Запретная магия

Глава 1

Алисия

– Жуткая пьеса!

– Жуткая?!

– Просто кошмарная! – Антрепренер потряс у меня перед носом листами, которые грозили вот-вот разлететься.

– И чем же, с вашего позволения, она кошмарная?!

– Всем! Решительно всем! Например, главная героиня водит мобильез.

– Это так страшно?

– Ужасно! – возопил мужчина. – Нам и без того хватает этих… воинственно настроенных барышень, чтобы еще пускать их в современное искусство!

– То есть, по-вашему, женщина должна сидеть дома и вышивать?

– По-моему, да! В любом случае, дражайшая, я больше не намерен вести с вами эти беседы. Вы и без того отняли у меня уйму времени. Поэтому… вот! – Он громыхнул рукописью об стол. – Никуда не годится!

Стоит ли говорить, что этими словами он перечеркнул год моей работы? Не только он, между прочим. Это был уже пятый столичный театр, в котором мне отказывали. И последний, куда я предлагала свою пьесу.

Один их самых известных, который я оставила напоследок и надеялась на прогрессивность руководства. С тех пор как его величество подписал указ, что женщины могут наравне с мужчинами претендовать на некоторые должности и писать (в том числе и для разного рода постановок), многие до сих пор не могли этого принять. Многие, но в столичных театрах я рассчитывала найти понимание.

Видимо, зря.

Но это не значит, что я так просто сдамся!

– Хорошо, – с милой улыбкой сказала я, собирая все-таки разлетевшиеся по столу листы.

Для этого мне пришлось наклониться, и взгляд антрепренера в ту же минуту прочно прилип к моему декольте. Я чувствовала это уже на уровне инстинктов, поскольку чаще всего именно туда мужские взгляды и проникали. Природа щедро наградила меня ярким цветом волос и пышной грудью, которая притягивала взгляд, даже будучи плотно запечатанной глухой тканью. Что касается меня, я никогда не старалась ничем ее запечатать, игнорируя матушкины причитания на тему, что это бессовестно – выставлять такие формы на всеобщее обозрение.

А я, между прочим, ничего нарочно не выставляла. Точно так же, как и не собиралась прятать. И это касается абсолютно всего!

– Мм… эри Армсвальд…

– Армсвилл, – поправила я, выпрямляясь и прижимая к груди свою пьесу.

Теперь взгляд антрепренера прилип к пьесе, странно, что она дымиться не начала.

– Да-да, эри Армсвилл. Мой вам совет – оставьте вы эту драматургию. Подумайте лучше о достойном мужчине рядом. – Он даже плечи расправил, явно намекая на то, что достоин конкретно он, несмотря на обручальный браслет на запястье. – Устроитесь в столице, будет у вас премилый домик и, возможно, собачка…

Намек был настолько прозрачный, что я подавила желание треснуть его пьесой по сверкающей лысине.

– Собака!

– Что? – У него округлились глаза.

– Собака, – повторила я. – Уменьшительно-ласкательные превращают мужчину в мальчика.

Антрепренер побагровел.

– Вон! – весьма театрально произнес он и для верности вскинул руку. Получилось очень пафосно, но этого ему показалось мало. – Вы, видимо, считаете, что ваша пьеса – верх гениальности! Но это всего лишь женская писулька, на которую не польстится ни один уважающий себя постановщик и ни один серьезный антрепренер.

– Ошибаетесь! – Я шагнула вперед так резко, что стихия вокруг пришла в движение. Это я скорее почувствовала: у нас в роду были воздушники, управляли ветрами, должно быть, от них мне и досталось это умение – тонко чувствовать колебания воздушных потоков даже на другом конце комнаты. Впрочем, это было единственное, что мне досталось, потому что магии во мне не было ни капли. – В течение полугода мою пьесу поставит Мориц Ларр[1], а вы будете жалеть об этом всю оставшуюся жизнь!

Оставив антрепренера с открытым ртом, я вылетела из кабинета в приемную, где секретарь с тонкими, напоминающими ниточку усиками тут же подскочил.

– Прошу вас, эри! – произнес он, подхватив мое пальто со старой вешалки, грозящей вот-вот завалиться набок, и набрасывая его мне на плечи.

– Благодарю!

