Что-то в ее позе отдавало фальшью: неприятное слабосилие, оттенок безволия и усталого поражения, которые можно увидеть в лицах и телах жертв бомбардировок в военных выпусках «Пикчер пост». Но в жене викария?…
Все это промелькнуло у меня в мозгу, пока она шепотом проводила совещание с мужем. И затем, лишь мельком глянув внутрь, она ушла.
– Отлично, – сказал викарий, улыбаясь все шире по мере того, как медленно приближался к нам. – Похоже, Ингльби позвонили мне в ответ.
Ингльби, Гордон и Грейс, владели фермой «Голубятня», пестрой мешаниной из полей и старых лесов, раскинувшихся к северу и западу от Святого Танкреда.
– Гордон любезно предложил вам место для палатки – в низине на поле Джубили, чудесное местечко. Это на берегу реки, недалеко отсюда. В пешей доступности. У вас будет изобилие свежих яиц, тень несравненных ив и общество зимородков.
– Звучит прекрасно, – заметила Ниалла. – Райский уголок.
– Синтия говорит, что миссис Арчер тоже звонила. Но с этого фронта не столь радостные вести, боюсь. Берт уехал в Коули, на курсы на фабрике Морриса, и не вернется до завтрашнего вечера. Ваш фургон совсем не на ходу?
По обеспокоенному выражению лица викария я поняла, что он представляет себе картину фургона с надписью «Куклы Порсона», припаркованного у входа в церковь в воскресенье утром.
– Милю или две протянет, – сказал Руперт, внезапно появляясь из-за сцены. – Теперь, когда его разгрузили, ему проще будет ехать, а я буду осторожен.
Что-то промелькнуло у меня в мозгу, но я не уловила что.
– Великолепно, – сказал викарий. – Флавия, дорогая, ты не возражаешь против поездки? Покажешь им место.
6
Разумеется, нам пришлось ехать длинной дорогой в объезд.
Если бы мы пошли пешком, это была бы прогулка в тени по каменной дорожке позади церкви, вдоль берега реки, через старый бечевник, отмечавший южную границу фермы Мальплакетов, и по ступенькам через забор на поле Джубили.
Но на транспорте, поскольку поблизости не было моста, до фермы «Голубятня» можно было добраться, только если ехать на запад к Хинли, затем милю на запад от Бишоп-Лейси и петлять вверх по крутому западному склону холма Джиббет по дороге, пыль которой сейчас вздымалась позади нас белыми волнами. Мы были на полпути к вершине, огибая лес Джиббет по тропинке настолько узкой, что окружающие ее изгороди царапали бока фургона.
– Не волнуйся о моих косточках, – заметила Ниалла, смеясь.
Мы с ней прижались друг к другу на переднем сиденье, словно червяки в банке рыбака. Руперт вел фургон, а Ниалла и я практически сидели одна у другой на коленях, обнявшись за плечи.
В карбюраторе «остина» то и дело что-то яростно взрывалось, в то время как Руперт, согласно некой древней тайной формуле, известной лишь ему, по очереди орудовал то воздушной заслонкой, то дросселем.
– Теперь об этих Ингльби! – крикнул он, перекрывая беспрестанный шум обратных вспышек. – Расскажи нам о них.
Ингльби – довольно угрюмые личности, предпочитавшие держаться особняком. Время от времени я видела Гордона Ингльби, подвозившего Грейс, свою миниатюрную кукольную жену, на деревенский рынок, где она, всегда одетая в черное, без особого энтузиазма продавала яйца и масло под полосатым тентом. Я знала, как все остальные в Бишоп-Лейси, что отшельничество Ингльби началось с трагической гибели их единственного ребенка Робина. До этого они были дружелюбными и общительными людьми, но с тех пор замкнулись в себе. Хотя прошло уже пять лет, деревня делала скидку на их горе.
– Они фермерствуют, – сказала я.
– А! – воскликнул Руперт, как будто я только что изложила в стихах всю историю семьи Ингльби со времен Вильяма Завоевателя.
Фургон взбрыкивал и дергался, пока мы взбирались все выше, и нам с Ниаллой пришлось упереться ладонями в торпеду, чтобы не стукаться головами.
– Мрачное старое место, – заметила она, кивнув на густой лес слева от нас. Даже редкие всплески солнца, сумевшие проникнуть сквозь густую листву, казалось, поглощаются темным миром древних стволов.
