Лида поднесла и положила букет сирени на то место, где вел до конца свой последний бой человек, с кем она собиралась идти, хоть на край света, её ненаглядный Пётр Логвинов, её Петечка. Перекрестившись трижды и что-то прошептав беззвучно, повернулась к Грише и тихо сказала:
– Всё! Пошли.
В этот же день, чуть отойдя от того, что пришлось увидеть и испытать, Лида, села и написала домой, маме письмо, подружке Наде и отцу, хотя и не знала, дойдёт ли оно. На предыдущее он не ответил и где он, и что с ним она не знала.
Лида не знала и подумать не могла даже, где сейчас находится её брат Вася и сестрёнка Маша. И вообще ничего не знала, что сейчас дома. Только сейчас она поняла, что прошло уже полтора месяца, а она жила всё это время только одной мыслью, мыслью о Петре. Поняв это, она даже содрогнулась: «Как же так, я совсем забыло о родных, маме, отце, брате и сестре. А, ведь они тоже переживают и постоянно думают обо мне.
Этот день всё расставил по своим местам, и она больше не ходила, как тень с опущенной головой. Она для себя всё решила и уже завтра, не откладывая сделает то, что должна. Лида твёрдо решила, что её место сейчас не здесь. На её место найдут способную девушку из её же цеха, мастер немного подучит и от её ухода белый свет не станет чёрным. Она должна быть там, на фронте. Завтра с утра, Лида собралась идти в райком комсомола и проситься на фронт.
Там она сможет отмстить этим подонкам за смерть тысяч земляков, ростовчан, за разрушенную столицу Дона и тысячи сел, десятки городов, за него, за того, к кому она, как птица в клетке, стремилась все дни и ночи, будучи в эвакуации. И встреча состоялась, но не с ним, а с местом, где закончился жизненный путь патриота, комсомольца, молодого и красивого парня, её любимого человека, которого она хотела видеть в качестве мужа. Не судьба.
IV
После возвращения из эвакуации обкома комсомола, из г. Саратова, штат его отделов и служб, как и городского и районных комитетов ВЛКСМ изменился процентов на сорок. Многие комитетские работники были отправлены на фронт по распоряжению ЦК ВЛКСМ, для усиления агитационно-пропагандисткой работы, в качестве активной помощи командирам, политработникам непосредственно в зонах боевых действий, на фронте, где около четверти всего личного состава бойцов составляли комсомольцы.
Когда Лида шла в Райком комсомола, то единственная мысль сверлила её разум – «как уговорить обновлённое начальство отправить её на фронт и не просто, а чтобы на работе не было возражений, из-за директива или распоряжения „сверху“, которое обсуждать и тем более отменять принято не было – себе же дороже». Но все сомнения были напрасны, так как новое начальство в большей степени интересовали также директивы «сверху», но уже ЦК ВЛКСМ и вышестоящих органов ВКП (б). Это только через полтора месяца, а точнее 26 июня 1943 года было принято постановление Совета народных комиссаров СССР «О первоочередных мероприятиях по восстановлению хозяйства города Ростова-на-Дону и Ростовской области». И, будь это постановление сейчас на столе даже не первого секретаря Райкома комсомола, а руководителя даже низшего ранга, как секретаря комитета завода или той же швейной фабрики и прошение Лиды было бы безоговорочно отклонено, с формулировкой о «необходимости восстановления инфраструктуры освобожденного города и оказание помощи фронту продукцией тыла».
Но случилось так, как случилось. Второй секретарь, молодой мужчина в военной форме и с наградами на груди, явно успевший «понюхать порох» на фронте и, скорее всего, имеющий ранения и контузии, приняв заявление, прочёл и улыбаясь произнёс:
– Похвально! Очень похвально, что комсомолка и не рядовая, а секретарь комсомола швейного цеха, показывает пример патриотизма и марксистко-ленинской сознательности, с пониманием настоящего, тяжелого положения на фронтах, изъявила желание идти на фронт. Очень хорошо, Лидия… – взяв снова в руки заявление со стола и уточнив, добавил, – ах, да, извините, Петровна!
Снова опустив бумагу на стол, прошел вдоль столов и остановившись у окна с оклеенными крест на крест бумагой стёкол, не поворачиваясь продолжил:
– Сейчас уже не то время, когда мы впопыхах собирали народное ополчение и необученные и малообученные ополченцы гибли в первом или во втором бою. Тем более девушки, которые должны рожать ещё Родине сынов, нет, не на фронт, пока не на фронт. Мы ведём набор девушек на ускоренные курсы медицинских сестёр и меддружиниц, а также набираем курсы зенитчиков-артиллеристов. Медиков готовят у нас в Ростове, зенитчиков в Батайске. Если вы не передумали, то можете подумать и прийти с решением.