После душного помещения весенняя оттепель окатила промозглой сыростью. Будучи южанкой, я привыкла к тому, что в это время у нас все цветет, в столице же только-только сошел снег, обнажая щербатые камни мостовых и серые, потертые после суровой зимы стены. Небо не расщедрилось даже на пару солнечных лучиков, зато от души разбросало повсюду глубокие лужи, через которые горожанам приходилось виртуозно прыгать. И мне вместе с ними: моя короткая поездка подходила к концу, поэтому денег на магический общественный транспорт совсем не осталось. Что уж говорить о конном частном извозе: словно чувствуя, что их дело доживает последние дни – после изобретения Марджем Каэльским универсальной магсхемы для движения любой повозки, – цены они драли такие, что проще было ходить пешком.

– Новая постановка! – Словно издеваясь, мальчишка-газетчик вскинул руку совсем рядом со мной. – Мариан Море и Лючия Альхэйм в главных ролях! «Корона д’Артур»! Главное событие года!

В голове у меня что-то щелкнуло.

«Корона д’Артур» – главный театр столицы, расположен он в самом центре, неподалеку от площади Пяти львов. Чтобы туда попасть, мне действительно придется нанять экипаж и остаться с шестью галлирами в кармане, но… А что я, собственно, теряю?!

– Газету! – крикнула я, вручая мальчишке монету, которую он немедленно сунул в карман поношенного пальто, а взамен вручил мне листок. Я примостила его поверх пьесы, которую прижимала к груди, и подняла руку: – Экипаж!

– Эрн Гайтон будет завтра. Но не думаю, что до завтра у него получится просмотреть вашу пьесу.

Секретарь – девушка (что, несомненно, внушало надежду) с туго стянутыми в пучок светлыми волосами и в накрахмаленном платье, из-под подола которого выглядывали аккуратные туфельки на низком каблуке, внимательно на меня посмотрела.

– Когда я могу ожидать решения?

Она заглянула в записи.

– Три… Нет, пожалуй, четыре дня. Хотя… Эри Армсвилл, предлагаю договориться так. Чтобы вам не приезжать сюда лишний раз, оставьте свой адрес. Я отправлю к вам посыльного, как только будет принято решение. Хорошо?

Мне захотелось ее обнять. Честно говоря, после встреч, на которых от меня либо откровенно хотели избавиться, либо вовсе не принимали всерьез (а чаще и первое и второе), секретарь антрепренера в лучшем театре королевства вела себя так, как… как в общем-то и должны себя вести цивилизованные люди.

– Благодарю, эри…

– Люмец. – Она улыбнулась. – Я обязательно передам вашу пьесу и буду рада, если вы к нам заглянете еще не один раз как перспективный драматург.

Бывают же хорошие люди! Я поблагодарила и, оставив записку с адресом, тепло попрощалась с девушкой. Оказавшись за дверью, закусила губу и с трудом удержалась от того, чтобы не захлопать в ладоши.

Стоило ли обивать пороги театров, где на меня даже как на человека не смотрели, чтобы найти понимание в «Корона д’Артур»?! Впрочем, до понимания было еще далеко, но общение с эри Люмец вселяло надежду. Равно как надежду вселяло и то, что антрепренер взял на работу женщину. По мнению большинства мужчин, секретарь – исключительно мужская профессия, потому что здесь «нужна внимательность и хорошая память». А еще каллиграфический почерк и твердая рука. Каллиграфический почерк без твердой руки почему-то достаточным навыком не считался.

Как бы там ни было, антрепренер «Корона д’Артур» лишен всех этих предрассудков, а значит, у меня есть шанс! Настоящий шанс, что будут смотреть на мою пьесу, а не на то, что я женщина.

Исполненная самых чудесных надежд, я вышла из театра и с наслаждением вдохнула напоенный весенней свежестью воздух. Во второй половине дня по-прежнему не распогодилось, но то ли стало теплее внутри, то ли все-таки разогрело, потому что сейчас мне даже не хотелось запахнуть пальто.

Я осмотрелась и решила прогуляться до площади Пяти львов. В конце концов, в гостинице мне особо нечего делать, а учитывая тот факт, что придется задержаться в столице еще на три-четыре дня (непозволительная для меня роскошь), обед у меня сегодня все равно отменяется. Ну, да и ничего, будет ужин.

В конце концов, как говорит матушка, пропустить обед – поберечь фигуру!

