«Я: Слушай, третьим уроком русский. Пусти порулить, а? Очень хочется с Галиш… с Галиной Анатольевной хоть после урока поговорить.
Женька: Успеется. Договорились же – ваша сегодня будет тренировка.
Я: Да брось ты „выкать“. В конце концов, я – это ты.
Женька: Хорошо. Тренировка ваш… твоя. А в школе я буду главный. В конце концов, это мне надо учиться, а ты и так всё знаешь. Ну и дров вчера достаточно наломал, ребята неделю ещё будут вспоминать…»
Тут он прав, причём по обоим пунктам. Особенно насчёт дров – их было наломано от души, и с завучихой, и на уроке истории… Жалкие мальчишеские выходки, не достойные шестидесятилетнего мужика. А перед Гешей-то как стыдно, и не передать… впрочем, он, конечно, ничего не понял и воспринял происходящее именно так, как я и рассчитывал: как попытку самоутверждения очередной жертвы переходного возраста.
Кстати – что-то незаметно, чтобы сопливое альтер эго слишком уж горевало по этому поводу. Ну да, помню, какими глазами смотрела тогда Милада…
Вот и ограда школьного палисадника. Сегодня на «тропе Хо Ши Мина» дежурят два хмурых десятиклассника – разворачивают особо торопливых к воротам. Вон, уже и по уху кому-то заехали – не слишком сильно, для порядка. И правильно, нефиг беспорядок нарушать и дисциплину безобразничать! Крюк-то невелик, всего каких-нибудь метров пятьдесят. Крыльцо, распахнутая дверь, ещё один блокпост – «А сменка где?» Да вот она, вот – полиэтиленовый пакет с кедами засунут в сумку поверх учебников. Не в тряпичном же мешочке её носить – за шнурок, как пятиклашка?
Первый звонок, бегом наверх, на второй этаж. Родной семнадцатый кабинет, прямо напротив учительской…
Учебный день начался.
Среда
6 сентября, 1978 г.
Ул. Фестивальная, школа № 159
Ещё один день
На этот раз я не опоздал. Сел, снова рядом с Миладой – она рассеянно улыбнулась и пододвинула в сторону тетрадку, давая мне место – выложил из сумки всё положенное и…
– Здравствуйте, ребята!
Дверь открылась и в класс вошла большая красивая женщина в шали, с расписной брошью на шелковом платье. У меня потемнело в глазах. Именно у меня – Женьке-то пофиг, он моего пиетета перед новой классной руководительницей не разделяет, и это неудивительно – до сих пор наш класс встречался с ней от раза к разу, в основном, по случаю замены заболевших учителей.
Как же обидно, что сейчас не литература, а русский! Да и литература, если честно… что там в первой четверти – «Слово о полку Игореве», Радищев, Фонвизин? Зато дальше Жуковский с Рылеевым, а там и до Грибоедова недалеко.
Что-что? Точно, ведь это именно в восьмом классе и было! Урок начинается с поразительного заявления – на осенние каникулы наш класс вместе с параллельным восьмым «Б» отправляется на экскурсию в Пятигорск. Народ зашумел, запереговаривался, Галине Анатольевне пришлось постучать по столу карандашом и нахмуриться. Впрочем, строгость эта напускная – её явно обрадовала наша реакция. А уж как я рад…
Остаток урока пролетел для меня незаметно. Женька старательно карябал в тетрадке ручкой (шариковой, хоть на этом спасибо – гонения на сей девайс остались в прошлом, как и перьевые ручки, которые приходилось заправлять фиолетовыми чернилами из стеклянного пузырька). Сложносочинённые предложения, сложноподчинённые… я мысленно уже был у подножия Бештау, откуда рано утром можно разглядеть поверх облачной гряды зубчатый контур Большого Кавказского хребта, подсвеченный восходящим солнцем…
Из медитативной мечтательности я вынырнул только на перемене – вернее, меня вышвырнул из неё резкий, болезненный всплеск Женькиных эмоций.
