На обочине мира

Глава 1

Мы смотрим войну по телевизору почти каждый вечер, и она становится всё хуже и ближе.

Папа сидит на диване, цокая, качая головой и по-разному обзывая премьер-министра. Моя старшая сестра, Алекс, начинает злиться и спорит со всем, что говорит папа, но я не думаю, что она лучше нашего разбирается в происходящем. Потом они кричат.

Маму они оба расстраивают, и она даже завела привычку прогонять меня из комнаты, когда всё начинается. Говорит:

– Тебе всего двенадцать, Уилла. Незачем тебе всё это видеть.

Тогда встревает папа:

– Прямо на наших глазах творится история. Любительнице истории необходимо это видеть!

«Любительница истории» – ха! В прошлом году, в шестом классе, я выиграла в историческом конкурсе, и папа никак не уймётся. Он обожает такое. А я всего-то-навсего написала эссе про американского президента Джона Ф. Кеннеди (того, которого убили в 1963-м) и нарисовала классную картинку, которую скопировала с фотки и очень аккуратно раскрасила.

Когда дело касается того, что происходит сейчас, и Третьей мировой войны, которая не за горами, мне страшно. Всем страшно. Ну, всем, кроме Мэнни Уивера, но до него мы скоро доберёмся.

Даже если я выхожу из комнаты – разницы нет. Стоит мне открыть ноутбук, как я снова всё это вижу: видео бомб, сыплющихся с самолётов, горящих зданий, людей, вытаскиваемых из-под обломков, злых толп, кидающихся всяким-разным в таких же злых солдат, и злых людей, строчащих злые посты в «Квике».

Я всё это терпеть не могу, но не смотреть довольно сложно. Вы знаете, о чём я. Вы, наверное, и сами видели подобное.

Я неплохо понимаю историю, но только когда она в прошлом. Когда она происходит вокруг меня – уже гораздо меньше.

Я даже не знаю, из-за чего они дерутся. Из-за воды, наверное. И нефти, скорее всего. Из-за бога? Кое-где, по-моему, из-за всего сразу. Одна кучка людей ненавидит другую кучку людей, все остальные принимают чью-то сторону, и тут… бац! Война. Судя по всему, именно так всё и работает. Мама говорит, мне не нужно бояться, потому что война идёт за много миль от нас, в других странах. Но она приближается; все это знают.

Призом в историческом конкурсе, кстати говоря, была книга «Маленькая история мира». В ней много написано про войны. Она стоит у меня на полке, более-менее нечитанная. Каждый раз, когда я к ней тянусь, я вспоминаю, как моё имя объявили в актовом зале – и никто не захлопал.

Мама с папой не смогли прийти на вручение наград, потому что у них была встреча с людьми из «Солнечных Сезонов», которые собираются купить наш семейный бизнес и присоединить его к парку по соседству – покрупнее (и гораздо посимпатичнее). Так что они не видели, что произошло – нелепого момента, которому разве что стрекотания сверчков недоставало, когда я поднялась на сцену, а мне захлопали одни учителя – да я им и не рассказывала. Я вообще никому не рассказывала, потому что мне некому. Наверное, можно было поделиться со старой Моди, но, учитывая, как здорово она помогла мне с этим эссе, это бы её только расстроило. Так что я помалкивала.

Тем временем грамота, которую мне вручили, по-прежнему стоит над камином, рядом с папиными медалями военно-воздушных сил и святилищем – фотографией и свечкой – малыша Александра. Он был моим старшим братом, прожившим всего восемь дней, а теперь и сам стал частью истории.

Вот сейчас они опять спорят, мама с папой, и только что хлопнули дверью. Иногда они ругаются из-за войны, обычно – из-за работы. С бизнесом неладно, вот и всё, что я знаю. Мама называет папу «ленивым и лишённым воображения»; он называет её «помешанной на контроле и навязчивой». Из моей комнаты мне их слышно – шипят друг на друга, как злые кошки.

Алекс сидит в своей комнате – нацепила наушники и играет в войну на компьютере с людьми, которых она и не встречала никогда. Всё было бы не так плохо, если бы она хотя бы разговаривала со мной, но она только вздыхает и бурлит, как неисправный бойлер в душевой.

Конфликты? Они окружают меня со всех сторон, и меня это бесит.