– Прошу прощения, – остановила я женщину с усталым лицом, за юбку которой цеплялась малышка. – Подскажите, пожалуйста, как быстрее выйти на площадь?

Она хмуро взглянула на меня, но все-таки указала в сторону убегающей вправо маленькой улочки.

– Минут пятнадцать ходу. Театр обогнете, выйдете на улицу Гловеля. Дойдете до конца квартала – увидите арку.

– Благодарю!

Арка! Арка, через которую в свое время в Барельвицу вступил Даргейн Завоеватель. Образно говоря, столица началась именно отсюда. Настроение у меня сейчас было самое солнечное: ведь если получится устроить свою пьесу в «Корона д’Артур», возможно, получится переехать в столицу! Нет, я безумно любила свой маленький город, где по утрам в окна врывался шум Южного моря, но это же Барельвица! Здесь я смогу писать и представлять свои пьесы лично, как делаю это сейчас. А еще присутствовать на премьерах! А еще…

– Эри! – Спешащий куда-то мужчина приподнял котелок, извиняясь – чтобы пройти по узенькой улочке ему пришлось меня потеснить.

Здесь, в центре, все улочки такие, исключение составляет разве что площадь перед «Корона д’Артур», но оно и понятно. Хотела бы я посмотреть, как к вечернему представлению съезжается весь свет Барельвицы. Эри и эрины в роскошных платьях и эрны во фраках. Как из распахнутых настежь дверей льется свет, позолотой стекая по гербам на каретах. Как, возможно, с подножки одной из них спускается его величество Гориан Третий.

Театр – королевское развлечение.

Так всегда говорила матушка. Меня же с самого детства неумолимо тянуло к театру с неудержимой силой. Возможно, именно поэтому я и решилась написать пьесу серьезно. Кипы «несерьезного» покоились в моем шкафу, в доме родительницы, и занимали больше полок, чем моя одежда. Одно время у меня все пальцы были синие от чернил (потому что к занятиям в школе для девочек и урокам добавлялись мои вечерние посиделки над пьесами), а однажды я даже натерла пером мозоль, которая не сходила два года.

Вдалеке виднелся купол Истрийского собора, в солнечный день, должно быть, сияющий так, что глазам больно. Я ускорила шаг, улочка увела меня влево и… передо мной вырос высокий решетчатый забор.

Хм. Наверное, где-то не туда свернула.

Да, точно, была какая-то развилка, кажется, вон за тем зеленым особняком. Я вернулась назад, шагнула в другой уличный коридор, который оглушил криками торговцев и сквозь рынок и короткий перешеек лавочек вывел на набережную. Здесь было так же шумно: современные мобильезы, гудки клаксонов и ругань конных извозчиков, шум заряженных магией двигателей и скрежет колес экипажей. Сплошной поток транспорта двигался по мостовой, почти полностью перекрывая виды на чугунный парапет и реку.

Арки поблизости не наблюдалось, и я огляделась в поисках того, у кого бы снова спросить дорогу.

– Ма-а-ам! Мама! Это же его светлость Барельвийский?!

– Тихо!

Я обернулась сначала на худенького мальчика, вытянувшего руку, и только потом увидела мужчину. Он спускался по ступеням, зажатым между колоннами, совсем рядом с нами. Всем своим видом излучая уверенность и силу. Честно говоря, странно, что колонны в сторону не отпрыгнули, потому что стоявшие на лестнице служащие склонились так, что чудом не сломались пополам. Даже бурлящая толпа притихла, и время как будто замерло.

Миг – и меня ослепила вспышка. Такой силы, как если бы перед глазами взорвалось солнце и мир раскололся на части.

– Бомба! Это бомба!

Кто-то закричал, совсем рядом, потом этот крик подхватили другие, но когда я открыла глаза, увидела только ослепительное сияние, заливающее набережную, а еще льва. Золотого. В натуральную величину. Оскалившись, огромный сияющий зверь бил хвостом, а в самом сердце испуганной толпы, под раскрывшейся над ладонью мужчины магической схемой клубился дым несостоявшегося взрыва.

Толпа восторженно ахнула.

Мальчик вырвался из рук матери и бросился в обход меня к тому, кого назвал его светлостью.

– Никола!

Мой взгляд метнулся над его головой, и я увидела падающий наливающийся алым круг. Точнее, схему, магическую схему, наполненную невероятной силой.

– Эй! – крикнула я. – Там!

