Явно довольный, лорд Пастерн пустился рассказывать историю револьвера, своих собственных отличий меткого стрелка и обстоятельств, при которых деверь презентовал ему оружие. Указал он и на инициалы, нацарапанные на рукояти. Скелтон напоказ прищурился, заглядывая в дуло, щелчком закрыл револьвер и вернул его лорду Пастерну. Повернувшись, он посмотрел на Морри.
– Путем, – подтвердил он, потом осведомился: – Чего мы ждем?
И тут же стал подтягивать и подвинчивать что-то в своих барабанах.
– Удачи новому номеру, – сказал он, и барабаны завибрировали.
– Спасибо, Сид, – отозвался Морри.
Запустив пальцы в кармашки жилета, он обеспокоенно оглядел собравшихся. Он пошарил в одном кармане, потом в другом. Пот мелкими каплями проступил у него над бровями.
– В чем дело, дружок? – спросил Хэппи Харт.
– Не могу найти таблетку.
Он начал выворачивать карманы, выдергивая подкладку.
– Я без нее на части развалюсь. Боже, я же знаю, у меня где-то есть одна!
Дверь, ведущая в ресторан, открылась, и с инструментами вошли «Дживстеры». Они поулыбались «Мальчикам Морри» и косо глядели на лорда Пастерна. Комната наполнилась набриолиненными головами, черными фигурами и причудливыми очертаниями саксофонов, контрабасов, аккордеонов и барабанов.
– Нам пора убираться, а, Фэ? – спросил Эдвард. – Пошли, Лайл. Удачи, кузен Джордж.
– Удачи.
– Удачи.
Они вышли. Морри все еще обшаривал карманы. Остальные нервно за ним наблюдали.
– Не стоило тебе до такого себя доводить, – сказал Скелтон.
Лорд Пастерн с видом обвинителя на суде ткнул в Морри пальцем:
– Теперь до вас, возможно, дойдет ценность того, о чем я вам говорил, – предостерег он Морри.
Тот бросил на него полный ненависти взгляд.
– Господи милосердный, старина! Нам на сцену надо, – вмешался Хэппи Харт.
– Я должен ее принять. Меня всего трясет. Я не могу смотреть. Один из вас…
– Да что же это такое?! – вскричал в крайнем раздражении лорд Пастерн. Он бросился к Морри.
– Просто таблетка, – сказал Морри. – Я всегда ее принимаю. От нервов.
– Плевать на таблетку! – обвиняюще взревел лорд Пастерн.
– Бога ради, я должен ее принять, черт побери.
– Поднимите руки.
С безжалостной деловитостью лорд Пастерн начал обыскивать Морри. Он всего его охлопал, вывернул все карманы, от чего к его ногам выпали самые разные предметы. Он открыл его портсигар и бумажник и изучил их содержимое. Он охлопывал, ощупывал и тыкал. Морри хихикал.
– Я боюсь щекотки, – глупо сказал он.
Наконец лорд Пастерн выдернул из нагрудного кармана Морри носовой платок. А из него выкатился маленький белый предмет. Морри его подхватил, рывком поднес руку ко рту и проглотил.
– Больше спасибо. Все готово, мальчики? Пошли.
По одному они начали выходить. В зале лампы на стенах выключили. Светились лишь розовые лампочки на столах. Скрытый в потолке алькова прожектор залил янтарем поблескивающие ступени; ресторан превратился в подводную пещеру смутных овалов лиц, блеска драгоценностей и красочных пятен букетов. В этой пещере рядами сновали официанты. Над столами плавал облачками сигаретный дым. Если смотреть из ресторана, сцена романтично светилась в своем алькове. Музыканты и их инструменты казались резко очерченными и лощеными. Стрелка гигантского метронома над ними недвижимо указывала в пол. «Мальчики», улыбаясь, точно от великой радости, расселись. Официанты внесли зонты, сомбреро, барабаны и прочие причиндалы барабанщика.
В комнате музыкантов лорд Пастерн, стоя подле Морри, вертел револьвер, насвистывал себе под нос и искоса поглядывал на дверь. Позади барабанов ему видны были тускло белеющие лица жены, падчерицы, племянницы и кузена. Лицо Фелиситэ было наклонено к лицу Эдварда Мэнкса. Лорд Пастерн внезапно издал визгливый смешок.
Морри Морено бросил на него раздраженный взгляд и, совершив положенный ритуал – проведя рукой по голове, поправив жилетку и нацепив улыбку чревовещателя, – вышел на сцену. «Мальчики» сопроводили его выход своей коронной мелодией. По залу пробежала россыпь аплодисментов. Морри улыбнулся, поклонился, повернулся и резкими, нервическими движениями, характерной – и подчеркнутой – особенностью «манеры Морри Морено», начал дирижировать.