А потом, не успеваем мы опомниться, как на всех экранах страны появляется премьер-министр и заявляет, что Британия, возможно, будет вынуждена объявить войну, если так поступят наши союзники. Внезапно все только об этом и говорят.

Тут-то я и знакомлюсь с Мэнни и обнаруживаю параллельный мир – и всё меняется раз и навсегда.

Глава 2

Думаю, я люблю Мэнни Уивера! Не в том смысле люблю, не беспокойтесь. Ну ладно, по чьим угодно стандартам Мэнни очень даже хорошо выглядит, но нам всего двенадцать, и у меня не «колотится как сумасшедшее» сердце и не «летают бабочки» в животе, что, по мнению моей сестры Алекс, является верными признаками влюблённости. (Ей виднее: с ней это происходит примерно раз в пару месяцев. Ей пятнадцать.)

Так что, наверное, мне просто нравится Мэнни – очень сильно. А более того, я, кажется, тоже ему нравлюсь, что уже выделяет его среди ребят в моей школе.

В Мэнни есть что-то… необычное. Что-то, что я заметила утром, когда он вошёл в наш класс и встал в дверях: высоковатый и худоватый, слегка сутулящийся, будто всегда готовый пригнуться. Все повернулись на него посмотреть: Новенький.

Вы или я наверняка опустили бы глаза с видом «пожалуйста-не-смотрите-на-меня» и прошмыгнули бы на место (рядом со мной, вот невезуха), которое подготовила миссис Поттс: новая тетрадь, карандаш с логотипом школы и открытка «Добро пожаловать в 7П».

Но Мэнни оказался не таким. Он оглядывал всех в ответ где-то целую вечность. В классе нас было человек двадцать. Он посмотрел на каждого, одного за другим, ссутулившись и почти не моргая, из-за длинной светлой чёлки. Он не то чтобы хмурился, но и дружелюбным не выглядел. Мало-помалу, пока продолжалась эта игра в гляделки, все в классе замолкли. Когда Мэнни охватил взглядом всех, то слегка кивнул и прошептал:

– Привет.

А потом небольшая толпа семиклассников с уважением расступилась перед ним, и он прошествовал к нашей парте и сел.

Это явно была очередная попытка миссис Поттс «вытащить меня из раковины», как она однажды выразилась. Знаете, поставить Новенького в пару к Тихоне и посмотреть, вдруг они подружатся. Или, может, она думает, что я хорошо на него повлияю. Я никогда не влипаю в неприятности в школе, а вот от Мэнни так и веет каким-то озорством.

Думаю, дело в основном в его глазах: они зелёные и яркие, как разрезанный киви, и таращащиеся и печальные – весьма странное сочетание.

В нашей школе нет формы, но предполагается, что мы должны одеваться «разумно». А Мэнни явился в полосатых штанах, носках с радугой и мягкой фиолетовой толстовке. Я услышала, как Дина Малик говорит:

– Вау, гляньте-ка на этого Вилли Вонку!

Всё это казалось частью его «нездешности».

И как будто волшебности.

Школьный день закончился, и я жду Мэдисон и Джесс у спортзала, чтобы вместе пойти домой. Так будет дольше, но я не против. У меня с собой «Шоколадный крем Фрая» – я хочу их угостить, но тут замечаю, что они уходят по противоположной стороне игровой площадки и уже слишком далеко, чтобы звать их. Как они там оказались, не проходя мимо спортзала, – настоящая загадка. Я разворачиваю велик и еду другим путём, пытаясь избавиться от мысли, что они меня избегают.

На Мэнни я наталкиваюсь в конце переулка, ведущего от побережья к школе, который все называют Какашечным проулком. Он просто сидит на каменном заборе рядом с потрёпанным жёлтым великом и вроде как занят каким-то своим делом.

– Привет, Уилла, – говорит он, не успеваю я даже с ним поравняться. Мне приходится резко притормозить, чтобы не врезаться в него. – Я подумал, расскажу-ка я о себе. Чтобы сэкономить время, знаешь?

Что нужно говорить, когда кто-то заявляет такое? Лично я остроумно отвечаю:

– Эм… – что Мэнни, видимо, расшифровывает как «Да, давай – расскажи мне о себе абсолютно всё, хоть я вообще-то и не просила».

Он отбрасывает с глаз длинную светлую чёлку и говорит:

– Ну хорошо.

