Артур Конан Дойл
Шерлок Холмс. Знак четырёх
Arthur Conan Doyle
Sherlock Holmes: The Sign of the Four
Adapted by: Stephanie Baudet
Печатается с разрешения Sweet Cherry Publishing
Limited и литературного агентства Andrew Nurnberg.
Серия «Детская мировая классика»
Иллюстрации: Арианна Беллуччи
Перевод с английского: Анна Артемова
Дизайн обложки: Юлия Межова
Все права защищены. Никакая часть данной публикации не может быть воспроизведена или использована в любой форме и любыми средствами, электронными или механическими, включая фотокопирование, запись или использование любой системы хранения и поиска информации, без предварительного письменного разрешения издателя.
Право Стефани Боде называться автором этой работы было заявлено ею в соответствии с законом об авторском праве, дизайне и патентах 1988 года.
Copyright: © Sweet Cherry Publishing Limited, 2019
Adapted by Stephanie Baudet
Licensor: Sweet Cherry Publishing United Kingdom, 2021
© Анна Артемова, перевод, 2022
© ООО «Издательство АСТ», 2022
* * *Однажды днём мы с Холмсом вели в нашей гостиной разговор, который не очень-то меня радовал, поскольку мой друг не работал ни над каким делом. В этот день он не выпускал из рук трубку и жаловался на отсутствие интересной загадки. Я взял с его колен буклет и попытался сменить тему:
– Что вы думаете о моём труде, Холмс? Вы читали мой рассказ «Этюд в багровых тонах»?
– Я просмотрел его, – сказал Холмс. – Но мне не с чем вас поздравить. Расследование – точная наука, а вы попытались придать ему эмоциональный оттенок.
Меня раздражала его критика, ведь я написал рассказ специально, чтобы ему угодить.
– Некоторые из моих работ переведены на французский язык, – сказал Холмс, не беспокоясь о моих чувствах.
– Ваших работ?
– О, разве вы не знали? – воскликнул он, смеясь. – Я написал несколько небольших статей. Одна посвящена различиям более чем ста видов табака и ещё одна – об отпечатках пальцев. Но я, должно быть, уже утомил вас своим хобби.
– Вовсе нет, – честно ответил я. – Не сочтите за грубость, можно ли мне проверить ваши навыки?
– Я был бы рад поразмыслить на любую тему, которую вы предложите, – ответил Холмс.
– Я слышал, вы говорили, что человек оставляет свой отпечаток на любом предмете, которым регулярно пользуется, – начал я и вынул из кармана часы. Они были не новые и только недавно стали моими. – Будьте любезны, опишите предыдущего владельца этих часов?
Я передал другу часы с лёгким чувством веселья. Я знал, что задание невыполнимо, и, признаюсь, хотел преподать ему урок, чтобы он перестал быть так уверен в своей непогрешимой проницательности.
Холмс внимательно посмотрел на циферблат, открыл заднюю крышку и изучил механизм через увеличительное стекло.
Я с трудом сдержал улыбку, когда он с разочарованным видом вернул их.
– Здесь нет отпечатков, – сказал он. – Часы недавно чистили.
– Вы правы, – сказал я, думая, что его отговорка неубедительна.
– Но мои исследования не совсем безуспешны, – сказал он, задумчиво глядя в потолок. – Насколько я знаю, часы принадлежали вашему старшему брату, который унаследовал их от вашего отца.
Я кивнул:
– Это вы, без сомнения, узнали по инициалам Г.В. на задней стороне?
– Совершенно верно. «В» предполагает вашу фамилию. Этим часам почти пятьдесят лет, а инициалы такие же старые, как сами часы, а значит, гравировку сделали для представителя предыдущего поколения. Ювелирные изделия обычно переходят от отца к старшему сыну. Ваш отец умер много лет назад. Следовательно, предыдущим хозяином часов был ваш старший брат.
– Пока что верно, – сказал я. – Что-нибудь ещё?
– Он был очень небрежен. У него были все шансы, о которых он мог мечтать в жизни, но он их упустил. В основном он жил в бедности, хотя изредка знавал и богатство. В конце концов он спился и умер. Это всё, что я могу сказать.
