Иду по проспекту с мыслью занудной:
«Все свободны»,
Но всюду жертвы, подобные
Библейскому Авелю.
За что, почему, из-за кого, из-за Сталина?
Звёздный иней, принтером размноженный
На поверхности листа А4,
Сотру резинкой, нарисую карту дорожную
С маршрутами жизни счастливой.
Вкус сушёного урюка
Коллапс, жара и стрессы.
Жизнь продолжается с натужным интересом.
И в отрицательных зарядах
Пытаюсь отыскать всё то, что радует.
За много лет я вылезла из брюк,
Надела платье, заплела косицу.
Ромашковое поле часто снится
И вкус сушёного урюка,
И дети в лунной ночи на полатях,
И весь животный мир на огородах,
И переходы
от борща к занятиям,
Всему тому, что было в обиходе.
Но, может быть, всё это только сон
И стон души от разных неурядиц —
Стою у зеркала, перебираю пряди
И слушаю, в ушах тоскливый стон.
Реально – еду, как всегда, в метро,
И рифмы трогают своей избитой формой.
А новая реформа на платформе,
Там девочка-японка, в кимоно?
Нет, домино —
рисунок на футболке
И солнце, как японке
без него?
В груди, на полке —
маленькое солнце,
Как оберег от страшного всего.
А у меня – луна, ночное небо
В одном из ящиков, в сплетенье солнечном.
Пишу стихи хвалебные и хлебные,
Они – на чёрное и белое заточены.
Вокруг меня народ, я – в мнимом
одиночестве. В дорогах длинных
и порой коротких
Мы все плывём
в одной трухлявой лодке.
И только лучик солнца в окоём.
21.06.2021
О влюблённых в самом деле
На улице старинной, на Неглинной,
в ажуре светотеней тополиных,
На лавочке небесно-синей,
бомжует весь всклокоченный, в сединах,
С глазами цвета ягоды маслины,
в плаще помятом и довольно длинном,
Испачканный землёй и ржавой глиной,
Сегодня, в XXI век,
Без крова, без защиты Ч е л о в е к.
Он, видно, был недавно в магазине,
держал в руках потёртую корзину.
В корзине хлеб, два огурца, и пиво,
и крупная, с бочком помятым, слива.
И бомж на лавке расстелил газету
с изображением летящей вниз кометы.
Похоже было, бомж кого-то ждал,
достал из пачки сигарету
И закурил, затяжкой наслаждаясь,
и кольца выдымил играя.
Счастливые минуты предвкушая.
Тут появилась женщина под стать:
Голубоглазая, в сиреневом с оборкой платье.
Бомж к ней: «Ну сколько можно ждать?»
И что-то продолжая лепетать,
понять бы.
Она в ответ: «А может, целый век,
я – женщина, я тоже человек».
И села рядышком, в ажуре теневом,
Достала из пакета чебурек.
Теперь на лавочке они сидят вдвоём
(сценический эффект) —
И бомж, обняв свою родную, милую,
сказал: «Прости, меня, подружка Лилия,
Сегодня я не мыт и в глине я,