Мы начинаем катить велики по тротуару, мимо заколоченных витрин, разрисованных граффити. На дворе май, но с серого Северного моря дует холодный, влажный ветер; мелкий мусор кидается нам под ноги, как непослушный щенок. Мэнни останавливается вытащить из спиц велика обёртку от фруктового льда.

– Ты не пугайся, Уилла, – говорит он. – Просто я жил примерно в тысяче временных семей с новыми родителями, новыми братьями и сёстрами и считаю, что так быстрее. Я всё равно тебе это расскажу рано или поздно, так почему бы не сделать это рано? – Потом он улыбается мне, будто подначивая меня поспорить.

– Потому что… я тебя вообще не знаю?

– Именно поэтому! А так узнаешь. Понимаешь ли, мы подружимся, я уже вижу. Упс, осторожно – собачьи какашки!

Я огибаю их.

– Уже видишь?

– Поверь мне, если бы ты сменила столько школ, спецшкол, семей и детдомов, сколько я, у тебя бы выработалось чутьё на такие вещи. Кроме того, тебе нужен друг, так почему бы мне не стать им?

Сгорая со стыда, я прекращаю катить велик и перекидываю через него ногу, собираясь уехать.

– Эй, постой! – говорит Мэнни. – В чём дело?

– В тебе дело. Не нужен мне друг.

– Тогда почему ты возвращаешься со школы одна? Почему тусуешься в обед в библиотеке сама по себе? Почему…

– Ладно, ладно, – рявкаю я. – Может, у меня не так много друзей. Тебе-то что до этого?

– Ну, у меня вообще ни одного нет. Пока что. Так что, знаешь…

Мэнни видит, что мне немного неловко, так что быстро перехватывает нить разговора.

– Ладно, – говорит он. – Эмануэль Уивер – это ты уже знаешь. День рождения: первое февраля, подарки приветствуются, но не обязательны. Шутка! Братьев-сестёр нет. Последняя приёмная семья переехала в Австралию, чтобы убраться от меня как можно дальше.

Я бросаю на него взгляд. На его лице полуулыбка, так что, наверное, он шутит. Он продолжает:

– Сейчас живу под опекой Норт-Тайнсайдских соцслужб в детском доме имени Уинстона Черчилля на побережье. Папу никогда не знал. Мама… больше не с нами.

Он делает паузу.

– Вот и всё. Это я.

Это всё как-то неожиданно, особенно последняя часть. Я говорю:

– О. Понятно. Хорошо. Ну, то есть в том, что ты сказал в конце, нет ничего хорошего. Мне очень жаль. Я хочу сказать, твоя мама… – Я лопочу что-то несвязное и мне неловко.

– Ага, ну да, спасибо. Ты, наверное, хочешь узнать, что с ней стало?

– Нет! Ну то есть, если она, ну ты понимаешь, эм… умерла, тогда, эм…

О нет, это просто ужасно.

Мэнни перебивает.

– Она не умерла, Уилла.

– О. Просто ты сказал, что она больше не с нами, так что я подумала…

– Нервный срыв, – говорит он. – Если кратко, она пошла по магазинам и больше не вернулась. Это длинная история. Я был совсем маленьким.

– Это просто жуть, Мэнни. Бедная она. Бедный ты.

Мэнни прекращает толкать велик и начинает возиться с одним из тормозных тросиков.

– Спасибо, – со вздохом говорит он. – Никто толком не знает, что именно произошло. Мне было всего четыре, так что мне талдычили в основном «У мамочки головка бо-бо» и всё в таком духе. Формально она всё ещё считается «пропавшей без вести». Но Джейкоб – это мой соцработник – говорит, что я должен учиться жить с мыслью, что моя ма, возможно, умерла. – Он пожимает плечами. – Вот только она жива.

Сложно придумать, что сказать. Со мной обычно редко делятся такими личными подробностями, особенно так внезапно. Некоторое время мы катим велики молча, а потом я спрашиваю:

– Откуда ты знаешь?

– Я не знаю, – отвечает Мэнни. – Но только то, что я чего-то не знаю, ещё не значит, что это не так. Когда-нибудь я её найду. Я это чувствую.

Я снова гляжу на него: он выпятил челюсть и крепко стиснул губы, будто привык рассказывать эту историю и не плакать. Глаза у него сияют. Несколько секунд мне ужасно неловко, а потом Мэнни говорит:

– Ну ладно. Всё обо мне да обо мне. Что насчёт тебя?

