Книга Тетрадь в клетку. Книга стихотворений - читать онлайн бесплатно, автор Алексей Валентинович Улюкаев
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Тетрадь в клетку. Книга стихотворений
Тетрадь в клетку. Книга стихотворений
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Тетрадь в клетку. Книга стихотворений

Алексей Валентинович Улюкаев

Тетрадь в клетку

Книга стихотворений

Тем, кто меня ждал и верил

* * *

© А. В. Улюкаев, 2023

© «Время», 2023

* * *

«Если слева закат Европы тебя слепит…»

Если слева закат Европы тебя слепит,Если справа теснят раскосые богдыханы,Если сверху течет арктических вод Аид,Значит ты в России и будешь, давясь стихами,Точно волчьей желчью, выкрикивать панегирикЭтой мерзлой почве, где панство не приживется,Где всегда на ногах по четыре гири,Где плюешь в колодец. И все-таки пьешь из колодца.

«Капель продолбит лёд, и рыбы…»

Капель продолбит лёд, и рыбыВ волнах привольно поплывутИз-под заледенелой глыбы,Поверх барьеров и запруд.И, скинув чешую, как лепень,Вдруг молодцами обернутся…Предположение нелепое,Как жизнь, нелепая и куцая.

«Уронишь голову в запястья…»

Уронишь голову в запястьяИ осознаешь, что теперь нельзяЖить, не распахиваясь настежь,Не превращаясь пешкою – в ферзя.Ты весь уже в восьмой горизонтали,В которой уместился горизонт.А тени потускнели и растаяли,К тому имея собственный резон.Но в свете дня шагай ферзём бесстрашноПо этой длинной и прямой дорогеИ разрешения не спрашивайНи кесаря, ни бога.

«Тюрьма влечёт к суровой прозе…»

Тюрьма влечёт к суровой прозе:Чего бы, кажется, ЖурденЕй говорил, вставая в позу.А тут, излишествам взаменРоскошной рифмы русской речи —Нарежут пайку языка,Как будто волкодав на плечиБросается через века,До шеи жертвы дотянувшись,Чтоб из артерии глагол,Вскипая, жёг людские души,Чтоб он как есть, и бос, и гол,Бесхитростно стучался в двери —И в том была б благая вестьИз сотен разных русских мест.Да хоть, пожалуй что из Твери.

«Я надеюсь, пока дышу…»

Я надеюсь, пока дышу,Я люблю, пока я живой.С милой рай в шалаше. К шалашуПусть доставит меня конвой.Автозак и столыпин пустьУвезут на зелёный свет.Мне один – хоть не Млечный – путь,Мне один – хоть one-way – билет.На колючку – кусачки. НаЧасового – глубокий сон,И не будет ему кина —Пусть во сне: приговор, вина,Шпалы, рельсы, конвой, вагон.А в берёзах – зелёный шумНад моей седой головой.Я надеюсь, пока дышу.И пока люблю, я живой.

«Как же хочется жить…»

Как же хочется жить!Вечным жидом ли, эллином вечным.Подправлять Парки нить,Всякой всячине мчаться навстречу,Улетать далеко,Навзничь падать на склизком,Утирать молокоС Млечных троп, уходить по-английски,И опять приходитьПо-еврейски, а может – по-русски.Как же хочется жить:Есть и пить, слушать музыку —Голоса сыновей,Голос дочери.И с женой сторожить её сон у дверейПо очереди.

«Белый снег в чёрной грязи находит конец…»

Белый снег в чёрной грязи находит конец,Всё, что видишь, родное, а значит – красивое.Ты стоишь – властелином кандальных колец —В самом центре огромной и вечной России.Запад влагу несёт, запах дали и странствий,На Востоке – светило (космато, как Маркс),И колючка как знак богом избранной властиРазрослась, словно в Мексике кактус.Снег растает – что с Запада, то и непрочно.Влага высохнет. Глина тверда, словно вераМиллионов в зачатие непорочноеЭрЭфа от эСэСэСэРа.

«И снова шарик обернулся…»

И снова шарик обернулсяВокруг одной из многих звёзд.Ты жив ещё? Проверка пульса.Эритроциты, вес и рост —Всё как положено у смертных.Пока ещё Курилка жив,Пока для вскрытия конвертаНе зван нотариус, и мифЕщё в некрóлог не сложился,Пусть шарик рвётся из орбит.А дни рожденья – просто числа,Обычные, как простатит.