– Я уже решила. Я хочу лично уничтожать фашистов, я хочу быть зенитчицей.
– Вы уверенны?
– Да, уверенна, как никогда ранее. Вы верно сказали, что необходимо личным примером…
– Хорошо. Убедительно. Я напишу вам на работу письмо, чтобы у вас не было проволочек с расчётом. Сейчас дам указание о снятии вас с учёта. Билет с вами? Хорошо. Напишите заявление и вот ваш будущий адрес приписки, училища в Батайске. Идите к секретарше она напечатает направление, я подпишу и в добрый путь, Лидия Петровна.
– Спасибо вам, Сергей Георгиевич!
– Да мне-то не за что. Не на курорты путёвки выдаю – на фронт, под ружьё. Я бы и сам снова пошёл, но… – секретарь не стал уточнять причину, да и понятно – это личное, зачем знать молодой девушке, тем более что она готова, рвётся буквально туда, откуда он недавно вернулся, по заключению военной медицинской комиссии.
Лида пришла в цех в приподнятом настроении. Никто не мог даже близко угадать причину изменения настроения девушки. Это было что-то невероятное: она ещё вчера падала в обморок, под действием тяжёлых душевных переживаний, а сегодня… Кто-то, даже предположил, шушукаясь с подругами, «а не сошла ли она с ума, случаем?».
– Девчонки, сегодня я устраиваю «сабантуй» по случаю моего отъезда. Придёте?! Застолье богатое, сами понимаете, предложить не смогу, но чаю попьём точно и девичьи страдания затянем во все голоса.
– Да, что случилось? Домой уезжаешь? – первой не сдержалась Варька-доярка, так её в шутку среди своих называли девчонки швейного цеха, из-за её излишней пышности и того, что она с 16 лет успела в колхозе поработать дояркой и часто вспоминала работу и даже своих бурёнок, которых она величала по именем, т.е. кличкам.
– Нет, не домой. Я даже маме письмо напишу уже оттуда, чтобы адрес указать.
– Лидка! Ты на фронт собралась?! – не узнавая свою подругу, из-за скрытности, удивилась Лена, – ну ты даёшь!
– Да, нет же, Ленуся! Я в Батайск уезжаю, на зенитчицу буду учиться. А потом, конечно, на фронт.
Наступила гробовая тишина, от которой даже в дальних углах замолчали, перестав «стрекотать» челноками швейные машины, все замерли и с удивлением смотрели на Лиду.
– А, чё, правильно, Лида! Я тоже пойду. Меня возьмут, а, Лид? – заглядывая в глаза Лиде, чтобы понять – не разыгрывает ли она всех, высказалась Варька.
– Нет, Варя, не возьмут, – с гиканьем, за Лиду ответила Надежда, женщина лет сорока, которая раньше отличалась серьёзностью и дисциплинированность и не только в работе, но и в общении, – не берут доярок в армию, у них «броня». Кто же будет фронту молоко поставлять?
До этого серьёзные и настороженные девчата, закатились дружным смехом, а Варя, покраснев, отвернулась, со словами:
– Да, ну вас!
Вечер действительно был с чаепитием и грустный, а грусть часто переходила в слёзы. И эти слёзы совсем не означали, что девчата, в прямом смысле до слёз переживают за Лиду, а каждый в эти минуты думал о своём и почти у каждой был повод для грусти и для скорби. Какое было время? Время военное, фронт рядом и каждый день, почтальоны, передавая людям похоронки, принимали на себя часть чужой боли, тем самым разделяя её, думая, что получившим письма в виде треугольников, с незнакомым почерком, будет от того легче.
Так вот и сейчас, девчата не хотели показывать того, что они переживают и это почти тоже, что обычная командировка, как до войны и ничего в этом опасного нет, но это до тех пор, пока кто-то первым невзначай пустит слезу и пошла «цепная реакция».
А когда компания совсем «раскисла», Лена, резко оборвала все причитания и ненадлежащее, для поддержания нужного настроя Лиде, перед дорогой:
– Хватит ныть! Значит, так: все слёзы в карманы и разошлись по углам-клозетам. Лиде нужно вещи свои сложить, чтоб завтра запарки не было. Сказано же было, что не на войну, не на фронт уезжает наш комсорг. Мне-то, надеюсь письма писать будет, а я то, что можно, вам буду на работе зачитывать. Идёт?