Ого.

– Эм… э… Вильгемина Шафто, но так меня никто не называет. День рождения: четырнадцатое ноября. Живу с мамой и папой, они управляют Уитли-Бэйским парком отдыха «Счастливая Страна». – Я тараторю, и всё это звучит слишком нормально и идеально по сравнению с историей жизни Мэнни, так что я добавляю: – У меня есть сестра, её зовут Алекс. Ей пятнадцать, и она настоящая заноза в одном месте. А ещё мои мама с папой вечно ругаются, потому что бизнес идёт плохо, ну и… как бы…

Я умолкаю. Это всё правда, но, конечно, подробностей я не знаю. Мама с папой велели мне не болтать про бизнес – вдруг поползёт слух, что у «Счастливой Страны» проблемы. Каждый раз, когда к нам собираются приехать люди из «Солнечных Сезонов» на своих блестящих машинах, родители начинают ругаться всё сильнее.

– …и из-за войны, – добавляю я. – Они вечно ругаются из-за войны.

– Почему? – спрашивает Мэнни с искренним недоумением.

– Ну, знаешь, у них разные мнения на её счёт.

– Разве они могут что-то изменить?

– Ну, нет – само собой. Никто из нас не может.

– Вот именно. Поэтому я предпочитаю волноваться о вещах, которые могу изменить.

Мы уже на том отрезке пути, когда мне надо идти прямо, а Мэнни – сворачивать налево к детскому дому имени Уинстона Черчилля. Он говорит:

– Видишь – теперь мы друзья? Встретимся здесь завтра в восемь тридцать и поедем вместе. Кстати, какой у тебя номер?

– У меня… номер?

– Ну да – телефонный номер?

Мне приходится залезть в телефон и найти свой номер, потому что наизусть я его не помню. Мне кажется, раньше меня никто и не спрашивал, по крайней мере никто из ровесников.

Я говорю:

– Ты разве не пользуешься «Квиком»? – и Мэнни, кажется, слегка смущается, но тут же прикрывается улыбкой.

– Не – это для лузеров! Я предпочитаю классику. Глянь-ка вот на это!

Мэнни достаёт свой телефон – крошечный, с малюсеньким экраном. Он с кнопками, как на самых древних телефонах, а на логотипе написано «ЭРИКССОН» – никогда о таком даже не слышала.

– Это, считай, антиквариат. Мой соцработник швед, это он его мне нашёл. Он звонит и отправляет сообщения. И всё. Джейкоб не очень-то жалует смартфоны. Считает, будто они «мешают нам говорить лицом к лицу» и так далее. Кстати говоря, – спохватывается Мэнни, лезет в сумку и вытаскивает оттуда потрёпанную книгу. – Подумал, тебе понравится это почитать.

КРИПТИДЫ – ЗА ПРЕДЕЛАМИ ОЗЕРА

ЛОХ-НЕСС

Автор

Доктор Э. Борбас

На обложке – зернистая картинка, изображающая нечто в озере – лох-несское чудовище, по всей видимости. Я переворачиваю книгу и читаю аннотацию.

От древних легенд о лох-несском чудовище до современных историй о бодминском звере по всему миру насчитывается великое множество свидетельств о загадочных существах. Если они реальны, откуда же они берутся?

Я смотрю на Мэнни – он ухмыляется.

– Джейкоб говорит, одолжить кому-то книгу – это идеальный способ подружиться, потому что так её придётся вернуть, и вы сможете её обсудить. Местами там запутанно, но она неплохая.

С этими словами он укатывает на велике прочь, а я остаюсь листать странную книгу. В ней есть картинки больших, смахивающих на котов зверей и живущих в озёрах гигантских змей, чего-то под названием бигфут и мексиканского монстра, который высасывает кровь из коз…

Проходит пара минут, прежде чем я наконец сажусь на велик и осознаю, что, несмотря на всю странность ситуации, Мэнни прав. Кажется, у меня появился друг.

Глава 3

Прошло уже несколько недель с тех пор, как Мэнни дал мне почитать ту первую книгу. За это время он уже успел одолжить мне несколько других, с названиями вроде:

ЙЕТИ – Гималайский горный человек

и

ОЗЁРНЫЕ МОНСТРЫ СО ВСЕГО МИРА!

