В старом сквере
В старом сквере,
желтом от акаций,
Сладкий ветер наполняет грудь…
Стоило на белый свет рождаться,
Чтобы умереть когда-нибудь?
Ненависть к природе
потайная
И надежда:
«все – не то,
что – я»!
Это – детство.
Оторопь ночная
И утробный страх небытия.
Время научило мыслить шире.
Я природу понял и простил:
Счастлив тот,
кто в ненадежном мире
Радостно и долго прогостил.
Разговор
– Не жизнь – сплошная суета,
Чтоб хлеб сыскать насущный.
Сшибает с ног не клевета,
А шепоток наушный! Любовь
(по множеству примет) —
Лишь головокруженье.
И знания по сути нет —
Одни предположенья!
А сердцу не передохнуть,
Пока не изболится…
– А ты видал когда-нибудь
Жизнь из окна больницы?..
В командировке
Бесхитростный гостиничный уют.
На шифоньере —
инвентарный номер.
Здесь, чая наливая,
намекнут
На комнату,
где кто-то как-то помер.
Здесь не ищи оставленный дневник
По тумбочкам…
Сей этикет старинный
Теперь забыт.
Ты обнаружишь в них
Обертку мыла,
тюбик «Поморина»,
Использованный.
Или на стене
Прочтешь душещипательную строчку,
С которою согласен я вполне:
«Как скучно просыпаться в одиночку!»
…Сыграли гимн,
а я лежу без сна,
Пугаясь тьмы,
своей и заоконной,
И жизнь так одинока,
так грустна,
Как эта ночь в гостинице районной!..
* * *
Когда я – очень редко —
заворачиваю в мой
Балакиревский переулок,
заставленный бело-синими
новыми домами,
похожими на литровые пакеты молока, —
я отыскиваю глазами
старенькие, такие щемяще знакомые
деревянные домики,
окруженные выбеленными заборчиками
и старыми тополями,
ветви которых аккуратно ампутированы
во имя чистоты улиц.
Когда я – очень редко —
брожу по моему Балакиревскому переулку,
глубоко вдыхая
металлический запах теплого летнего дождя,
я испытываю странное чувство,
словно мне повстречался давний знакомец,
который с годами не старится почему-то,
а, наоборот, молодеет!
И вот я стою перед ним
и пытаюсь разглядеть
на его непривычно юном лице
милые моему сердцу,
но почти совершенно разгладившиеся
морщины…
Одноклассница