– Это лес Джиббет, – пояснила я. – Здесь поблизости когда-то была деревня Уаппс-Хилл, думаю, века до восемнадцатого, но от нее ничего не осталось. На старом перекрестке в середине леса стояла виселица. Если пойти по этой тропинке, можно увидеть остатки брусов. Правда, они уже сгнили.
– Фу, – поморщилась Ниалла. – Нет, спасибо.
Я решила, что лучше не говорить ей, по крайней мере пока, что именно здесь в лесу Джиббет, нашли повешенного Робина Ингльби.
– Боже мой! – воскликнул Руперт. – Это еще что такое?
Он указывал на что-то, свисавшее с ветки дерева и шевелившееся на утреннем ветру.
– Здесь была Безумная Мэг, – сказала я. – Она собирает пустые банки и мусор вдоль дороги и развешивает все это на веревках. Ей нравятся блестящие штучки. Она как сорока.
Десертная тарелка, ржавая консервная банка из-под «Боврила»[25 - «Боврил» – густой соленый жидкий говяжий экстракт, изобретенный по заказу Наполеона III, прообраз нынешних бульонных кубиков.], обломок решетки радиатора и погнутая суповая ложка висели, словно гротескная готическая приманка для рыбы.
Руперт покачал головой и сосредоточился на заслонке и дросселе. Когда мы добрались до верхушки холма Джиббет, мотор издал особенно жуткий хлопок и с сосущим бульканьем издох. Фургон резко остановился, когда Руперт дернул за ручной тормоз.
По глубоким складкам на его лице я поняла, что он почти обессилел. Он ударил по рулю кулаками.
– Не говори этого, – сказала Ниалла. – Мы не одни.
На миг я подумала, что она имеет в виду меня, но ее палец указывал через лобовое стекло на обочину тропинки, откуда из глубин изгороди на нас уставилось мрачное, хмурое лицо.
– Это Безумная Мэг, – объяснила я. – Она живет где-то здесь, в лесу.
Когда Мэг торопливо прошла вдоль фургона, я почувствовала, как Ниалла отдернулась.
– Не волнуйтесь, она и правда совершенно безобидна.
Мэг, в лохмотьях из выцветшего черного бомбазина[26 - Бомбазин – плотная хлопчатобумажная ткань с начесом на одной стороне, мягкая, пушистая, хорошо сохраняет тепло.], казалась стервятником, которого торнадо засосал и выплюнул. Красная стеклянная вишенка весело болталась на ниточке на ее черной шляпе-горшке.
– Да, безобидна, – разговорчиво сказала Мэг в открытое окно. – Но есть те, кто мудр аки змей и безобиден аки голубь. Привет, Флавия.
– Это мои друзья, Мэг, Руперт и Ниалла.
Ввиду того, что мы были прижаты бок о бок в «остине», я подумала, что вполне могу называть Руперта по имени.
Мэг разглядывала Ниаллу. Протянула грязный палец и потрогала помаду на губах Ниаллы. Ниалла слегка отпрянула, но вежливо замаскировала это маленькой имитацией чиха.
– Это «Танджи», – весело сказала она. – Сценический красный. Меняет цвет, когда наносишь его на губы. Вот, попробуйте.
Это было великолепное представление, и я должна поставить ей высшую оценку за то, как она скрыла страх за дружелюбным и жизнерадостным поведением.
Мне пришлось слегка подвинуться, чтобы она могла выудить помаду из кармана. Когда она протянула ее, грязные пальцы Мэг выхватили золотой тюбик у нее из руки. Не отводя глаз от лица Ниаллы, Мэг намалевала широкие полосы на своих потрескавшихся и грязных губах, сжимая их, как будто пила через соломинку.
– Мило! – сказала Ниалла. – Великолепно!
Она снова полезла в карман и достала эмалевую коробочку с пудрой – изысканную вещицу из сверкающей оранжевой клуазонне[27 - Клуазонне – перегородчатая эмаль.] в форме бабочки. Открыла ее, демонстрируя крошечное круглое зеркальце в крышечке, и, быстро глянув на себя, подала пудру Мэг.
– Вот, посмотрите.
Во мгновение ока Мэг цапнула коробочку и принялась тщательно рассматривать себя в зеркале, с воодушевлением поворачивая голову из стороны в сторону. Удовлетворенная увиденным, она вознаградила нас широкой улыбкой, обнажившей черные провалы на месте нескольких выпавших зубов.