Я вскочил со стула и с горечью в сердце принялся расхаживать по комнате:
– Не могу поверить, что вы опустились до такого, Холмс! Вы разузнали о моём бедном брате, а теперь притворяетесь, будто делаете выводы по его старым часам!
– Мой дорогой доктор, – сочувственно сказал мой друг, – примите мои извинения за то, что я коснулся болезненной темы. Но уверяю, я понятия не имел, что у вас есть брат, пока вы не вручили мне эти часы.
– Тогда как вы узнали обо всём этом? Ведь вы абсолютно правы. Это были догадки?
– Нет-нет. Я никогда не гадаю. Вам это кажется странным, потому что вы не следите за ходом моих мыслей и не наблюдаете за мелкими деталями, которые приводят меня к выводам. Я начал с заявления, что ваш брат был небрежен. Если вы посмотрите на нижнюю часть корпуса часов, то заметите, как сильно она поцарапана. Это говорит о том, что он держал другие твёрдые предметы, например монеты или ключи, в одном кармане с часами. Человек, который так обращается с вещью за пятьдесят гиней, уж точно небрежен. Можно также сделать вывод о том, что человек, унаследовавший настолько ценную вещь, мог быть хорошо обеспечен и в других отношениях.
Я кивнул. Брат унаследовал большую сумму денег от нашего отца.
– Ломбарды обычно царапают номер заклада на внутренней стороне предметов. В моё увеличительное стекло видны четыре числа, поэтому я предполагаю, что у вашего брата часто были финансовые трудности. Затем у него наступали периоды процветания, когда он мог выкупить часы. Наконец, – добавил Холмс, – взгляните на отверстие для ключа. Посмотрите, вокруг него тысячи царапин, как будто владельцу с трудом удавалось попасть туда ключом. И обычно так и бывает у пьяниц. Так скажите же мне, в чём здесь тайна?
– Всё ясно как божий день, – ответил я. – Я приношу свои извинения. Я должен был больше верить в ваши способности. Как жаль, что у вас сейчас нет дела!
Не успел я договорить, как, постучав, вошла квартирная хозяйка с запиской на медном подносе.
– Вас спрашивает юная леди, сэр, – сказала она, обращаясь к Холмсу.
– Мисс Мэри Морстен, – прочитал он. – Попросите её пройти, миссис Хадсон. Не уходите, доктор. Я бы предпочёл, чтобы вы остались.
Мисс Морстен уверенно вошла в комнату. Это оказалась блондинка, маленькая и хорошо одетая. Её платье было простого бежевого цвета, а шляпу украшало единственное белое перо. С приветливого лица добродушно смотрели большие голубые глаза. За всю свою жизнь я никогда не видел такого утончённого и приятного лица.
Когда она села на место, указанное Холмсом, я заметил, как дрожат её губы и руки. За спокойствием нашей посетительницы скрывалась внутренняя тревога.
– Я пришла к вам, мистер Холмс, – сказала она, – из-за того странного положения, в котором я оказалась.
Холмс потёр руки, и глаза его заблестели. Он наклонился вперёд с выражением напряжённой сосредоточенности в ястребиных чертах.
– Изложите ситуацию, – сказал он.
Я почувствовал себя лишним, поднялся и произнёс:
– Прошу прощения.
К моему удивлению, юная леди подняла руку:
– Если ваш друг любезно согласится остаться, он может оказать мне большую услугу.
Я снова сел.
– Мой отец служил офицером в одном полку в Индии и отправил меня домой, когда я была ребёнком, – начала мисс Морстен. – Моя мать умерла, когда я была маленькой, родственников в Англии у нас нет, поэтому до семнадцати лет я росла в частном пансионе в Эдинбурге. В 1878 году отец вернулся домой. Он телеграфировал мне из Лондона, сообщая, что прибыл благополучно и остановился в гостинице «Лэнгэм». Я добралась до Лондона и поехала туда. В гостинице сообщили, что капитан Морстен остановился у них, но ушёл накануне вечером и не вернулся. Я прождала весь день, а вечером обратилась в полицию, потому что он так и не появился. Я дала объявление во все газеты, но с того дня об отце ничего не слышно. – Её фразу оборвал сдавленный всхлип.