Мужчина повернулся ко мне, а я прыгнула за мальчиком, дернула его в сторону. Никола отлетел в руки бегущей к нему матери, а я – прямо в его светлость.

Шлеп!

Звуки исчезли, превратившись в глухой гул, словно я провалилась под воду. Алого стало больше, а потом в него ворвалось золото. Солнечная вспышка полыхнула совсем рядом, не то в полном ярости устремленном на меня взгляде, не то отовсюду. Солнца вокруг стало слишком много, а потом оно рявкнуло мужским голосом:

– Vetary!

И меня спеленало по рукам и ногам.

К нам уже бежали полицеи, и на их лицах читался неприкрытый ужас. Как если бы это на них сейчас было совершено покушение, а не на того, кто, кстати, до этой поры довольно бесцеремонно держал меня за локоть. Я попыталась повернуть голову и не смогла.

– Арестуйте ее! – последовал короткий приказ, и вся толпа мужчин в форме устремилась… ко мне?!

Вы это сейчас серьезно?!

Мужчина наградил меня раздраженным взглядом и тряхнул рукой, словно собирался избавиться от мерзкого прикосновения – ко мне. Я попыталась открыть рот, но язык тоже меня не слушался.

Он что, набросил на меня схему затишья?

Вот же серан[2]!

Пока я размышляла о том, что скажу (когда смогу) этому не одаренному интеллектом парнокопытному, меня уже затолкали в полицейский экипаж.

Раздался чей-то зычный окрик, и карета тронулась.

Глава 2

Райнхарт

– Где она?

В здание Тайной канцелярии я не просто вошел, а влетел. Гвардейцы, встречающие меня, вытянулись по струнке и, видимо, попытались цветом слиться со стеной, потому что кровь резко отхлынула от их лиц.

– Отвечайте, – поторопил я. – Где она?

– Кто, ваша светлость?

– Женщина, которая пыталась меня убить.

Рыжую привезли сюда отдельно, а мне пришлось немного задержаться.

– Не можем знать точно, ваша светлость, либо во временной камере, либо в допросной.

Последнее было бы идеально. Потому что все, чего мне хотелось, – узнать, на кого работает эта девица. Узнать, кто ее заказчик: я собирался вытрясти из нее его имя. Даже если придется трясти ее буквально.

Признаюсь, встряхнуть рыжую как следует хотелось. И себя заодно. С тех пор, как она в меня врезалась. Как прыгнула в объятия, обволакивая свежим запахом цветов, врываясь в реальность живым пламенем, вплавляясь телом в тело и поднимая на меня расширенные глаза. Светло-карие, как у львицы, из-за которых я потерял целую секунду, которая могла стоить мне жизни. И не только мне.

Только сработавшие рефлексы, вбитые в меня с самого детства, спасли тому мальчику жизнь. К счастью, я успел нейтрализовать заклинание, разрушив алую схему.

Алую!

Захоти эта девица подобраться ко мне через постель, я бы еще мог понять. Но использовать запретную магию через ребенка? Гадина!

Допросные показались в конце коридора, и я ускорил шаг, но тут на моем пути возник Себ.

– Третье покушение, Райн! – воскликнул седовласый герцог Марирский. – Третье покушение за месяц! А ты еще даже не стал королем!

Себастиан – первый королевский советник, а еще друг моего отца, поэтому я остановился и мрачно ответил:

– Ничего не поделаешь, я пользуюсь популярностью.

– Это не шутки!

– А я разве шучу, Себ? Отставка Гориана должна была держаться в секрете, так какого гьерда я не могу шагу ступить, чтобы меня не пытались отравить, заколоть или разорвать на части?!

Либо отвлечь (а после приложить алой схемой) девицей с пышными прелестями.

От моего тона Себастиан пошел красными пятнами и кивнул мне на дверь в кабинет начальника Тайной канцелярии.

Вообще-то покушений было не три, а четыре. Сегодня – два одновременно. Учитывая, что с тех пор, как король стал сдавать, меня пытались убить уже несколько раз, я перестал верить в подобные совпадения. Сегодня кто-то явно старался отвлечь внимание маджера с помощью бомбы, а потом подобраться ко мне с помощью этой девицы. И ведь почти подобрался!

Этому кому-то очень не хочется, чтобы я взошел на престол.

– Информация о твоей коронации держится в секрете, – поджал губы первый советник.

