– Но подумай сама, Лиза, ведь мы так редко виделись, в последний раз – больше года назад, и ты ведь не думаешь, что все это время…
– Нет-нет, я не это имела в виду. У тебя появилась женщина, которую ты любишь! Ты изменился. Я это чувствую.
– Ах, Лиза…
– Да, да! Признайся!
– Да я и сам еще не знаю. Может быть…
Она постояла, оцепенев, потом закивала:
– Ну да, ну да, конечно… А я-то, дура… Да и что у нас, в сущности, было… – Она провела рукой по лбу. – И что это мне взбрело, не знаю…
Ее худенькая фигурка застыла передо мной ломким и трогательным вопросом. Парчовые босоножки, кимоно, память о длинных пустых вечерах…
– До свидания, Лиза…
– Уходишь?… Не побудешь еще?… Уже уходишь?…
Я понимал, что она имеет в виду. Но я не был на это способен. Престранная вещь, но я действительно не мог этого и всем своим существом ощущал, что не могу. Раньше такого со мной не случалось. У меня не было преувеличенных представлений о верности. Но теперь просто ничего бы не получилось. Я вдруг почувствовал, как далеко отодвинулось от меня мое прошлое.
Я вышел, она осталась в дверях.
– Уходишь… – Она побежала внутрь комнаты. – Вот, я видела, ты сунул мне деньги… вот, под газетой… Я не возьму, не хочу, вот, на, на… А теперь уходи, уходи же…
– Мне действительно нужно, Лиза.
– Ты больше никогда не придешь…
– Приду, Лиза…
– Нет, нет, не придешь, я знаю! И не приходи, не надо! Иди, да иди же ты…
Она рыдала. Я, не оборачиваясь, сбежал вниз по лестнице.
Я еще долго бродил по улицам. Странная была ночь. Заснуть я бы не смог, сна не было ни в одном глазу. Снова прошел мимо «Интернационаля», думая о Лизе и о прежних годах, о многом из того, что уже забыл, что совсем отдалилось и уже не принадлежало мне больше. Потом я пошел улицей, на которой жила Пат. Ветер усилился, все окна в ее доме были темны, рассвет на своих серых лапах уже подкрадывался к ним, и я наконец-то повернул домой. «Боже мой, – думал я, – неужели я счастлив!»
XIII
– Эта дама, которую вы все прячете… – сказала фрау Залевски, – так вот – можете ее больше не прятать. Пусть она приходит к вам открыто. Она мне нравится…
– Да ведь вы ее даже не видели, – возразил я.
– Уж я-то видела, это вы будьте покойны, – произнесла фрау Залевски со значением. – Я ее видела, и она мне нравится, и даже очень. Но эта женщина не для вас!
– Вы полагаете?
– Нет, не для вас. Я еще подивилась, как это вы сумели подцепить ее в своих кабаках. Хотя, с другой стороны, как раз самые забубенные мужчины…
– Мы уклоняемся от темы, – прервал я ее.
– Это женщина для человека солидного, с положением, – заявила она, подбоченившись. – Для человека богатого, одним словом!
«Вот те раз, – подумал я. – Только этого мне еще не хватало».
– Это ведь можно сказать о любой женщине, – заявил я, задетый.
Она тряхнула своими седыми завитушками.
– Подождите еще! Будущее покажет, что я была права!
– Ох уж это будущее! – Я с досадой швырнул на стол свои запонки. – Кто сегодня рассчитывает на будущее? Какой толк уже заранее ломать себе голову?
Фрау Залевски укоризненно покачала своей величественной головой.
– До чего же странная пошла молодежь! Прошлое вы ненавидите, настоящее презираете, а на будущее вам наплевать. Ну чем хорошим это может кончиться?
– А что вы называете хорошим концом? – спросил я. – Конец может быть хорошим только в том случае, если до него все было плохо. Так что плохой конец будет много лучше.
– Это все еврейские штучки, – возразила фрау Залевски с достоинством и решительно повернулась к двери. Но тут, уже взявшись за ручку, она вдруг остановилась как вкопанная. – Смокинг? – выдохнула она с изумлением. – У вас? – Она выпучила глаза на костюм Отто Кестера, висевший на дверце шкафа. Я взял его, чтобы сходить вечером с Пат в театр.
– Совершенно верно – у меня! – сказал я ядовитым тоном. – Ваша способность к умозаключениям просто поразительна, сударыня…
Она посмотрела на меня. Туча мыслей, пробежавшая по ее жирной физиономии, породила молнию всепонимающей усмешки.
– Ага! – сказала она. И потом повторила: – Ага!
И уже за дверью она бросила мне через плечо с наслаждением и вызовом, озаренным вечной радостью, какую испытывает женщина, делая подобные открытия:
– Так, значит, обстоят дела!
– Да, так обстоят дела, чертова кукла, – буркнул я себе под нос, когда она уже не могла меня слышать. И в сердцах шмякнул об пол картонку с новыми лакированными туфлями. Богатый человек ей нужен! Тоже мне открытие!
Я зашел за Пат. Она, уже одетая для выхода, поджидала меня у себя в комнате. У меня прямо-таки перехватило дыхание, когда я ее увидел. Впервые с тех пор, как мы были знакомы, на ней было вечернее платье.
Это было платье из серебристой парчи, изящно и мягко ниспадавшее с ее прямых плеч. Казавшееся узким, оно вовсе не стесняло ее свободный широкий шаг. Спереди оно было глухо закрыто, а на спине был вырез в виде длинного узкого треугольника. В синих матовых сумерках Пат походила на серебряный факел – так резко и неожиданно она преобразилась. Праздничный вид сделал ее очень далекой. Тень фрау Залевски с ее высоко поднятым пальцем витала над ней.
– Хорошо, что ты не была в этом платье, когда я с тобой знакомился, – сказал я. – А то бы в жизни не решился.
– Так я тебе и поверила, – улыбнулась она. – Тебе нравится, Робби?
– До жути! Как будто передо мной совсем другая женщина.
– Что же тут жуткого? Платья на то и существуют.
– Возможно. Но меня это как-то подавляет. Тебе бы к этому платью другого мужчину. Мужчину, у которого много денег.
Она рассмеялась.