– Когда это произошло? – спросил Холмс, открывая блокнот.
– Он исчез 3 декабря 1878 года – почти десять лет назад.
– Его багаж?
– Так и остался в гостинице. Среди его вещей были книги, одежда и несколько диковинок с Андаманских островов. Он служил в части, охранявшей тюрьму.
– У него были знакомые в Лондоне?
– Я знаю только одного человека, майора Шолто, который служил в том же полку. Некоторое время назад он вышел в отставку и поселился в Верхнем Норвуде. Он даже не знал, что мой отец вернулся в Англию.
– Странный случай, – задумчиво проговорил Холмс.
– Но самое странное вот что, – продолжала мисс Морстен. – В мае 1882 года в «Таймс» появилось объявление. Там говорилось, что кто-то меня разыскивает и что в моих интересах будет заявить о себе. В то время я только начала служить у миссис Форрестер гувернанткой. По её совету я опубликовала свой адрес, и в тот же день по почте мне пришла маленькая картонная коробка с очень крупной жемчужиной. Записки не было. С тех пор каждый год в один и тот же день я получаю подобную жемчужину и не знаю ничего об отправителе. Жемчуг редкий и ценный. Вот посмотрите сами.
С этими словами она открыла плоскую коробку и показала нам шесть лучших жемчужин, которые я когда-либо видел.
– Ещё интереснее, – сказал Холмс. – Это всё?
– Нет. Сегодня утром я получила письмо, – сказала она, протягивая Холмсу аккуратный конверт.
– Ну, здесь есть загадка, мисс Морстен. Что вы собираетесь делать?
– Именно об этом я и хочу вас спросить.
– Тогда мы обязательно пойдём на встречу. Доктор Ватсон будет нас сопровождать. Мы с ним уже работали вместе.
– Я буду очень рад отправиться с вами, – сказал я.
– Вы оба так добры, – ответила юная леди. – У меня нет друзей, которых я могла бы попросить о помощи. Тогда я буду здесь в шесть?
– И не позже, – сказал Холмс. – Могу я взглянуть на шкатулку с жемчугом?
Он сравнил записку с коробкой.
– Ваш таинственный друг изменил свой почерк везде, кроме этого письма, но, несомненно, это одна и та же рука. Полагаю, это пишет не ваш отец?
– Нет ничего более маловероятного.
– Спасибо, мисс Морстен. Мы будем ждать вас здесь в шесть часов.
Посмотрев на нас обоих добрыми глазами, она убрала шкатулку с жемчугом и ушла. Стоя у окна, я смотрел, как она быстро идёт по улице, пока её серая шляпка и белое перо не затерялись в толпе.
– Какая привлекательная женщина! – воскликнул я.
Холмс закурил трубку и откинулся на спинку стула.
– Правда? – спросил он. – Я не заметил.
– Вы не человек! – воскликнул я.
Мой друг мягко улыбнулся:
– Важно, чтобы на ваше суждение не влияли личные обстоятельства. Самую очаровательную женщину, которую я когда-либо знал, повесили за то, что она отравила троих маленьких детей ради страховки.
– Но в нашем случае…
– Я никогда не делаю исключений. Вы когда-нибудь изучали почерки? Что вы думаете о каракулях этого парня?
Я взглянул на листок и заметил:
– Пишет он аккуратно.
Холмс покачал головой и поднялся со стула:
– Вернусь через час.
Я рассеянно кивнул. Я думал о нашей гостье: её улыбке, её голосе, странной тайне, которая её окружала. Если ей было семнадцать, когда исчез её отец, то сейчас должно быть двадцать семь. Такой прекрасный возраст! Я понял, что проникаюсь к ней симпатией, и поспешил к своему столу, чтобы отвлечься прочтением пары медицинских статей.
Холмс вернулся около половины шестого. Он был в отличном настроении и двигался чуть ли не вприпрыжку.
Миссис Хадсон принесла чай, и я налил ему чашку.
