– Она была очень талантливым художником, мисс Спидвелл, очень талантливым. Особенно хорошо ей удавались фрески. Она как раз завершила одну для нас в Литтлдауне, когда ее… – ее голос сорвался, но вскоре она собралась с силами и заговорила решительнее: – У нее было множество талантов, и ее смерть шокировала всех.
– Наверное, сэр Фредерик особенно огорчился, – заметила я с подчеркнутой вежливостью.
Она поняла мой намек и строго на меня взглянула.
– Не думайте, что между ними было что-то дурное. Фредерик всегда питал слабость к молодым женщинам, но ограничивался простым флиртом с натурщицами. Он бы никогда не связался с художницей. Он считает, что сердечные дела могут помешать творчеству, прогнать музу, как он сам выражается.
– И ему никогда не хотелось немного отогнать музу Артемизии, эффектной молодой женщины, жившей с ним под одной крышей? – надавила я.
Она замотала головой так, что гагатовые шарики яростно зазвенели.
– Нет, не хотелось. К тому же здоровье не позволяет ему… как бы это сказать, – запнулась она и, покраснев, покосилась на Стокера: – Его натура теперь несколько ограничивает его желания. После смерти Артемизии он практически прикован к батскому креслу[7 - Одноместный трех- или четырехколесный экипаж, которым часто пользовались инвалиды. В него могли впрягать лошадь или просто толкать сзади.]. Иногда я думаю…
Ее голос дрогнул, и Стокер подался вперед, с сочувствием глядя на нее.
– Да? – спросил он гораздо более ласковым голосом, чем обычно обращался ко мне. – О чем вы думаете, миссис Рамсфорт?
– Артемизия была немного похожа на мою сестру Августу. Знаю, это звучит странно, но иногда я думаю, может быть, интерес к ней сэра Фредерика был связан с тем, что она напоминала ему любимую женщину.
– Когда умерла ваша сестра? – спросила я. Кажется, мой вопрос ее немного расстроил. Она потянулась к Стокеру, как цветок к солнцу, но от звука моего голоса снова вся будто сжалась.
– Десять лет назад. В родах, – ответила она, вновь заметно нервничая.
– А ребенок выжил?
– Нет. Никто из ее детей не выжил. И из моих – тоже, – коротко ответила она. – Нашей семье не была послана плодовитость, мисс Спидвелл.
Я взглянула на Стокера. Мои навязчивые вопросы ее раздражали. Я надеялась, что Стокер сможет ее немного смягчить.
Он героически принялся за дело.
– Расскажите мне о леди Хэвлок, – ласково попросил он. – Думаю, она была удивительной женщиной.
– Да, это правда, – сказала миссис Рамсфорт, и ее глаза вдруг загорелись преданностью. – Она была старше меня всего на одиннадцать месяцев, и нас растили почти как близнецов. Няня одевала нас одинаково. Гувернантки учили нас вместе. И не было такого развлечения, которое бы я не делила с Августой, – добавила она, улетая мыслями в воспоминания. – Она была моей лучшей подругой. Потерять ее – да даже думать об этом было страшно.
Она замолчала, почти конвульсивно сжав руки.
– Конечно, сэру Фредерику пришлось еще хуже. Она была его женой, и он нежно любил ее, несмотря на все ссоры.
– А они ссорились? – задал следующий вопрос Стокер.
Легкая улыбка коснулась ее губ.
– Постоянно. Они ругались из-за денег, из-за его любовниц. Но они были по-настоящему близки и невероятно преданы друг другу. Они подпитывались ссорами, понимаете. Оба были очень страстными людьми.
При последних словах она вновь покраснела, будто устыдившись мысли о том, в чем еще эта пара могла быть страстной.
– Не знаю, что бы я делала после ее смерти, если бы не мой муж, – продолжала она.
– Он стал вам утешением в скорби? – ласково предположил Стокер.
– Он не дал мне замкнуться, – объяснила она. – Не позволил сидеть и тосковать. Он отправился со мной путешествовать. Мы два года провели в Греции, карабкаясь по камням и развалинам, изучая язык и погружаясь в мифы. Все это очень мне помогло. Вот почему теперь, – она замолчала и глубоко вздохнула: – Вот почему теперь я собираюсь туда вернуться. Он очень этого хочет.