Сид Скелтон чуть подпрыгивал на своем табурете. Его ноги двигались по полу, не выстукивая, но сжимаясь, поджимаясь и расслабляясь в постоянном ритме и наперекор всем точным и нелогичным синкопам, которые он выдавал. Четверо саксофонистов раскачивались в унисон, и без того похожие лица у них сделались вдруг совсем одинаковыми из-за сложенных трубочкой губ и надутых щек. Едва у них выпадала передышка, они расплывались улыбками. Оркестр играл знакомые Карлайл мелодии, очень старые мелодии. Поначалу они были узнаваемы, но быстро отправились в джунгли забвения благодаря какофонии, известной как «манера Морри Морено». «В свинг-оркестре полагается играть неграм, – думала Карлайл. – Есть какая-то неправильность в том, что здесь музыканты не негры».
Тут трое из них, выйдя широким шагом к краю сцены, сдвинули головы и запели, раскачиваясь в унисон. Они корчили невыразимые гримасы. «Ара-ахи-ис», – завывали они. Но они не дали песенке про арахис, которая Карлайл, пожалуй, даже нравилась, говорить самой за себя. Они выворачивали ее и корежили, а после, сияя, вернулись к своим инструментам. Потом был номер «Человек с зонтом». Вкусы у Карлайл были простые, и незатейливая монотонность мелодии показалась ей приятной. Один раз ее так и сыграли – тихо и монотонно. Свет рампы поблек, и ярчайший луч нашел пианиста. Тот играл соло и сам же пел. Недурно, подумала Карлайл, можно даже найти удовольствие. Но наивную мелодию прорезал вдруг пронзительный визг. Прожектор сместился к двери в дальнем конце ресторана. Там стоял Карлос Ривера, его руки рвали клавиши аккордеона. Пройдя между столами, он поднялся по ступеням на сцену. Морри повернулся к Ривере и едва шевельнул палочкой. Кожа и мышцы у него словно бы жили собственной жизнью, трясясь на костях черепа. Вот она – его «манера»: Ривера, без аккомпанемента, выжимал из несчастного аккордеона струйки, порывы и стоны. Своим инструментом он владел мастерски. Однако смотрел при этом в упор на Карлайл, расширяя глаза и торсом наклоняясь к ней. Производимые им звуки были откровенно похотливыми, подумалось Эдварду Мэнксу. Чудовищно и нелепо, что люди в вечерних туалетах развлекаются в ресторане, пока Ривера обрушивает на Карлайл свою непристойную виртуозность.
Но луч перешел на середину сцены, теперь играл один только барабанщик, а контрабасист хлопал по своему инструменту. Остальные музыканты один за другим проходили в луче, крутя в руках наподобие колес открытые зонты.
Номер был старый, а исполнили они его, подумала Карлайл, преглупо. Они недотянули. В это сравнительное затишье леди Пастерн внятно произнесла:
– Это мой аскотский зонт, Фелиситэ.
– Да, маман, кажется, да.
– Твой отчим не имел никакого права. Это свадебный подарок, и очень ценный. Рукоять украшена драгоценными камнями.
– Не важно.
– Я категорически и решительно возражаю.
– У него с ним проблемы. Смотри, они перестали крутить зонтами.
Все музыканты вернулись на свои места. Шум взвился, зашелся в непредвиденном вое и стих. Инструменты умолкли.
Морри улыбался и кланялся, кланялся и улыбался. Ривера смотрел на Карлайл. Тем временем из боковой двери вышла молодая женщина в красивом платье и с волосами как серебристые водоросли и остановилась в луче прожектора, вертя в руках отрез алого шифона. Воззрившись на аудиторию с видом добровольной жертвы, она очень серьезно застенала:
– Йей-о ни-о, это просто летняя молния.
Эдвард и Карлайл оба сочли ее отвратительной.
Потом Сид Скелтон и саксофонист сыграли дуэт, эдакий tour de force[21 - Здесь: чудо (фр.).] акробатики, и тем заслужили немалые аплодисменты.
Когда они стихли, Скелтон раскланялся и с видом обиженно-снисходительным ушел в комнату оркестрантов.
В последовавшей затем паузе Морри подступил к самой лестнице сцены. Улыбка у него сделалась еще более широкой и располагающей. Слабым голосом он сказал, что хочет поблагодарить всех за чудный прием, оказанный его «Мальчикам» и что должен сделать небольшое объявление. По его скромному мнению, присутствующие, едва узна?ют, что их ждет, сами призна?ют, что это очень, очень особый случай. (Леди Пастерн сдавленно зашипела.) Несколько недель назад, продолжал Морри, ему выпала честь услышать чудесное выступление на барабанах выдающегося… ну, он не рискнет назвать его дилетантом. Он уговорил этого удивительного музыканта выступить сегодня с «Мальчиками» и в дополнение… предлагаемая сегодня публике композиция вышла из-под пера… самого музыканта. Морри отступил на шаг и, огласив перечень имен и титулов лорда Пастерна, выжидательно посмотрел на дверь на задах алькова.
