Дарлинг улыбнулся. Хоть этот получил то, что хотел.
– Наши костюмы очень легко продавать, мистер Дарлинг, – продолжал Розенберг. – У нас отличный крой, превосходные материалы. Чем отличаются от нас «Брук бразерз»? Только именем. Мы им ни в чем не уступаем.
– Я смогу зарабатывать пятьдесят, шестьдесят долларов в неделю, – говорил Дарлинг Луизе в тот же вечер. – Плюс оплата расходов. Я смогу скопить денег, вернуться в Нью-Йорк и открыть собственное дело.
– Да, бэби, – соглашалась с ним Луиза.
– Кроме того, я смогу приезжать раз в месяц, а также на все праздники и летом. Мы будем видеться достаточно часто.
– Да, бэби.
Он смотрел на ее лицо, в тридцать пять лет еще более красивое, но словно отмеченное печатью скуки, исполненной терпения, доброты, отстраненности, и это выражение не сходило с него все последние годы.
– Что ты скажешь? Соглашаться мне на эту работу? – В глубине души он отчаянно надеялся услышать: «Нет, бэби, тебе лучше остаться здесь».
Но она ответила, как он и предчувствовал:
– Я думаю, да.
Он кивнул. Ему пришлось встать и отвернуться к окну, потому что на его лице она могла прочесть то, о чем не подозревала пятнадцать лет их совместной жизни.
– Пятьдесят долларов в неделю – это большие деньги. Я уж и не думал, что смогу их заработать.
Он рассмеялся. Как и Луиза.
Кристиан Дарлинг сидел на зеленой травке тренировочного поля. Тень трибуны стадиона подобралась к нему, накрыла. Вдали сквозь легкий туман светился огнями университетский кампус. Пятнадцать лет. Флагерти по-прежнему заглядывал к его жене, приглашал ее выпить, заполнял бар своим громовым голосом.
Дарлинг прикрыл глаза и буквально увидел, как пятнадцать лет назад он высоко выпрыгивает за мячом, освобождается от полузащитника и бежит вперед, улыбаясь, зная, что ему удастся пройти и опорного защитника. «Высшая точка, мое высшее достижение», – думал Дарлинг. Пятнадцать лет назад, во второй половине осеннего дня, в двадцать лет, когда воздух легко наполнял грудь, а в душе ты знал, что весь мир в твоей власти, ты можешь сбить с ног кого угодно, обогнать любого соперника. А затем душ и три стакана холодной воды, ночной воздух, холодящий влажные волосы, и Луиза, сидящая в автомобиле без шляпки, и первый поцелуй, которым она признавалась, что готова отдаться ему. Высшее достижение, рывок на восемьдесят ярдов и поцелуй девушки. Потом он только катился вниз. Дарлинг рассмеялся. Наверное, не тем он занимался на тренировках. Не смог подготовиться ни к двадцать девятому году, ни к Нью-Йорку, ни к тому, что девушка превратилась в женщину. «Наверное, – думал он, – был момент, когда она сравнялась со мной, когда я мог взять ее за руку, если бы уловил этот момент, крепко взять и пойти с ней рядом». Что ж, этого момента он не уловил. И теперь сидел на поле, на котором пятнадцать лет назад играл в футбол, а его жена в другом городе обедала с другим, более достойным мужчиной, говорила с ним на другом, новом языке, которому никто не удосужился обучить его, Дарлинга.
Он встал, чуть улыбнулся – знал, что заплачет, если не улыбнется, – огляделся. Вот эта точка. О’Коннор направлял мяч именно туда… высшая точка. Дарлинг вскинул руки, вновь почувствовал, как шлепнулся о них кожаный мяч. Крутанул бедрами, освобождаясь от полузащитника, перепрыгнул через второго, бросившегося ему в ноги, оставив их лежать на линии схватки, легко, набирая скорость, пробежал десять ярдов, держа мяч двумя руками, ушел от центрального защитника, высоко поднимая ноги, чуть ли не по-женски виляя бедрами, врезался локтем в опорного защитника и, не сбавляя скорости, занес мяч в «город».
И лишь после этого, перейдя на быстрый шаг, заметил юношу и девушку, которые сидели на траве и изумленно таращились на него.
Он остановился, опустил руки.
– Я… – Он запнулся, хотя ничуть не устал и после рывка у него не перехватывало дыхание. – Я… когда-то я тут играл.
Юноша и девушка молчали. Дарлинг смущенно рассмеялся, сурово глянул на них, сидевших рядышком, пожал плечами, повернулся и зашагал к отелю, чувствуя, как на лице выступают капли пота и стекают на воротник рубашки.
1941
Бог, вечер, пятница
Сол тихо вошел в дом и легким шагом по длинному коридору направился на кухню. Его туфли из дорогой кожи лишь чуть поскрипывали. Увидел мать, с раскрасневшимся лицом склонившуюся над духовкой, в которой жарилась курица.
– Ма! – позвал он.
Она что-то буркнула, не поворачиваясь к нему.
– Ма, это я, Сол.
Мать закрыла духовку, выпрямилась, уперлась рукой в бедро.
– Поцелуй маму.
Сол поцеловал. Она села, посмотрела на него:
– Ты неважно выглядишь, Сол. Совсем не так, как в молодости.
Всякий раз при встрече она повторяла эту фразу.
– А что ты хочешь, ма? – Сол вздохнул. – Я уже не мальчик. Мне тридцать шесть.
– И что? – Она вытерла лоб. – Все дело в жизни, которую ты ведешь.
– Человек, который зарабатывает на жизнь играя в ночных клубах, не может выглядеть как призовой жеребец. – Сол перегнулся через стол и нежно накрыл руку матери своей. – Как ты, ма?
Мать вздохнула:
– Что тут скажешь? Почки. Всегда почки. Замужняя женщина стареет со скоростью курьерского поезда. – Она пристально посмотрела на сына. – Сол, дорогой, как ты одет? Прямо какой-то шут гороховый.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
