех пор, пока последний неприятельский воин не уйдет с земли нашей».

Король Георг V и члены кабинета, уполномочившие Китченера, прекрасно понимали, что исход боев на фронте решался теперь не в генеральных штабах союзников и даже не в штаб-квартире русской армии в Могилеве, а в петроградских особняках, в великокняжеских будуарах и салонах русской знати – там разворачивалась невидимая война разведок, тайных обществ, авантюристов, интриганов и революционных радикалов. И чем дольше продолжались неудачные баталии на фронте, тем энергичнее действовали рыцари плаща и кинжала. При такой подковерной схватке дозволялись самые жесткие средства. Их оправдывала одна-единственная цель: как можно дольше удерживать Россию от заключения мира с Германией.

Вот почему уже невозможно было откладывать путешествие важной персоны.

1 июня Китченеру пришлось встретиться с 200 членами парламента, чтобы объяснить им перспективы войны. В конце выступления его приветствовали овациями. Но произошло это в тот момент, когда стали поступать первые сообщения о тяжелейшем поражении британского флота в проливе Скагеррак и о 6097 моряках, погибших в сражении с немецким флотом.

Тем же вечером Китченер отправился на аудиенцию к королю Георгу V в Букингемский дворец, а затем посетил на Даунинг-стрит премьера Асквита: сверхчеловек получал последние наставления и инструкции.

Ночью 4 июня 1916 года с вокзала Кинг-Кросс в персональном вагоне Китченер тайно выезжает в порт Скрабстер. А на следующий день на эскадренном миноносце «Оук» выходит на главную базу ВМФ в Скапа-Флоу.

Огромный охраняемый залив у Оркнейских островов служил естественным убежищем для большой части английского флота, пострадавшего в Ютландской битве. Результат этой военно-морской катастрофы лорд увидел своими глазами: в доках стояли потрепанные немцами корабли.

В Скапа-Флоу Китченер пересел на крейсер «Гемпшир», чтобы отправиться в Архангельск. Предполагалось, что из русского порта британская миссия на поезде поедет в Петроград, а корабль останется ждать возвращения делегации.

Следует сказать, что во время войны существовал и совершенно безопасный способ сообщения с Россией. Английские дипломаты, разведчики и коммерсанты просто переправлялись на пароходных паромах Швеции и Норвегии в Христианию или Гетеборг, а оттуда через Финляндию прибывали на поезде прямо в Петроград. Но визит Китченера должен был быть официальной демонстрацией британской решимости.

Капитан крейсера «Гемпшир» имел жесткое указание не следовать обычным маршрутом в Россию через Северное море. Обогнув Оркнейские острова, он должен был идти через Норвежское море максимально близко к полюсу. Тогда же, 5 июня, прямо перед выходом в море британский радиоперехват получил сообщение о действиях немецкой подводной лодки U-75 в районе предположительного движения крейсера и предупредил об этом Адмиралтейство. Было и еще одно роковое ограничение: из Лондона сообщали о штормовом предупреждении в 9 баллов и предлагали переждать бурю[16].

Тревожный прогноз был проигнорирован.

В момент отправления крейсера «Гемпшир» из порта, как и предупреждали синоптики, на море действительно разыгрался 9-балльный шторм. И тем не менее крейсер покинул бухту. Он вышел в море в сопровождении эсминцев «Единство» и «Виктория». Спустя пятьдесят минут оба судна получили приказ возвращаться в гавань. Дальше крейсер ушел один.

Подчиняясь инструкции, корабль набрал 18 узлов, что помогло бы опередить немецкие подводные лодки, если бы они начали преследование и торпедирование. Ветер к этому моменту уже дул навстречу крейсеру. Надо себе представить, какой была качка в таких условиях!

Пытаясь уйти от шквалов, капитан, в нарушение инструкции, сдвинулся по курсу, намереваясь укрыться за Оркнейскими островами: казалось, там море будет тише. Его предположения оправдались. Однако опасность такого маршрута стала максимальной. Ведь именно о ней и предупреждала британская разведка, ссылаясь на радиоперехват вражеских сообщений.

И когда в 19:45 раздался удар рынды, созывавший команду к ужину, крейсер налетел на немецкую мину. Взорвался один из паровых котлов. Радист успел передать сигнал SOS. Но судно затонуло в течение 15 минут.

Беспомощными свидетелями катастрофы оказались наблюдатели береговой артиллерии. Что они могли сделать? Из всех пассажиров спаслись только двенадцать человек. Очевидцы рассказывали, будто бы видели, как Китченер твердо стоял на палубе, пока крейсер погружался в воды холодного моря. Но это была красивая легенда: на судне в момент гибели царила паника.

Миссия лорда была завершена. А тело его так и не было найдено! Так что плита в соборе Святого Павла – это кенотаф, символическая памятная могила пропавшему без вести сверхчеловеку.

Символично, что в день гибели британского ястреба в Лондоне перед судом предстал знаменитый ученый и философ Бертран Рассел. Он выступал как пацифист и яростный противник войны. На процессе ученый был оштрафован на сто фунтов за отказ от военной службы. Его библиотека была конфискована, а ему закрыли выезд за пределы страны. Другой британский пацифист, Клиффорд Аллен, писал в те дни, что чем дальше откладывается мир, тем сильнее горечь войны[17].