– Здесь нет большой тайны, – сказал он, принимая чай и садясь напротив меня за стол. – Факты допускают только одно объяснение.
– Как, вы уже разгадали это дело?
– Ну, этого утверждать нельзя, но я обнаружил важный факт. Я заглянул в подшивки «Таймс» и обнаружил, что майор Шолто умер 28 апреля 1882 года.
– Может, я не слишком смышлён, Холмс, потому что не понимаю, о чём это говорит.
Холмс поднял брови:
– Нет? Вы удивляете меня. Рассмотрим такой вариант. Капитан Морстен исчезает. Единственный человек в Лондоне, которого он мог посетить, это майор Шолто, но тот отрицал, что видел его. Четыре года спустя Шолто умирает. Через неделю после его смерти дочь капитана Морстена получает ценный подарок, и этот ритуал повторяется каждый год. Теперь приходит письмо, описывающее мисс Морстен как пострадавшую. На что тут намек? На смерть отца? И почему подарки начали присылать сразу после кончины Шолто? Возможно, его наследник знает кое-что о тайне и хочет, чтобы восторжествовала справедливость?
– Какой странный способ всё исправить, – сказал я. – Почему он написал письмо сейчас, а не шесть лет назад? И какая справедливость? Может ли отец мисс Морстен быть жив?
– Посмотрим сегодня вечером, – сказал Холмс, вставая и подходя к окну. – А вот и кеб с мисс Морстен. Вы готовы? Время подходит. Пожалуйста, захватите свой револьвер.
Я взял своё пальто и шляпу и последовал за Холмсом.
Мисс Морстен была закутана в тёмный плащ. Её нежное лицо было бледным, но спокойным. Должно быть, девушка беспокоилась, но умела не показывать этого.
– Майор Шолто был близким другом отца, – сказала она в ответ на вопрос Холмса. – Отец часто упоминал о нём в письмах. Вместе они служили офицерами на Андаманских островах. Кстати, в столе отца была найдена любопытная бумага. Никто не мог её понять.
Мисс Морстен достала из сумки сложенный в несколько раз листок и протянула Холмсу. Тот осторожно развернул его и разложил у себя на коленях, чтобы на него падал свет.
– Бумагу сделали в Индии, – сказал он. – В какой-то момент она висела на доске. Похоже, это план большого здания со множеством коридоров. На нём красный крестик. В левом углу странная отметина в виде четырёх крестов в ряд, соприкасающихся концами. Рядом очень грубым почерком написано: «Знак четырёх – Джонатан Смолл, Магомет Сингх, Абдулла Хан, Дост Акбар». – Холмс поднял голову: – Должно быть, вашему отцу было важно сохранить эту бумагу. Спрячьте её понадёжнее, мисс Морстен, она может оказаться полезной.
Холмс откинулся на спинку сиденья, и я увидел, что он глубоко задумался. Тем временем мы с мисс Морстен тихо болтали.
Ещё не было и семи часов, но денёк выдался мрачный, и город укутывал густой туман. Жёлтое сияние витрин отбрасывало тусклый свет на многолюдную улицу, и люди, которых мы видели, выглядели жуткими и призрачными.
Эта атмосфера заставляла меня нервничать, и я видел, что мисс Морстен чувствует то же самое. Только Холмс, похоже, не разделял наших волнений. Он держал раскрытый блокнот на коленях, время от времени что-то записывая в него.
Перед театром «Лицеум» уже собралась большая толпа. Непрерывным потоком с грохотом подъезжали кебы и кареты, они выпускали прилично одетых пассажиров и продолжали свой путь.
Не успели мы дойти до третьей колонны, как нас окликнул невысокий человек в костюме кучера.
– Вы те люди, которые пришли с мисс Морстен? – спросил он.
– Я мисс Морстен, а эти два джентльмена – мои друзья, – сказала она.
Он посмотрел ей прямо в глаза:
– Вы извините меня, мисс, но вы должны дать слово, что ни один из ваших спутников не служит в полиции.
– Даю вам слово, – ответила она.
Человек пронзительно свистнул. Какой-то мальчишка подвёл к нам кеб и открыл его дверь. Мы расположились внутри, а наш собеседник забрался на козлы. Он подхлестнул лошадь, и мы в бешеном темпе покатили по туманным улицам.