Сейчас суббота, в школе проводят весеннюю ярмарку, и Мэнни обзавёлся новой книжкой.

МЕГАЛОДОН – Финальное доказательство?

Мегалодон – это вроде как здоровенная акула, метров двадцать длиной, живущая в неисследованных глубинах океана. Пролистывая книгу, я замечаю, что большинство картинок размыты или сняты с расстояния нескольких миль.

Когда мы забираем свои велики после праздника, я пытаюсь обратить на это внимание Мэнни.

– Проблема в том, – говорю я, держа в руках «Мегалодона», – что финальное доказательство – не такое уж и доказательство, так? Иначе им не пришлось бы ставить вопросительный знак.

Мэнни ссутуливается – он всегда так делает, когда думает.

– Знаешь, в чём твоя проблема? – обиженно говорит он. – У тебя нет воображения!

– Нет вообра… Мэнни! Это нечестно! Просто ведь… настоящих доказательств нет.

– Вот опять. Блинские доказательства! А как насчёт свидетельств очевидцев? На это ведь и опирается твоя драгоценная история, не так ли? На людей, которые видели всякое! Честное слово, Уилла…

Он сворачивает в сторону побережья, и я еду следом.

Мы останавливаемся у мини-маркета, и я тихонько вздыхаю, увидев, что к нам приближаются Дина Малик и её жалкая «банда». Она взяла моду называть нас «История и Мистика». К счастью, больше никто это прозвище не подхватил, но это не останавливает Дину. Я тайком возвращаю Мэнни книгу, и мы вдвоём входим в магазин.

Дина со своими подружками идут за нами следом. Я беру упаковку мармеладок, а пока расплачиваюсь, не свожу глаз с экрана за прилавком. Обычно там крутят новости про войну, но на этот раз – что-то новенькое.

– …к нашему северо-восточному корреспонденту, Джейми Бейтсу.

– Спасибо, Татьяна. Тихий прибрежный городок Уитли-Бэй в Тайнсайде вот уже несколько дней гудит от сообщений о встречах местных жителей с так называемой «Кобакой из Уитли».

Дина подкралась к Мэнни сзади и вопит:

– Ха! Это по твоей части, Мистика!

Он игнорирует её, внимание приковано к экрану.

– Описываемое как нечто среднее между огромной собакой и диким котом, это животное было замечено на пляже, а также на сельхозугодьях на севере, возле самого Блита. Я поговорил с местной жительницей, которая описывает недавний близкий контакт.

Я ахаю: на экране появляется старая Моди, нештатная мастерица на все руки из «Счастливой Страны» – она сидит на своей любимой скамейке на берегу, и у неё берут интервью.

– Смотри, Мэнни, это Моди!

– Были сумерки, а я просто сидела здесь, как обычно, и тут-то и увидала его, внизу, на пляже. Оно повернуло голову и посмотрело прямо на меня:

большущие жёлтые глаза, и, клянусь, здоровенная рыбина во рту. Уши огромные, заострённые. А потом – вжух – оно кинулось обратно в воду, да быстро так, вот и всё.

Теперь репортёр идёт по пляжу. На заднем плане я вижу потрёпанный флаг «Счастливой Страны».

– Встречи с подобными крупными существами – не редкость для Британии, однако убедительные доказательства бывают представлены чрезвычайно редко…

– Это потому, что это всё выдумки, – фыркает Дина. – Только послушайте её, эту старую тупую корову! Эй, История, – это там не твой фигов трейлерный парк показывают?

Я стискиваю кулак, и упаковка мармеладок похрустывает. Внутри я так и киплю, но вслух не говорю ничего. Начать с того, что это парк отдыха, а не «трейлерный парк». И вообще-то – это Моди! Она мне очень нравится. Она помогает мне с домашкой, и угощает горячим шоколадом, и…

– Весна – это, конечно, начало туристического сезона в Уитли-Бэй. Время покажет, привлечёт ли таинственное существо толпы людей – или отпугнёт. С вами был Джейми Бейтс, Тайнсайд, для «Часа новостей».

– Спасибо, Джейми. А на сайте «Часа новостей» вы можете увидеть фотографии, на которых якобы изображена Кобака из Уитли. Теперь вернёмся к продолжающей ухудшаться международной ситуации: премьер-министр, миссис Боатенг, быстро отреагировала на заявления о том, что…

Позади меня слышится торопливое движение и звяканье магазинного колокольчика.