– Мистер Рамсфорт сам сказал вам об этом? – вмешалась я.
Она дернулась как испуганная лошадь.
– Я не виделась с мужем уже несколько недель, – призналась она. – Он больше не позволяет мне себя навещать. Он передал сообщение через своего солиситора о том, что я должна уехать из Англии, чтобы избежать скандала. Я сопротивлялась как только могла, но теперь, когда конец близок… – Она снова прервалась на полуслове и прижала руку ко рту. В ту же секунду Стокер опустился перед ней на колени и протянул ей один из своих огромных алых носовых платков. Она взяла его и прижала ко рту, а ее плечи тихо вздрагивали от сдерживаемых рыданий.
Через некоторое время она попыталась отдать платок, но Стокер вложил его обратно ей в руки и накрыл их сверху своими.
– Простите мне эту вольность, миссис Рамсфорт, – сказал он наконец, выпустив ее руки и садясь обратно на свое место. – Не могу спокойно смотреть на даму в расстроенных чувствах.
Я чуть не закатила глаза от такой выдумки. Но миссис Рамсфорт проглотила наживку и одарила Стокера обезоруживающе нежной улыбкой. Стокер сразу же воспользовался случаем.
– Миссис Рамсфорт, мы совсем не хотим вас расстраивать, но очень желаем добитьсяправды в этом деле.
– Правды? – переспросила она с такой неприкрытой болью, переводя взгляд с меня на Стокера, что мне стало трудно дышать. – А разве вы еще не знаете правды, мистер Темплтон-Вейн? Вы не можете расстроить меня еще сильнее, потому что я уже живу с самой страшной болью.
– С самой страшной болью? – эхом отозвался Стокер.
– Вы пришли сюда потому, что хотите доказать, что мой муж невиновен. Но это невозможно.
Я уставилась на нее.
– Миссис Рамсфорт, вы хотите сказать…
– Да, мисс Спидвелл, – прервала она меня гораздо более резко, чем можно было от нее ожидать. – Он убил Артемизию, и очень скоро его за это повесят.
Глава 7
После заявления Оттилии Рамсфорт в комнате повисло напряженное молчание. И мне пришлось его нарушить.
– Но принцесса Луиза… – начала я.
– Ее высочество – друг, и она хочет помочь мне и моему мужу, – спокойно сказала миссис Рамсфорт. – Она хочет верить, что он невиновен, потому что не готова согласиться с тем, что кто-то из дорогих ей людей может быть способен на такую жестокость.
– А вы думаете, что он виновен? – быстро спросил Стокер. Оттилия Рамсфорт кивнула.
– Мистер Теплтон-Вейн, я знаю своего мужа уже много лет, мы познакомились задолго до того, как поженились. Я знала его и мальчиком, и мужчиной и, да простит меня Бог, могу вам сказать, что видела в нем слабости. Вы не можете даже и представить себе, как больно мне говорить правду, но я не могу лгать. Я защищала его во время его прежних прегрешений, совершенно безобидных, – сказала она, махнув рукой, будто боясь, что я ее перебью. – Неосторожное поведение, которое может расстроить только жену. Он часто мне изменял, и я с радостью это ему прощала.
– С радостью?! – воскликнула я. Мне трудно было представить себе женщину, которая была бы рада тому, что человек, которого она любит, согревает ложе другой женщины.
Она улыбнулась усталой улыбкой – такая усталость возникает с годами.
– Вы не были замужем, мисс Спидвелл. И даже не знаете еще, что это значит – любить другого человека больше, чем себя. У меня совсем не осталось ни гордости, ни стеснения. Я не могу их себе позволить. А потому скажу вам правду. Больше всего на свете я желала, чтобы он был счастлив. К сожалению, не оправдавшиеся надежды на мое материнство означали, что я не могла вполне удовлетворить его на супружеском ложе, – добавила она, старательно избегая взгляда Стокера. – Но его отношения с другими женщинами всегда были лишь временным увлечением. Только я была для него важна, а женщина многое может простить, если знает, что она – королева сердца своего мужа. Я всегда правила там безраздельно.
– Даже когда его вниманием завладела Артемизия? – спросила я. Это был ужасный вопрос, но я знала, что обязана его задать, и, к ее чести, она не дрогнула, услышав его, а ответила спокойно и с полной уверенностью.