– …да ты просто советский мышонок! – с удовольствием повторил Ян. Он гордился собой – на тонких губах природного шляхтича играет презрительная улыбка. Ему отвечают злорадным хихиканьем, благо, есть кому. Эта троица – нельзя сказать, что наши с Женькой враги, но уж точно не друзья, и отношения между нами всегда были натянутые. В лучшем случае. Прямых стычек не случалось довольно давно (хотя было когда-то и такое), а вот возможности уязвить, а то и болезненно кольнуть Женькино самолюбие, они не упускают. Надо же, а я вчера об этом и не вспомнил, спасибо эйфории…
Забавно, но именно этот случай я отличнейше помню. Своей памятью, без Женьки. Тогда я не нашёлся, что ответить, и это было особенно обидно – «Золотого телёнка» я прочёл на летние каникулы. Радзевич, видимо, тоже – и счёл, что достаточно приобщился к остроумию авторов.
Что стало поводом для обидного наезда, я, конечно, забыл. И сейчас прослушал, поскольку витал в облаках, предвкушая поездку в Пятигорск. А вот Женька не прослушал – набычился, налился краской. Я этого, ясное дело, видеть не могу, но чувствую, как горят у альтер эго уши и щёки.
А вот с ответом у него не всё гладко. Нет достойного ответа. Ян уже почуял слабину и разливается соловьём – с этой своей высокомерной усмешечкой…
Ну вот, опять – «советский мышонок…». Понравилось.
А ведь это надо пресекать, причём срочно. Спустишь, стерпишь такие вот смехуёчки – будет и дальше чморить по мелочам. А там и другие подтянутся, были желающие, помню… Моргнуть не успеешь, и ты уже в роли забитого неудачника. Девчонки уже хихикают, косясь на вчерашнего возмутителя спокойствия.
Вот уж точно – «Sic transit gloria mundi…»[4 - (лат.) – так проходит мирская слава.]
Милка рядом – отвернулась, но боковым зрением я замечаю, как заалели её щёки.
Ей что, стыдно за Женьку… за меня?
«Реципиент» тормозит, никак не может решить, что делать. Эмоции прут из него фонтаном, для внепланового «щёлк-щёлк» даже особых усилий прилагать не придётся.
Но – договор есть договор. Разрушить доверие – раз плюнуть, а что я потом делать буду? Сказано же умными людьми: «без сотрудничества со своим юным альтер эго, вы не добьётесь ничего…»
А потому – как там, в анекдоте? «А ну-ка, косоглазенький, подвинься…»
Женька, сообразив, послушно уплывает в глубину. Я мысленно встряхиваюсь, «щёлк-щёлк»… и, неожиданно для наших визави, присоединяюсь к их смешкам. Такой реакции от меня не ждали, веселье стихает само собой.
Складываю руки на груди и смотрю Радзевичу прямо в глаза. Мне весело.
«…знал бы ты, парень, с кем связался…»
– Советский мышонок, говоришь? Ильфа и Петрова, стало быть, осилил? Что ж, лучше поздно, чем никогда.
Ян осёкся.
– Да я…
– Головка от буя. – пауза, неуверенные смешки вокруг. – Раз осилил, то должен был запомнить, кого Остап называл советским мышонком. Или ты только картинки смотрел?
Теперь набычился уже Радзевич. Что, действительно не помнит?
– Ну, там, какого-то, я точно не…
…вот это правильно, оправдывайся…
– Не какого-то, а самого гражданина Корейко. Которому Остап, как комбинатор, в подмётки не годится. Вот и выходит, что вы, Шура, сделали мне комплимент.
– Я не Шура! – пытается спорить Ян, уже по инерции.
– Да ты что? Прости, перепутал – в плане интеллекта вы с Балагановым, считай, близнецы… лейтенанта Шмидта.
На этот раз засмеялись все. «Золотого телёнка» читали многие, да и фильм с Юрским вышел давно, лет десять назад.
– И ещё…
Перехожу на театрально-зловещий шёпот.
– Говоришь, «советский мышонок»?..
Он машинально кивает.