– Поэтому о ней знает вся Барельвица?

– Гориан болен, это известно многим, а ты единственный, кто достоин занять его место.

– Не единственный.

Ответить Себастиан не успел: наш разговор прервало появление Рэстриджа, владельца кабинета. Тощего, с зализанными волосами и с почти прозрачными глазами типа.

– Ваша светлость, – он склонил голову, – мы все узнали про эри Алисию Армсвилл. Она сейчас находится в допросной комнате.

Алисия.

Я мысленно повторил ее имя, понимая, что оно идеально легло в образ.

– Покажите, – приказываю я.

Рэстридж кивает и чертит в воздухе лиловый узор, похожий на пустую раму для картины – заклинание ви́дения. Как только добавлен последний завиток, пространство внутри рамки вспыхивает и идет рябью, а после показывает рыжую, сидящую на стуле посреди комнаты.

Обычная практика Тайной канцелярии – оставить арестованного в одиночестве на несколько часов и заставить нервничать. Но по лицу эри Армсвилл было сложно сказать, нервничает она или нет. Она сидела, будто королева на троне во время дворцового праздника. В случае, когда этикет позволяет откинуться на спинку и расположиться поудобнее. При этом вид у нее был не испуганный, а скучающий.

Притворяется или действительно спокойна?

На чем же ее взяли? Ради чего она на это пошла?!

Я так сильно сжал кулаки, что хрустнули пальцы.

– Докладывай, – велю я Рэстриджу.

– Она родом из Гриза, что на юге. Работает в цветочной лавке, живет с матерью.

Значит, мотив уже есть – деньги.

– В Барельвице недавно. Приехала, чтобы предложить свою пьесу.

Пьесу? Так себе прикрытие для женщины.

– Разумеется, утверждает, что к покушению никакого отношения не имеет. Магический анализ показал, что магией эри не обладает.

– Совсем?

– Совсем. Мы протестировали ее через схему уровня магии. Он нулевой. Источника силы при себе не было, оружия тоже.

Нулевой? Для активации алой схемы нужна как минимум восьмерка, а то и девятка. Разумеется, я не думал, что она обладает уровнем силы выше второго-третьего, но запрещенные артефакты (в частности, Источник силы) способны временно увеличить уровень магии до предела.

Заканчивается это тем, что маг на несколько месяцев превращается в пустышку, а в худшем случае может и вовсе скатиться в близкие к нулю показатели, но не думаю, что для этой девицы магия имеет значение. Впрочем, все это доказывает только то, что ее использовали для отвлечения внимания. А она прикрывалась ребенком!

Я провожу по рамке рукой, размывая ее контуры, а потом поворачиваюсь к Рэстриджу.

– Проводите меня в допросную, – пристально смотрю на него. – Я хочу лично с ней побеседовать.

Допросная напоминала коробку с серыми стенами, яркой, питаемой универсальной городской схемой, лампой под потолком и единственной дверью.

Рыжая тут же выпрямилась на стуле и встретила мой взгляд. На миг глаза ее широко распахнулись, а потом сузились. Девица так ими сверкнула, словно это я на нее покушался.

Хорошая актриса? Вероятно, лучшая в своем деле.

Хотя в том, что она лучшая, я не сомневался. Сам видел.

Признаться, посмотреть было на что. Даже весьма скромная одежда и растрепанный вид не скрывали яркую красоту. Изящные брови, высокие скулы и пухлые губы, густые локоны, будто живое пламя.

На волосах и лице девицы природа не остановилась и щедро наделила ее пышными формами, которые я сегодня имел удовольствие не только увидеть, но и почувствовать. Тот, кто отправил ее ко мне, явно долго изучал мои вкусы в отношении женщин, но не учел того, что смазливого лица и соблазнительного декольте мало, чтобы я утратил бдительность.

Я сжал зубы, заложил руки за спину и приблизился, стараясь оставаться беспристрастным. Но как можно быть беспристрастным с женщиной, которая не побрезговала использовать ребенка?! От воспоминаний об этом внутри зашевелилось нечто злое и темное.

– Знаешь, кто я такой? – поинтересовался я, останавливаясь за ее спиной и положив ладони на спинку стула. Она напряглась – довольно-таки ощутимо, бешено бьющаяся на шее жилка и неестественно прямая спина говорили о том, что она нервничает.

Наконец-то.