«Мои любимые! Родня…»

Мои любимые! Родня!В вас множусь я и ГулливеромСредь лилипутов выйду яИз этой горестной пещеры.В вас сила, в вас моя душа.В вас отрицанье самой смерти.Плевать, что тело, не дыша,Лежит на паперти. Поверьте,Я вечен, я всегда живой,Мой ясен ум, и голос звонок,Покуда младший мой потомокВздымает мир над головой!

«До декабря ещё далёко…»

До декабря ещё далёко:Спи без просы́пу, декабрист,В любом собранье одинокий,Как в роще лист.Ты тоже выходил на площадьИ, принимая в грудь картечь,Среди полегшей этой рощиСумел сберечьВольнолюбивое дыханье,Сомненье, что «не мир, но меч»,Всегда чреватую стихамиРодную речь.И в час собранья на СенатскойТы снова выйдешь за пределИ крест поймаешь не на лацкан —На тело в груде тел.

«Они от счастья чуть не плачут…»

Они от счастья чуть не плачут,Для радости – любая малость.Дождались зеки передачи,Хотя свободы не дождались.Они колбасные обрезкиВздымают на манер хоругви.Последняя свобода – трескать,Обмазывая жиром губы.Но если кто-то есть над нами,Пусть снизойдёт, дав знак потомкам,Их накормить семью хлебами,Пятью жестянками сгущёнки.

«Распивочно, навынос тож…»

Распивочно, навынос тожЗа полуправду, четверть правды,За тот, что ни на что ни гож,Обломок шпаги в теле КлавдияМы выставляем напоказИ плоть, и дух – как в Эльсиноре —Давно подслушанный рассказ,Крупинки правды в разговоре.Кровь кончилась, а жизнь идёт,Жизнь кончилась, а кровь всё хлыщет,Хоть знаем мы теперь насчётУшка игольного и нищих,Блаженных духом. Бедный Йорик!Он, стало быть, в раю теперь?…А правду, как касторка, горькуюНи в дверь не выгонишь, ни в Тверь.

«Земля, как боксёр из нокдауна…»

Земля, как боксёр из нокдауна,Пытается на ноги встать,Как будто бы вновь никогда онаНе будет под снегом лежать,Не будет пробита мерзлóтами(Не вечными, только почти),А вешние дни – видишь, вот они.Чуть-чуть запоздав на пути,Пришло избавленье из плена(Египет, но снежно-морозный).Боксёр привстаёт на колено,Стряхнув с себя клочья наркоза,Струхнув, устремляются льдиныИзмерить простор голубойТуда, где, почти что не видимый,Ведёт по этапу конвойВесну из ШИЗО на просторыРодимых тюремных широт.И всё-таки здорово, здорово,Что стужа надолго уйдёт!

«Мы стоим – поодиночке, по двое…»

Мы стоим – поодиночке, по двое,Кто-то курит, кто-то говорит.Это – утро, доброе и бодрое,Явно не тюремное на вид.Выползли на волю из баракаДети подземелья, нищетаДуха, словно долго ждали знака,И дождались: небо, красота,Пар земли, бесплотное дыханье,Каждый рад и хочет крикнуть: рад!Кто-то даже говорит стихами.А другие – матом говорят.

«Мы стоим у нашего барака…»

Мы стоим у нашего барака,Ожидая, чтобы добрый богНам явил каким-то тайным знаком,Будет ли желаемый итогНашим бедам? Будут страстотерпцыВыведены к свету через мрак?Будет ли изношенному сердцуОтдых? Это вроде бы пустяк —Луч, мелькнувший сквозь разрывы тучи,Обещает сразу слишком много:Обещанье жизни самой лучшейПрямо от всевидящего бога.

«Нарядный, словно новобранец…»

Нарядный, словно новобранец,Стоит, сияя со всей дури,Весна ему подносит пряник,Облитый солнечной глазурью.Кусает, ахает счастливоВ восторге полном от погоды.И он красив, и всё красивоЗа 300 суток до свободы.

«Сон кончился. Пора проснуться…»

Сон кончился. Пора проснуться,Прийти в объятья Мойдодыра,Лицом – на улицу, где куцыйИ кислый, как глоток кефира,Остаток ночи свой закончитОпределённый свыше срок.А день пока ещё не прочен,Он весь пока ещё – Восток.Сон кончился. А что начнётся,Неведомо ни мне, ни вам.Пока же чистая эмоцияЦарит, как должно по утрам.

