Короткая пауза – и Лукас говорит:
– Нет. Ты предлагаешь?
Все смеются, и у Лукаса на губах легкая улыбка, но я вижу, как напряжены его шея и плечи. Тяжело, наверное, все время быть настороже на случай таких вопросов: все время готовиться уйти от темы, улыбнуться или посмеяться. По сравнению с этим моя девственность – сущая ерунда. Но я все равно не хочу отвечать.
Я молюсь, чтобы Лукас выбрал для следующего вопроса меня, потому что он обойдется со мной мягко. Но, наверное, он не замечает моих умоляющих взглядов, потому что выбирает Женевьеву, которая сидит на несколько рядов дальше, уткнувшись в телефон. Она встречается с парнем, который ходит с ней в одну церковь. Он учится в другой школе, поэтому они не так много видятся. От Крис я слышала, что ее родители развелись и отец переехал в новую квартиру со своей девушкой. Крис рассказывала, что у матери Женевьевы случился нервный срыв, несколько дней она лежала в больнице, но теперь все в порядке. Я за нее рада. Питер послал ее маме букет нарциссов, когда ее выписали, и мы вместе придумывали, что написать на открытке. В итоге написали просто: «Скорого выздоровления, Венди! Питер». Это я предложила послать цветы и даже добавила денег, но, конечно, не стала подписывать открытку. Просто мне всегда нравилась Венди: она была ко мне добра, когда я была ребенком. При виде Женевьевы у меня все еще что-то сжимается внутри, но не так сильно, как раньше. Я знаю, что мы больше никогда не будем подругами, и смирилась с этим.
– Джен! Правда или вызов? – окликает ее Лукас.
Она поднимает голову и автоматически говорит «вызов». Конечно, Женевьева выбирает вызов: ее можно назвать кем угодно, но не трусихой. Я готова на все, лишь бы не отвечать на вопросы про секс, поэтому тоже, наверное, выберу вызов.
Лукас велит Женевьеве сесть рядом с мистером Джайном и положить голову ему на плечо.
– Только так, чтобы все поверили, – подчеркивает он. Все валяются от хохота. Видно, что Женевьева очень не хочет этого делать, но она не трусиха.
Мы все смотрим, как она идет по проходу и останавливается рядом с мистером Джайном. Он учитель биологии, начал работать в нашей школе только в этом году. Довольно молодой и красивый, ходит в школу в узких джинсах и рубашках. Женевьева садится рядом с ним и заводит разговор. Мне виден только ее затылок. А потом она придвигается поближе и кладет голову ему на плечо. Он подскакивает, как испуганный кот. Все смеются. Мистер Джайн оглядывается и качает головой, с явным облегчением понимая, что это шутка.
Женевьева возвращается с победоносным видом, садится на место и осматривается. На секунду мы встречаемся взглядами, и у меня замирает сердце. Но она просто отводит взгляд.
– Правда или вызов, Крисси?
– Это тупая игра, – говорит Крис. Женевьева смотрит на нее в упор, вызывающе подняв брови, и Крис наконец закатывает глаза и говорит:
– Да ладно уж, правда.
Когда они сталкиваются лбами, как сейчас, невозможно не заметить их родства: они двоюродные сестры.
Женевьева обдумывает вопрос не торопясь и наконец наносит удар:
– Ты правда играла в доктора с нашим кузеном Алексом в третьем классе? Без обмана.
Все улюлюкают, а у Крис лицо становится ярко-красным. Я с сочувствием смотрю на нее. Я знаю ответ.
– Правда, – бормочет она, и все воют от смеха.
К счастью для меня, в этот момент мистер Джайн встает и вставляет диск в DVD-плеер, и игра заканчивается прежде, чем до меня доходит очередь. Крис оборачивается и тихо говорит мне:
– Тебе повезло.
– Я знаю, – шепчу я в ответ, и Питер смеется. Пусть смеется – я уверена, что он тоже чувствует облегчение. Не то чтобы он об этом говорил, но вряд ли хочет, чтобы весь класс знал, что мы с ним встречаемся уже год – дольше, если считать период фальшивых отношений, – но до сих пор не занимались сексом.