– Мужчина, который приказал арестовать ни в чем не повинную девушку.

Что?!

Дерево под моими пальцами натужно заскрипело, поэтому я оттолкнулся от спинки стула и в пару шагов оказался с ней лицом к лицу. Она смотрела на меня с вызовом, но и не с таких спесь сбивали.

– Нет, Алисия. Я тот, кого ты пыталась убить. И тот, кто может сделать твою жизнь невыносимой. – Я говорил тихо, с трудом сдерживая клубящуюся внутри ярость. – На кого ты работаешь?

Теперь во взгляде Армсвилл на мгновение отразилась растерянность. Правда, она тут же улыбнулась, показав очаровательные ямочки на щеках.

– На эрину Раллберг, ей шестьдесят восемь, – сообщила она самым будничным тоном, сложив руки на груди. – У нее цветочная лавка в Гризе.

И я еще рассчитывал на благоразумие этой девицы?

Только небо знает, каким чудом я сдерживаюсь.

– Кто заплатит тебе за участие в покушении?

– Никто. – Она сверкнула глазами. – Это я так… исключительно на добровольных началах. В качестве благотворительности.

Издевается! Она еще смеет отпускать шуточки по поводу того, что случилось?!

Перед глазами вспыхнула алая схема и перепуганное лицо мальчишки, которого едва успела перехватить мать.

– Это можно считать чистосердечным признанием? – прищурился я. – Будет жаль, если тебя казнят. Впрочем, казнят тебя не сразу, для начала тебя будут допрашивать уже совершенно другими методами.

Вот теперь она побледнела искренне, глаза расширились.

– За что?! – Армсвилл резко подскочила. – Я просто спасала ребенка и врезалась в вас! Я понятия не имею, кто пытался вас убить! К моему величайшему сожалению, я с ним или с ней не знакома! Вы не имеете права…

Сколько чувств! Кажется, на этот раз действительно настоящих.

– Я имею право сделать с тобой все, что захочу. И можешь поверить, ты пожалеешь о том дне, когда согласились взять у заговорщиков деньги. Через несколько дней в Барельвицу доставят твою родительницу, которую тоже привлекут к допросам. Уверен, она расскажет много всего интересного.

Ее глаза вспыхнули, на миг даже показалось, что золотом, а потом она с криком бросилась на меня. Я перехватил тонкие запястья мгновенно, от резкого рывка ее снова швырнуло в меня. Так близко – лицом к лицу, ударив знакомым цветочным запахом и тонкой белизной кожи. Она замерла на миг, а после рванулась назад, яростно сверкнула глазами.

– Отпустите!

В дверь постучали, и я разжал руки, наградив ее предупреждающим взглядом. Она вызывающе вскинула подбородок, отвернулась и потерла запястье.

– Ваша светлость, – говорит Рэстридж, когда я выхожу из допросной, хлопнув дверью, – прошу прощения, что вмешиваюсь, но подтвердились кое-какие факты. Пьеса, о которой говорила эри Армсвилл, действительно существует. Один из моих людей изъял ее у заместителя антрепренера в «Корона д’Артур».

Он вручает мне листы бумаги, исписанные тонким девичьим почерком. Красивым, к слову сказать.

– Эри Люмец, секретарь антрепренера, подтвердила, что за полчаса до покушения Армсвилл была у нее и оставила пьесу. Антрепренеры других театров тоже сообщили, что Армсвилл к ним приходила. Если это и подготовка, я имею в виду, к покушению, то крайне основательная и… кхм, странная.

Странная?

Это я чувствую себя странно. Потому что под пальцами по-прежнему бешено бьется ниточка пульса, а мягкая кожа обжигает ладони даже через ткань. И этот цветочный запах… гьердов цветочный запах, а в руках сейчас – тяжесть исписанных листов. Я переворачиваю один, второй, третий и понимаю, что ни гьерда это не подготовка и не какой-то там план.

Это действительно пьеса, которую рыжая… эри Армсвилл написала и привезла в Барельвицу.

– Вы почерк сличили? – резко спрашиваю я.

– Что?

– Почерк. Она должна была подписать показания. И здесь. – Я показываю пьесу.

– Разумеется. – Рэстридж даже выше становится от негодования, как будто я его поймал на некомпетентности.

– Гьердово племя.

Ругательство срывается с губ раньше, чем я успеваю его поймать. Ну да и пусть.