«Кто воевал, имеет право…»

Кто воевал, имеет право,А кто сидел, тому вдвойнеПрава нарезаны державой.И на войне – как на войне:Здесь не берут военнопленных —Заложники, рабы и скот —Константа. Хочешь переменных,Ищи их там, где круглый годВесна. Под вечной мерзлотоюЗдесь пайка, словно Пётр, тверда.За то и ценятся, за то иСвобода, равенство, едаЗдесь ощущаются сильнее,Чем на разливе вешних вод.Кто воевал, летал во сне, иТе, кто сидел, – наоборот.Рождённый срок мотать в РоссииНад пайкой не прольёт слезу,Он ложью глаза не косил, иНе продается за мазут,За злато, за корзинки пищи,За место возле алтаря,За всё, что имут духом нищие.Его подманивают зряХвалёной сахарной отравой,Валящей смертных навзничь с ног.Кто воевал, имеет право,Тот, кто сидел, имеет долг.

«Итожу то, что прожил – лажа…»

Итожу то, что прожил – лажа!Что нажил: просто пустяки —Потери, вымыслы, пропажиИ шишки. Ну и синяки.В балансе ноль, а то и минус,Банкротство, кризис, полный крах,Как будто бог Адама в глинуРешил вернуть, спуская страхКак Цербера с цепи. И ЦерберГотов свой подвести итог:Чем ближе цель, тем крепче нервы,Чем дальше, тем… Помилуй бог!

«Ларёк (ведь зеки жаждут пищи!)…»

Ларёк (ведь зеки жаждут пищи!)И солнце витамином DСнабжают щедро духом нищих,Не пригодившихся нигде,Не преуспевших, но взалкавшихКефира, пряников, сгущёнки —Не репродукторов, не маршей,Столь же бессмысленных, сколь громких.И солнце, понимая это,Бесплатно льёт свой сытный свет.Жить хорошо на этом свете!Кто скажет «нет»?

«Они сейчас на спортплощадке…»

Они сейчас на спортплощадке,Они как дети, словно в школе,С уроков убежав украдкой,Резвятся вволю.Гантели, гири – самоделки,Не Adidas на них, не Nike,А положняк. И все же – Welcome!Им солнце дарит добрый знак:Добро пожаловать, бедняк!

«Твой дом – тюрьма. Гостеприимно…»

Твой дом – тюрьма. ГостеприимноРаскроет двери этот дом,Своею ипостасью жирнойВдруг обернётся стол и корм.А вот и скатерть-самобранка:Сама бранит – хоть выносиСвятых. Что всё здесь наизнанку,Совсем не новость на Руси.

«Природа ожила. И, говорят, досрочно…»

Природа ожила. И, говорят, досрочно.Что мёрзло долгий срок, внезапно отогрелось.Собаки, люди, кошки и все прочиеНа солнце выбираются несмело,И носом шевелят, и свежий запах ловят,Одной весне, наверное, присущий,И удивлённо вскидывают брови,Завязнув по колено в грязной гуще.Долой одежды тёплые на вате!Ушную вату извлекаем тоже.О боже, мы ни в чем не виноваты!Пусти нас на свободу, добрый боже!

«За рядом ряд проходит по апрелю…»

За рядом ряд проходит по апрелю,Как по шоссе, – и широко, и в ногу,И в каждом ряде все, конечно, рады,И уступают все весне дорогу.Грачи, врачи и с ними местный оперВ едином хоре воспевают бога.И даже тот, кто и портянки пропил,Сияет, как подсолнухи Ван Гога.

«Проснувшись поутру, ты видишь измененья…»

Проснувшись поутру, ты видишь измененья,Как будто не спала природа этой ночью:Какие-то несмелые растеньяМакушками пронизывают почву.Они готовы к жизни бесконечной.То есть до осени. Желаю им удачи!Природа нас не учит и не лечит,Не рассмешит и даже не заплачет,Но приглашает к долгим размышленьям,К которым ты приступишь не иначеКак поутру, увидев измененьяИ формулируя условия задачиО жизни, как покое и движенье.

«Окошки вымыли и небо отстирали…»

Окошки вымыли и небо отстирали,Глаза протёрли, зоркость увеличив.Пускай развитие проходит по спирали,Взгляд по прямой найдёт свою добычу:Вот мухи (иль снежинки почернели?),А вот клочки потрёпанные тучи,Вот кто-то издаёт такие трели,Что далеко оркестрам самым лучшим.Мы празднуем, раз праздновать решили,Пусть нас загнали даже за Можаи,Поскольку превращаются могилыВ подножия для грядок и лужаек.