Когда я оборачиваюсь, Мэнни уже нет. Дина ухает, издевательски хохоча:

– Побежал его ловить!

Её подружки хихикают в ответ.

Я поспешно выбегаю из магазина следом за Мэнни, оставляя «Харибо» на прилавке. В ушах у меня звенит Динин глумливый смех.

– История и Мистика снова в деле, ха-ха! Эй, спасибо за мармеладки!

– Плюнь на неё, – говорит Мэнни, дожидавшийся меня чуть ниже по улице. Он не в силах сдержать восторженную дрожь в голосе. – Я хочу увидеть Кобаку из Уитли! Быстрее – посмотри в своём телефоне! Через мой в интернет не зайти.

Я захожу на сайт «Часа новостей». Фотка совсем плохая. Она сделана с огромного расстояния и увеличена в несколько раз, так что чёткость здорово хромает. Вроде как можно разглядеть большие заострённые уши и один сверкающий глаз, но тело в основном скрыто кустами.

– Понимаешь, о чём я? – говорю я. – Это не доказательство, это…

Я смотрю на Мэнни, ожидая, что он будет так же разочарован, как я, но вместо этого его лицо так и светится.

– Ты разве не говорила, что та пожилая леди – это Моди, ваша садовница?

– Ага – ну, она помогает понемногу и чинит всякое-разное, и…

– И что, она врунья?

– Нет! Конечно нет! Она… она Моди.

Он срывается с места, крича мне:

– Тогда едем! Чего ты ждёшь?

Глава 4

Мы едем прямиком в «Счастливую Страну» – она совсем рядом с нашим домом. По крайней мере, эта «Кобака из Уитли» – хороший повод заскочить к Моди, которая живёт в одном из домиков.

По дороге Мэнни прокалывает шину. Он катит велик за мной к мастерской тире хижинке Моди, где она – в любую погоду – сидит на древнем продавленном диванчике и слушает новости по радио, или гладит одну из своих кошек, или дремлет.

Мэнни не отставал от меня с той минуты, как мы ушли из магазина.

– Какая она? Что она видела?

– Просто сохраняй спокойствие, – говорю я ему. – Моди, она очень… добрая.

Когда мы заходим за аккуратно подстриженную живую изгородь, Моди сидит на своём обычном месте. Она поднимает голову и улыбается, отчего её очки сползают вниз по носу, а потом встаёт с дивана. Диван поскрипывает, прямо как она, и это будит полосатого Платона, решившего в сотый раз за день вздремнуть.

Моди всегда радуется, когда её просят что-нибудь починить. При виде сломанного велосипеда она сияет, будто Мэнни преподнёс ей букет цветов, и потирает руки. Она слишком старенькая для разных тяжёлых работ в парке, но на верстаке у неё всегда лежат какие-нибудь разобранные штуковины.

– Шина прокололась, а, юноша? – говорит она, немедленно это замечая. Одним плавным движением она переворачивает велик Мэнни и принимается отсоединять колесо, а потом снимать шину. – Мне нравятся твои джинсы, – говорит она, взмахивая монтажной лопаткой. Джинсы у Мэнни красно-белые в клеточку (я не шучу). – У меня самой такие были когда-то, в своё время.

Моди очень старая, довольно низенькая и такая круглая, что покачивается, когда входит в свой сарай и выходит из него, прихватывая инструменты, ремонтные наборы и всякое такое. Я не знаю точно, сколько ей – мама думает, ей «хорошо за восемьдесят», но выглядит Моди гораздо моложе; лицо у неё сияющее, круглое, ровное и загорелое до светло-медного оттенка от слабого солнца и солёного воздуха. На длинных седых волосах, которые она часто заплетает в косы с бусинами, она носит старую тёмно-синюю беретку. Одета она всегда в один и тот же комбинезон, увешанный разноцветными значками и нашивками, с надписями вроде «МИР», «СИЛА ЦВЕТОВ», и одним, который, как она утверждает, стоит сотни фунтов, на котором написано «КЕННЕДИ В ПРЕЗИДЕНТЫ ‘60». Этот приколот у неё к груди – «рядом с сердцем», как она выражается.