в этот день не лучший
я брожу, рассеян,
одинокий, скучный.
Не с кем слова молвить,
с вами лишь – деревья,
и о детстве вспомнить
в крае одном древнем…
Здравствуй, друг берёза,
не устала плакать?
Листьями так слёзно
На дорогу капать.
Ну, а ты, осинка,
позвени мне тонко
веткой-хворостинкой
в колокольчик звонкий.
Что молчите, ели?
или – не напрасно?
Скоро вас метели
снегом разукрасят.
Не грустите, вербы,
над речным обрывом,
берегите нервы,
бойтесь нервных срывов.
Скоро ветер срежет
листья ваши бритвой,
хорошо бы прежде
нам поговорить бы.
Помните, как белкой
я взлетал в ваш полог
рядом с речкой мелкой,
был я юн и звонок.
А теперь, вот, осень,
а теперь, вот, ветер,
не стоните, сосны,
не ломайте ветви.
В этот день осенний,
в этот день не лучший
я брожу, рассеян,
одинокий, скучный.
Не с кем слова молвить,
с вами лишь – деревья,
и о детстве вспомнить
в крае одном древнем.
In memoriam
Сергей Орлов
Не мог я знать его – ни на войне,
и ни в краю его озёрном:
намного старше был он по годам,
Севера таинственные зёрна
в душе его росли – с войною пополам.
И вот однажды, белой ночью,
на берегу забывшейся Невы
увидел на лице его воочью
клеймо красноречивое войны.
Средь молчаливых строгих зданий
лицо то было не лицо – а лик
гигантских битв, невиданных страданий,
войны недавней онемевший миг.
На том лице, войною опалённом,
дымящемся, как поле – под огнём,
в сраженье уходили батальоны
июльским или августовским днём.
Прошел он мимо, человек обычный,
в костюм одетый, как на всех, простой,
по набережной, ко всему привычной,
с судьбой зарытых в шар земной.
Николай Рубцов
Над Россией поют соловьи,
великого сердца поэты,
их при жизни, Россия, люби,
пока песни не все ещё спеты.
Ведь не знают, как долго им петь,
может, скоро от песен устанут
и начнут о днях тех скорбеть,
когда голос рассёк поляну.
Или, крылья раскрыв на ветру,
в мёртвый час, никому не мешая,
на рассвете однажды умрут,
древней песней поля оглашая.