Почти никто из нашего класса не был в Нью-Йорке, поэтому мы смотрим по сторонам с раскрытыми ртами. Мне кажется, я никогда не была в месте, настолько полном жизни. У этого города сердце бьется по-своему. Не могу поверить, сколько здесь людей и как изысканно все выглядят. Все они выглядят как… как городские. Кроме туристов вроде нас, конечно. Крис пытается делать вид, что ей скучно и ничто не впечатляет, но когда мы все садимся в метро, чтобы ехать к Эмпайр-стейт-билдинг, она не берется за поручень и едва не падает от внезапной остановки. «Здесь не так, как в Вашингтоне», – бормочет она. Еще бы. Вашингтон – ближайший к Шарлотсвиллу крупный город, но все равно кажется сонным и маленьким по сравнению с Нью-Йорком. Здесь столько можно посмотреть, столько магазинов, в которые можно зайти. Все куда-то спешат. Пожилая дама ругает Питера за то, что он смотрит в телефон на ходу, и все смеются. Похоже, Питеру неловко. От всего этого голова идет кругом.
В Эмпайр-стейт-билдинг я заставляю Питера сделать селфи со мной у лифтов. На вершине небоскреба у меня кружится голова: так мы высоко. Мисс Дейвенпорт советует посидеть пару минут, опустив голову между колен. Это помогает. Когда тошнота проходит, я встаю и иду искать Питера, который оставил меня одну.
Сворачивая за угол, я слышу, как Питер кричит: «Постойте, сэр! Подождите!». Он бежит за охранником, который подходит к лежащему на полу красному рюкзаку.
Охранник подбирает его с пола.
– Это твое? – требовательно спрашивает он.
– Э-э-э, да…
– Почему ты его оставил на полу? – Охранник расстегивает рюкзак и достает плюшевого мишку.
У Питера бегают глаза.
– Положите обратно, пожалуйста. Это для того, чтобы пригласить мою девушку на выпускной. Должно было быть сюрпризом.
Охранник качает головой, бормочет себе под нос и роется в рюкзаке.
– Сэр, пожалуйста, просто сожмите мишку.
– Не собираюсь, – говорит охранник.
Питер протягивает руку и сжимает его сам. Раздается тоненький голос: «Лара Джин, ты пойдешь со мной на выпускной?».
Я зажимаю рот руками от восторга.
Охранник строго говорит:
– Ты в Нью-Йорке, парень. Здесь нельзя оставлять рюкзаки без присмотра ради танцулек.
– Ради выпускного, – поправляет Питер, и охранник смеряет его неодобрительным взглядом. – Извините, можно мне забрать мишку?
Он наконец замечает меня.
– Лара Джин! Скажи ему, что твой любимый фильм «Неспящие в Сиэтле»!
Я подбегаю к ним.
– Это правда мой любимый фильм, сэр! Не выгоняйте его, пожалуйста.
Охранник изо всех сил старается не улыбаться.
– Я не собирался его выгонять, – говорит он мне, а Питера предупреждает: – В следующий раз будь осторожнее. В Нью-Йорке мы за всем следим. Если что-то видим, то говорим об этом, запомни. Это не городок в глуши, откуда вы приехали. Это Нью-Йорк. Мы тут не шутки шутим.
Мы с Питером киваем, и охранник уходит. Как только он пропадает из вида, мы переглядываемся и смеемся до колик.
– Кто-то решил, что мой рюкзак оставил террорист! – говорит Питер. – И испортил мне сюрприз к чертям.
Я вынимаю мишку из его рюкзака и прижимаю к груди. Я так счастлива, что не обращаю внимания на ругательство.
– Получилось замечательно.
– Ты должна была выйти из-за угла и увидеть рюкзак рядом с телескопом. Потом ты бы вынула мишку, сжала и…
– Как я должна была догадаться, что его нужно сжать? – спрашиваю я.
