Стояла церковь, лик её был светел
И тёмен от осеннего дождя.
Вокруг неё лишь острова да плеса,
И стало ясно: Ки?жи – не Кижи?,
Над озером торжественно и просто
Летели главы: из гнезда – стрижи!
2.
К старинной Тотьме «Метеор»
мчал меня по Сухоне вечерней,
лесной реки раздавшийся простор,
воды глубокой плавное теченье.
На кручах, как дружины Ермака,
стояли ели, ожидая ночи,
горело солнце на вершинах-шишаках,
кровавый бой как будто им пророча.
Тот древний путь мне не забыть теперь,
дороги той я малая песчинка,
что помнит на Днепре Кисаню дебрь
и говор фряжский ладожского рынка.
* * *
Я в отпуске. Я сельский житель.
Я тело отдал солнцу и воде,
глаза я подарил святой обители,
а душу я вручаю, Русь, тебе!
Колоколами озвони мне сердце,
пускай окрест ликует перезвон,
я распахну души невидимые дверцы,
врывайся, Русь, в меня со всех сторон!
Входи полками, в шлемах и веригах,
шальной историей, о будущем мечтой,
и Словом о полку несчастном Игореве,
сраженьем с иноземной саранчой.
И гневной жизнью протопопа Аввакума,
и градом Китежем под синею волной,
и широтой вселенского разгула,
и тишиной обители лесной!
* * *
Как стрекочет кузнечик в прокосиве,
словно душу сшивает мою,
словно верит – нет в мире осени,
только лето одно – как в раю.
Ты, кузнечик, невидимый мастер,
стрекочи, стрекочи, что есть сил,
шей, дружок, свое шумное счастье,
жизни трать своей солнечный пыл.
* * *
Заворожены белой ночью,
тихо в поле берёзки стоят,
будто вышли в него нарочно
и какую-то тайну хранят.
Незаметно на дальних покосах
копит силы к рассвету туман,
чтоб завиться в берёзок косы,
чтоб обвить лентой тонкий их стан.
Тихо в поле. Душа что-то знает,
только тоже тайну хранит,
и сама о себе забывает,
не гнетёт её мысль, не томит.
Тихо в поле. Лишь где-то несмело,
как сквозь сон, прокричит дергач,
и покажется – в мире целом
одинок ты, как птицы плач.
И тут вспомнит душа, что хранила:
тишину вот этих полей,
что уж раньше в ней всё это было,
и навеки останется в ней.
* * *
Я выпил небо вместе с облаками,
отцеживая солнце – не обжечь бы горла,
мне лилии махали белыми платками,
и пела лета знойная валторна.
В древесном сне поскрипывали ивы,
бездумно шелестели луговые травы,
цвели цветы, невинны и красивы…
Как странен был здесь разум мой лукавый!
* * *