Я считал себя знатоком Лондона, но, когда грохочущий кеб выехал за пределы центра, обнаружил, что не понимаю, где мы. У Холмса такой проблемы не было, и он бормотал названия улиц:
– Рочестер-роу. Теперь Винсент-сквер. Теперь мы на Воксхолл-бридж-роуд и собираемся пересечь Темзу. Да, мы сейчас на мосту.
– Вордсворт-роуд, – продолжал он, – Прайори-роуд, Ларк-хилл-лейн, Стоквелл-плейс, Роберт-стрит, Колдхарбор-лейн. Поиски ведут нас не в фешенебельные районы.
Это действительно был район унылых кирпичных домов, которые лишь изредка разбавляли постоялые дворы.
Наконец наш кеб остановился у третьего дома на новой улице. Дома тут были темны и необитаемы, за исключением того, у которого мы остановились. В нём светилось одно-единственное оконце.
Холмс постучал, и дверь тут же распахнул слуга, одетый в жёлтый тюрбан и свободную белую одежду.
– Сахиб ждет вас, – сказал он.
– Впустите их ко мне, – раздался откуда-то изнутри высокий пронзительный голос.
Мы последовали за слугой по обшарпанному, плохо освещённому коридору, пока он не привёл к двери. Слуга распахнул её, из комнаты наружу хлынул жёлтый свет, и в центре этого сияния мы увидели человечка. Его блестящую лысину окружала бахрома напоминающих щетину рыжих волос.
Он казался встревоженным, то нервно заламывая руки, то улыбаясь.
– Ваш слуга, мисс Морстен, джентльмены, – сказал он тем же тонким, высоким голосом. – Пожалуйста, проходите в мой уединённый кабинет.
Нас всех удивил внешний вид этой комнаты. На полу были расстелены две огромные тигровые шкуры, а в центре с потолка на золотой проволоке свисала лампа в виде серебряного голубя. Горя, она наполняла воздух приятным ароматом.
– Мистер Таддеуш Шолто, – сказал маленький человечек, улыбаясь. – А вы, конечно же, мисс Морстен, а эти джентльмены…
– Это мистер Шерлок Холмс и доктор Ватсон.
– Я рад видеть здесь ваших друзей. Мы сможем противостоять моему брату Бартоломью и без помех всё между собой уладить. – Он сел на низкий диванчик.
– Что касается меня, – сказал Холмс, – что бы вы ни сказали, это останется при мне.
Я кивнул в знак согласия.
– Отлично! Могу я предложить вам бокал вина, мисс Морстен? Нет? Хорошо. – Шолто поёрзал на диване и начал объяснение: – Когда я впервые связался с вами, то мог бы дать свой адрес, но боялся, что вы можете привести с собой ненужных людей. Я послал своего человека, Уильямса, для начала посмотреть на вас. Простите мне все эти предосторожности, но я редко нахожусь в контакте с большим количеством людей. Я живу по определённым правилам. Я называю себя покровителем искусств и.
– Простите, мистер Шолто, – сказала мисс Морстен, – но я здесь, чтобы послушать, что вы хотите мне рассказать. Уже очень поздно, и я хочу, чтобы мой визит оказался как можно короче.
– Это займёт некоторое время, – сказал наш хозяин, – ведь нам придётся поехать в Норвуд, чтобы увидеть моего брата Бартоломью. Он очень зол на меня за то, что я связался с вами, поэтому вряд ли стоит приводить вас туда неподготовленными. Я должен рассказать всё, что знаю.
Мы настроились на долгую беседу.
– Мой отец, майор Джон Шолто, когда-то служил в Индии, – начал он, попыхивая трубкой. – Он вышел в отставку одиннадцать лет назад и поселился в Пондичерри-лодж в Верхнем Норвуде. В Индии отец разбогател и привёз с собой крупную сумму денег, большую коллекцию ценных вещей и штат индийских слуг. Мой брат-близнец и я были его единственными детьми.