«Жара, как в печке, в этой фуфе…»

Жара, как в печке, в этой фуфе,Под мышкой плавится руда,В весенней, но походной кухнеВскипает кровь, а не вода,И ты подобьем эскалопаЗасунут меж слоями солнца,И пот течёт до самой жопы,Бежит, хотя никто не гонится.

«Солнце светит прямо в глаз…»

Солнце светит прямо в глаз —До слезинки, до морщинки,Словно в самый первый раз:На пожухлом фотоснимкеМальчик. Середина векаПрошлого, но солнце то жеОсвещает человека.Человек же строит рожи,Улыбается, бормочетЧёрт-те что себе под нос:Что не будет больше ночи,Ежели захочешь очень,То уйдёшь отсюда прочь и……Насмешил себя до слёз.

«Придёт пора – сорву замки…»

Придёт пора – сорву замки,Решётки разорву руками,Намажу салом башмаки —И в путь. И бритвою ОккамаНенужной сущности тюрьмыЛишу картину мирозданья.Всё это будет ранней ранью,Когда великие умыОбычно спят, во сне летаютВ опасной близости от рая.

«Чтоб впасть в конце концов, как в ересь…»

Чтоб впасть в конце концов, как в ересь,Авторитетов не спросясь,Сочтя, и взвесив, и измеривИ власть, и княжество, и грязь,Пройди десяток царств великих,Сотри десяток башмаков,Пусть пробуют тебя на пикиПоднять – а ты и был таков!Словарь храни в своей котомке,Сумы не зарекаясь от,Чтобы досужие потомки,Не замечая кровь и пот,Тобой пугали бы народ.

«Когда в колонии Чайковский…»

Когда в колонии ЧайковскийЗвучит как надо – в полный голос,Ты чувствуешь, что кесарь (бог с ним!)Не сможет ни единый волосС твоей низвергнуть головы.Нет, не бывать сему компоту,Покуда складывает нотыЧайковский! А не то – увы!..Когда в колонии БетховенЗвучит, налит весёлой силой,Тебя несут, как в бочке, волныВсё ближе к милойИ всё дальшеОт злобы, алчности и фальши.И от могилы.

«Зачем амнистия тому…»

Зачем амнистия тому,Кто легче шарика воздушного.Она – ни сердцу, ни уму,Материя довольно скучная.Он улетит, не зная бродаЧерез течение небес.Ни от царя, ни от народаОн не зависит, словно бес.А может, ангел? Иль журавль?Пусть ждёт амнистию синица,А он свой лёгкий лёт направитЗа грани словно за границу.Пусть адвокат синицу кормитВ руках страницами УК —Истлеют правильные нормы,Но нету тлена в облаках.

«Зек время меряет рулеткой…»

Зек время меряет рулеткой,А там и красное, и чёрное,И чёт, и нечет. Выигрыши редкие,Их алгоритмы – просто вздорные.Для зека время – материально:Он взял пять лет, а два – оставил,И вьёт гнездо он из оставленного,Пусть без ума, идей и правил.И до звонка ему семь стирок —Всё чище ближнее пространство.Не время властвует над миром,А вечность, то есть постоянство.

«Достанешь книгу из комода…»

Достанешь книгу из комода,А в ней подчёркнуто: NB!Что тема старая – страдания народа.Ну вот и заруби себеХоть на носу, хоть где угодно:Когда страдает твой народ,Тематику страдания народногоСкрывать не следует в комод.

«Появление маленькой травки…»

Появление маленькой травки,Первой зелени, дщери апреля,Избавляет от Кафки,Мягко стелетТрава молодая. Жёстко спать.Сны на шконке, как камни.Прометей не воротится вспятьИз истории давней.Но трава камень точит,Пробивает тюремный бетон,Первой тёплою ночьюЛезет с разных сторон —С точки зренья воронИ с моей точки зренья, —Нет преград для растенья!

«Ростки нарциссов и тюльпанов…»

Ростки нарциссов и тюльпановПробились через слой земли,Как пар из чайного стакана,Как князь Гвидон из бочки, раноНа волю вырваться смогли.И вот они на самом делеВ режима строгого тюрьме.…Так все мы намечаем цели,А путь к ним проторён во тьме.И так легко во мраке спутатьСвободу с худшей из неволь,Святую воду – с жижей мутной.Лишь боль не спутаешь. Лишь боль.

