но пути туда топь да гать,
топь да гать километров тыща, считай,
не видать отсель, не слыхать.
Это там телевизорный есть король,
на все руки мастак-мудрец.
А у нас он ноль, босота и голь,
на дырявой дуде игрец.
А ведь мы уж не то чтоб совсем куку,
не шаляй-валяй – ведь у нас
жмудь-страна приснилась раз мужику
и не Шауляй – Каунас!
И хоть наша кровь не из тех европ,
а сама собой по себе,
но на вкус и запах она – укроп,
истолченный с солью к зиме.
Да не с той, что под веки сует себя,
солью зренья. А с той, что с век
вдруг слетает на теплую пыль, шипя,
как сухой не вовремя снег.
Ars poetica
Ю.К.
Исторгни тост не тост
Из говорения:
– За безответственность
Стихотворения!
За звук, не в очередь
На штамп ко вкладышу,
Не чтобы речь тереть,
Упавший на душу.
Не за в морщинах лоб
И палец к темени —
За вереницу слов
Без роду-племени.
За все, что числится
Как безыдейное —
Пей за бессмыслицу,
Возню постельную,
Бузу базарную…
За непохожее
На жизнь!
Чтоб шарм ее
Почуять кожею.
«Что-то глаз и ухо дразнит…»
Что-то глаз и ухо дразнит,
мелко-мелко мельтеша:
дескать, глория сик транзит, —
и давай кряхтеть душа.
Как в котле у юной ведьмы,
вскиснувшее вещество:
не иметь бы, не иметь бы,
не иметь бы ничего.
Ни готовить тайной встречи,
ни шутя орехи грызть,
ни роскошествовать в речи,
ни сосчитывать корысть.
…А куда же ты глядела,
когда девочкой была?
Для чего искала дела
и узор, как сеть, плела?
Вот и колет твой же острым
плавником тебя улов.
Щиплет йод. Не пир, не постриг
жизнь. Не память. Жизнь из слов.
На Волге
Волна набегает, и берег давай говорить —
о веслах, винтах, парусах и канатных паромах.
Она отвечает, но речи потеряна нить.
Доносится лишь: – Я не дура. – Я тоже не промах.
И было б забавно взаимное их хвастовство,
не бейся там сдавленный всхлип и мольба. Опозданье —
от века в ней свойство натуры, тогда как его
натуры ядро – неназначенных встреч ожиданье.
Лаская губу ль его заячью, волчью ли пасть,
щекочет она изъязвленное ею же нёбо.
И чья, непонятно, в их кашле натуга, чья власть.
И кто задохнулся, она или он? Или оба?
«Коровки божьей, жука и мухи…»
Коровки божьей, жука и мухи
трепещут крылышки и дребезжат,
и застревает в безвольном ухе,
чего не ловит надменный взгляд.