Я помню исчезновение капитана Морстена. Мы прочитали подробности в газетах и обсудили случившееся с отцом. Нам было невдомёк, что он один знал, какая судьба постигла Артура Морстена.
Я увидел, как мисс Морстен вздрогнула при упоминании имени отца, и успокаивающе обнял её за плечи. Она прильнула ко мне.
Таддеуш Шолто продолжил свой рассказ:
– Мы знали, что у отца есть какая-то тайна. Он боялся выходить на улицу один и в качестве привратников в Пондичерри-лодж всегда держал боксёров. Он также боялся мужчин с деревянной ногой. Однажды он выстрелил в человека на деревяшке, который оказался безобидным торговцем. Пришлось заплатить кругленькую сумму, чтобы замять дело.
В начале 1882 года отец получил письмо из Индии, от которого чуть не потерял сознание. С того дня он заболел и уже не выздоровел. Когда мы пришли к его смертному одру, он был совсем слаб и тяжело дышал. Он попросил нас запереть двери и сказал срывающимся голосом: «Лишь одно тяготит меня, и это положение сиротки Морстен. По праву ей принадлежит как минимум половина моих сокровищ, но она лишена их из-за моей жадности. Я сам их не тратил и не мог вынести даже мысли о том, чтобы с ними расстаться. После того как меня не станет, вы отдадите дочери Морстена её долю сокровищ Агры».
Шолто посмотрел на мисс Морстен:
– Он рассказал нам, как умер ваш отец. Он много лет страдал от слабого сердца, но никому об этом не говорил. Будучи в Индии, они с моим отцом стали обладателями огромного богатства, которое отец привез сюда, в Англию. В ночь прибытия Морстена он пришёл забрать свою долю, но они поссорились из-за того, как разделить сокровища. Морстен в гневе вскочил со стула, но внезапно схватился за грудь, упал навзничь и ударился головой об угол сундучка с драгоценностями. Отец сказал, что, когда он склонился над Морстеном, тот был мёртв.
Мисс Морстен заплакала, и я протянул ей свой носовой платок. Шолто сделал паузу на мгновение, прежде чем продолжить:
– Отец не знал, что делать. Его могли обвинить в убийстве. Ссора и рана на голове сработали бы против него, а он не мог раскрыть, о чём был спор. В этот момент вошёл его слуга и, думая, что в случившемся виноват мой отец, предложил избавиться от тела. Когда отец закончил рассказывать нам эту грустную историю, он сказал: «Слушайте внимательно. Сокровище спрятано в…»
В этот момент выражение его лица ужасно изменилось. Он дико уставился на нас и завопил голосом, который я никогда не забуду: «Не пускайте его! Ради всего святого, не дайте ему войти!»
Мы оба повернулись, чтобы посмотреть на окно. Оттуда на нас смотрело лицо, прижавшееся носом к стеклу. Это бородатое, окружённое волосами лицо с дикими глазами имело чрезвычайно злобный вид. Мы с братом бросились к окну, но тот, кто за ним был, исчез. А когда мы вернулись к отцу, он был мёртв.
Наступила тишина. Шолто глубоко вздохнул и продолжил:
– Мы обыскали сад, но не нашли никаких доказательств того, что там кто-то был, кроме единственного следа под окном. На следующее утро мы обнаружили, что в отцовскую комнату проникли, хотя, похоже, ничего не было украдено. К груди отца была прикреплена записка с надписью: «Знак четырёх». Я понятия не имею, что означает эта фраза, и это до сих пор остаётся для нас загадкой.
Мисс Морстен была бледна и с удовольствием взяла воду, которую я ей предложил. Холмс с отсутствующим выражением глаз откинулся на спинку стула, и я подумал, что вот наконец он столкнулся с достойной загадкой.
– Мы с братом, – продолжал Таддеуш Шолто, – очень хотели найти сокровище. Месяцами мы копались в каждом уголке сада, но так ничего и не обнаружили.
Нас сводила с ума мысль о том, что перед смертью отец собирался раскрыть нам, где его тайник. Однако у нас была нить жемчуга, и я убедил брата, что мы должны регулярно посылать мисс Морстен по жемчужине, чтобы она могла не бедствовать.