«Как в детстве мама мыла раму…»

Как в детстве мама мыла раму,Так зеки тоже раму трутИ вспоминают папу, маму,Сестрёнку, брата. Этот трудСтал нитью памяти. И праздникСквозь стёкла ломится в барак,И сто воспоминаний разныхПришли и дразнят. Так и сякМужские руки драят окна,Тем попирая светом тьму.И стёклышки в разводах мокрыхПреображают вдруг тюрьму.

«Исход снегов, разливы рек…»

Исход снегов, разливы рек,Возобновление иллюзийПереживает человекСквозь душу, словно через шлюзыПроводит образы весны,Приметы жизни бесконечной,Объедки на пирах честных,Свидания, разлуки, встречи.Одной ногой ещё во тьме,Другой ступая в поле светаОтважно, держит он в умеВсе эти важные приметы.По ним он судит: снова жизньСмогла, а как – необъяснимо,Победу одержать. Лишь слизьОсталась от зимы. И мимоНесёт обрывки календарь.И веришь, вправду нету смерти,А есть декабрь и январь,Есть холод, но не смерть. ПоверьтеМне нá слово. Оно живёт.Течёт река, и снег уходит.И жизнь, как утро, настаёт,Не зная брода, лезет в оды.

«Сознание живёт вне времени и стен…»

Сознание живёт вне времени и стен,Пределами тюрьмы не кончено сознанье.Ты понимаешь: то, что рядом – тлен,Но дальше тоже тлен. Всё мирозданьеВ его глазах и пусто, и темно,Как чёрная дыра, утеха астронома.И старые меха, и новое вино,И радость, и печаль – всё, чем богато лоноЗемли, чем скуден гордый дух, —Всё тлен. И каждой тле в нём уготован жребий,И выбирая лишь одно из двух —Из радостей земных и из печалей неба,Рискуем оказаться на бобах —Жизнь провести во времени и в стенах.А в этом случае спасителен лишь крахИллюзий и карьер, падение со сцены.

«Вот тридцать три богатыря…»

Вот тридцать три богатыряВолшебной силой приговораУнесены – не за моря,Не за Кудыкинскую гору —За грань тюремного забора,И вот уж на железных шконкахХрапят – и каждый видит сны:Долины, горы и девчонкиВ них сложно переплетены.А им бы в пену погрузитьсяМорскую, занырнуть до дна,Отворотив скорее лицаОт созерцания говна!

«Солнцепоклонники на лавках…»

Солнцепоклонники на лавкахУселись около барака.И на дворе – трава, и давкаНа этих лавках. Возле знака,Где «не курить!», там курят все.И солнце на щеках, как бритва,Чтоб встретили во всей красеМы новый день для новой битвыЗа жизнь, свободу и семью,Путь начиная им навстречу,Садясь на солнечном местечкеНа неподсудную скамью.

«Вот безупречный водоём…»

Вот безупречный водоём.Как в небеса оконце,Похожее на воду в нём,Нам отражает солнце.И дарит свет нам и тепло,Не признанное миром,Как опереточных мундировПалитра, словно ремеслоАстролога иль бизнес-гуру.А нам приятно всё равно,Мы громко радуемся сдуру,Что там вода, а не говно.

«Обученный бежать в мешке…»

Обученный бежать в мешкеИдти не может по-другому,Как кал лежит в прямой кишке,А бомж в упор не видит дома.Он в путах спутанным быть должен,Пройти пытаясь сложный путь.А из мешка, словно из кожи,Не вырваться, не отряхнутьКак пыль, как прах, ногам привычный.Беги, пока бежишь – живой.А цель – ничто, и рок – первичен,И слепо властвует тобой.

«Луна висит над горизонтом…»

Луна висит над горизонтом,Застыл, недвижим, циферблат,Как часовой часов. И он-тоОстережёт заблудших чадОт неуместных здесь поступковИ не ко времени словес.Он в этом равновесье хрупкомИмеет явный интерес.Не начинайся, день, помедли!Пока висит, как вечность, тьма,У мыслящих целее стебли,И дальше горе от ума.На грани сна и горькой явиПусть балансирует восход,Пусть тот, кто свыше, не оставитСвоих возлюбленных сирот,Пускай, усталые, проснутсяЧуть позже, чем велит восход,Пускай ночной свободой куцейХоть раз насытится народ.

«Воскресный день. Из серой тучи…»

Воскресный день. Из серой тучиНад зоной капли Н2О,И от безделья нам не лучше.Да и «дела» все у него —У прокурора. Здесь – делишки:Помывка, стирка, стрижка – ох!Здесь самомнения излишкиУходят, словно капли в мох.Ещё до полдня не рукою,Скорей верстою подавать,Своё богатство вещевоеВыкладываю на кровать,На шконку, то есть. Жив Курилка!(Проснулся здесь и есть – воскрес).Хотя вознёсся из могилкиНе в лучшем из возможных мест.

