– Я удивлюсь, если нет. Просто в любом расследовании приходится начинать снаружи и пробираться внутрь.
Я бы сама лучше не выразилась.
– И эти семена, – поинтересовалась я, – что вы с ними будете делать?
– Я буду за ними ухаживать. Помещу в теплое место и предоставлю им необходимое питание.
По страсти в его голосе я поняла, что для него семена – все равно что яды для меня.
– А потом? – спросила я.
– Они вполне могут прорасти, – ответил он. – Если нам чрезвычайно повезет, один из них зацветет.
– Даже пятьсот лет спустя?
– Семя – удивительный сосуд, – сказал он. – Настоящая машина времени. Каждое семя может принести прошлое живьем в настоящее. Подумай только!
– А потом? – продолжила расспрашивать я. – Когда они зацветут?
– Я их продам. Ты удивишься, сколько денег некоторые люди готовы отдать за то, чтобы быть единственным владельцем вымершего растения. – О, ну и научная слава, разумеется. Кто может жить без нее в наше время?
Я понятия не имела, о чем он говорит, но информация о растениях меня интриговала.
– Вы не могли бы подвезти меня в деревню? – внезапно спросила я. Было еще рано, и мой план начинал выкристаллизовываться.
– Твой отец разрешает тебе ездить с незнакомцами? – полюбопытствовал он, но в его глазах вспыхнул огонек.
– Он не будет возражать, раз вы друг викария, – сказала я. – Я могу положить «Глэдис» сзади, мистер Сауэрби?
– Адам, – поправил он. – Поскольку мы оба под чарами викария, я полагаю, совершенно нормально называть меня по имени.
Я забралась на пассажирское сиденье. Машина заскрежетала и завибрировала, когда Адам выжал сцепление и включил первую передачу, и мы тронулись.
– Ее зовут Нэнси, – сказал он, показывая на приборную панель, затем глянул на меня и добавил: – в честь поэмы Бернса.
– Боюсь, я не в курсе, – отозвалась я. – Это моя сестра Дафна – книжный червь.
– «Пускай с тобою мы бедны, но ты – мой клад бесценный![18 - Стихотворение Р. Бернса цитируется в переводе С. Я. Маршака.]» – процитировал он. – Это из «Возвращения солдата».
– А! – сказала я.
Церковный двор, если на то пошло, зеленел более жизнерадостно, чем ранним утром. Синий «воксхолл» инспектора стоял на прежнем месте, как и фургон мистера Гаскинса.
– Я высажу тебя тут, – сказал Адам у покойницкой. – Мне надо кое-что обсудить с викарием.
Иносказательно это значило: «Я хочу поговорить с ним наедине», но он преподнес это так вежливо, что я вряд ли могла возразить.
Хотя я видела, что «Глэдис» понравилась ее первая поездка на «роллс-ройсе», я почувствовала, что она рада снова оказаться на твердой земле, уезжая, я помахала рукой.
Не успела я поставить ногу на порог церкви, как мне дорогу преградила огромная темная фигура.
– Постой-ка, – прорычал голос.
– О, доброе утро, сержант Вулмер, – сказала я. – Прекрасный день, не так ли? Хотя рано был дождь, сейчас распогодилось.
– Нет, мисс, – сказал он. – Вы не войдете. Здесь закрыто. Нельзя. Это место преступления.
– Я просто хотела помолиться, – сказала я, ссутулив плечи и приняв робкий вид в стиле Синтии Ричардсон, жены викария, а также добавив нотку плаксивости в голос. – Я ненадолго.
– Можете помолиться на церковном дворе, – ответил сержант. – У бога большие уши.
Я втянула воздух, как будто шокированная его богохульством.
На самом деле он подкинул мне идею.
– Ладно, сержант Вулмер, – сказала я. – Я помяну вас в своих молитвах.
Пусть призадумается, скотина! Пусть этот олух на досуге пораскинет мозгами, если они у него, конечно, есть!
Склеп Кассандры Коттлстоун напоминал массивный елизаветинский комод и выглядел так, будто его пытались утащить преступники, пойманные на месте преступления и бросившие добычу посреди церковного двора, где в течение столетий он превратился в камень.
Вокруг известняковой основы трава пустила длинные ростки – явный знак того, что эту часть церковного кладбища посещали редко.
Солнце скрылось за облаком, и я с дрожью подумала, что прямо под моими ногами проходит тайный туннель, по которому, как говорили, блуждает призрак Кассандры.
Pray for mye bodie to sleepe
And my soule to wake.
Когда я обошла склеп и приблизилась к его северной стороне, мое сердце подпрыгнуло.
Прилегающая могила просела, и земля теперь не полностью покрывала основание склепа Коттлстоун.
В точности как сказала Даффи!
В северо-западном углу к склепу прислонилась большая каменная плита, частично прикрытая обветшавшим брезентом, в котором образовались лужицы дождевой воды. Ткань удерживалась на своем месте обломками камня, и судя по наростам на ней, она здесь лежит уже какое-то время.
Либо мистер Гаскинс отвлекся от ремонта, либо он попросту ленив.
С того места, где я теперь стояла, на северном конце, громоздкий склеп блокировал вид на церковь, и наоборот. Как я уже сказала, никто никогда не приходит в эту часть церковного двора. С тем же успехом это могла быть другая планета.
Я опустилась на четвереньки и заглянула под брезент. Под ним зияла дыра. Вокруг нее на потревоженной земле в большом количестве виднелись отпечатки ног, часть из них размыл недавний дождь, некоторые оказались под защитой брезента и остались удивительно четкими. Их оставил не один человек.
Я убрала обломки камней и аккуратно оттащила брезент, стараясь, чтобы скопившаяся вода стекла с одного края на траву.
Теперь дыра полностью открылась передо мной. Снова встав на четвереньки, я всмотрелась внутрь. Ожидала ли я увидеть кости? Я не вполне уверена в этом, но под гробницей оказалось каменное помещение, большей частью скрытое темнотой.
О, мне бы фонарь! – подумала я.
Почему природа не снабдила нас фонарями во лбу, на манер светлячков, только с другой стороны туловища? И более мощными, разумеется: это был бы вопрос простой фосфоресцирующей химии.