«Страстей и горестей неделя…»

Страстей и горестей неделя,Напоминанье о кресте,Которым эры ныне делятНа до и после. Тех страстей,Что призваны очистить души,Как чистит ржавчину наждак.А мы опять: чего б покушать,Как разговеется бедняк.Яйцо и есть нам Роза Мира —Начала и концы таитИ сотворённого кумираНесёт в Аид.

«Мать-мачеха – карикатура…»

Мать-мачеха – карикатураНа жизнь в тюрьме и вне тюрьмы.Я падал на колени сдуруПеред желтком цветка. Увы!Национальную идеюНе там искали и не так:Тут, на дворе тюремном, где яЕй кланяюсь за просто так,Мать-мачехе. И всем народомНе можем разделить ту связь:Одним лицом она свобода,Другим, точнее мордой, – в грязь.

«Понятно, что конец апреля…»

Понятно, что конец апреля:Мать-мачеха опять цветёт.Да, жёрнов хоть неспешно мелет,Муку хорошую даёт.А мýки – в прошлом, злом и зимнем.Оно пригвождено капелью,Как басурман – крестом и гимном.Мать-мачеха, конец апреля:Дыши, на то тебе мандатИ выдан Росгидрометцентром,И ты, как дурень сельский, радОбрывкам вечной киноленты.

«Скажи мне, сорная травинка…»

Скажи мне, сорная травинка,Какой судьбой, какими ветрамиЗанесена сюда, где ФСИНксаОкрест на много километровВладенья, где царит режим,Несовместимый с мирной жизнью?Смеются сорняки над ним,И я смеюсь, пока не брызнетСлеза, пока не жжёт глазаМне немощь русского народа(Сентиментальность, что-то вроде),Не понимая ни азаВ закономерностях природы.

«Мы отдаём ли в том отчёт…»

Мы отдаём ли в том отчёт,Что Человеческому Сыну,Не вылепленному из глины,Всё ж глиною забили рот?Нагорную впустив в пол-уха(В игольное ушко – верблюд),Апокрифические слухиПускали в иудейский люд.Полюдье словно половодьеЗахлестывало Израи́ль.А речь его, как что-то вродеБикфордова шнура, фитиль,К пороховой ведущий бочке,Опасна. Посему Пилат(Шлем – как пожарный), говорят,Лил воду долго. (Авва, отче!)Вода спасает грешных чад.Неделя страсти человечьей.А бремя страсти не снестиНи чистым ангелам, ни нечисти.Мы видим станции в путиПо этой Via Dolorosa,Где скорби протянулась нить.И мы отходим от наркозаИ только начинаем жить.

«Листок, что от ветки на Марьиной роще…»

Листок, что от ветки на Марьиной рощеВ роддоме явился на свет,Летает по свету: то стонет, то ропщет,То бедам готовит ответ.Пусть будет их сотня, хоть чёрная стая,Хоть пеплом забьёт небосвод,Листок пригождается, где обитает,Где русский прижился народ.Листок, он не сдохнет – хоть толстый, хоть тощий,Пусть Ирод ведёт хоровод,Листок, что родился на Марьиной роще,Весь высохнет, но не умрёт.

«Зреет год, как помидор…»

Зреет год, как помидор,После Пасхи плод весомей.Календарь, до этих порТощий, тянет на два тома.Повернётся нужным бокомК солнцу – и почти созрел.Но до истеченья срокаГодности как будто целЦелый год, и жизнь, и вечностьБез уныния и страха,Как Сын ЧеловеческийВ Пасху.

«Когда он шёл к Ершалаиму…»

Когда он шёл к Ершалаиму,Клонились ветви от листвы.Гонимые – всегда гонимы,Не защититься от молвы,Хулы, хвалы, дурного слова,Скрижалей, каменных на вид.Он шёл, клонились ветви сноваКак извинения обид,Прошедших, будущих, всегдашних.С трудом даётся каждый шаг.Мне от увиденного страшно,От страха прячусь средь бумаг.Но как ни комбинируй строфы,Под форму подгоняя суть,В конце пути всегда Голгофа,И будет пройден скорбный путь.

«Будь академик или князь…»

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Вы ознакомились с фрагментом книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста.

Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:

Полная версия книги