– Вот кого нужно вместо Лиды комсоргом выбрать, – серьёзно заключила Лиза, рыжеволосая, молодая девушка, с двумя, торчащими из-под косынки хвостиками-косичками, недавно подселённая в комнату Лиды с Леной и отсутствующей сейчас, работающей во вторую смену Татьяной.
– Ну этот вопрос мы обсудим позже, на комсомольском собрании, а второй кандидатурой будешь ты, да? – полушутя, но серьёзным тоном ответила ей Лена.
– А, чё, я? Нет, я не смогу. У меня опыта нет, я не справлюсь!
– Партия комсомолу скажет – надо! А комсомол ответит – есть! – уже с улыбкой, подмигнув растерянной Лизе, девизом ответила Ленка и продолжила, – «не умеешь – начат, не хочешь – заставят!».
– Извините, девчонки, что такие проводы получились! И Лена права, мне нужно собраться и попробовать выспаться в гражданском общежитии, перед военной казармой.
Батайская школа подготовки зенитчиков-артиллеристов располагалась на юго-восточной окраине города, где ранее с 1931 года размещалась 1-я авиационная школа Гражданского Воздушного Флота СССР им. П. И. Баранова, а с 1939 года передислоцировалась на обжитую и обустроенную территорию Читинская авиационная школа, переименованная в Батайскую авиационную школу летчиков им. А. К. Серова. С октября 1941 года, школа эвакуировалась в г. Евлах Азербайджанской ССР.
Конечно, не все учебные здания и казармы были полностью пригодны для учебного и тренировочного процесса, но за три-четыре месяца приведены были в надлежащее состояние. Для некоторых окончательный косметических работ даже привлекались девушки-курсанты, имеющие навыки выполнения шпаклёвочных, побелочных и покрасочных работ. Эти работы они выполняли, без отрыва от занятий по военной специальности и основных дисциплин, а за счёт строевой подготовки и отрыва от других общехозяйственных и уборочных работ.
Условия обучения и коммунальные условия в казармах были сносные, но без особого учёта на женский контингент. Конечно, для войны не бывает скидок и немецкие бомбардировщики, летящие бомбить тот же Ростов, с аэродрома, расположенном в г. Таганроге, не будет сверху девушкам, вместо бомб розы и ромашки, а в ответ должны получить не воздушные поцелуи девушек-зенитчиц, а «пощёчины» из автоматических зенитных орудий и пулемётных расчётов.
Как часто напоминал командир учебной роты, особенно в первые дни учёбы, делая замечание:
«Вы там, на гражданке были девушками, а здесь вы, со дня принятия присяги становитесь бойцами нашей славной Красной Армии, красноармейцами. А стало быть, Уставы, написанные без учёта, что вы носите, юбки или брюки, для всех едины и исполнять их должны беспрекословно все, перенося тяготы службы. Да и белья женского того не предусмотрено, с подтяжками и рюшечками…».
Конечно же, условия проживания в казарме, несколько отличались от тех, что были в общежитии, но в сравнении с временем до войны, а сейчас совсем незначительно. Так как все курсантки школы в большей или меньшей степени испытали и оккупацию, и проживание без удобств, и бомбоубежища, и подвалы, а порой и унижения, проявляемые в самых разных видах, вплоть до насилия.
Лиде учёба давалась легко. Руководство школы, бесспорно, узнав о выполнении её обязанностей комсорга, тут воспользовались этим и без возражений, единогласно была избрана комсоргом учебного взвода зенитчиков ствольной артиллерии.
Пришлось привыкать всем к наматыванию портянок, умыванию и купанию в холодной воде. С духом закалялось тело, что для многих уже давно было делом привычным за два года войны.
Хоть и весна вступила в свои права, только это замечать девушкам было некогда. Личная жизнь, если это можно так назвать сводилась к двум часам приведения себя в надлежащий порядок и времени, для написания писем домой или подругам, а у кого был – любимому человеку или проще говоря, парню, с кем были в своё время встречи и даже определённые планы на совместную семейную жизнь. Было во взводе человек пять молодых женщин, у которых были зарегистрированные браки, но детьми ещё обзавестись пока не успели. И у двоих из них уже точно от тех, кто никогда уже не сможет носить почётное звание отец, никогда детей не будет по понятной причине – они погибли, защищая Родину.
– Взвод, приготовиться к построению, – скомандовал заместитель командира взвода курсантов-зенитчиков, после заправки коек, принятие водных процедур и одевания, старший сержант Гордиенко.
Движения девушек, хоть и были, на первый взгляд хаотичными, но имели рациональные траектории движения и с каждым днём всё больше напоминали организованные потоки, без излишних столкновений и неразберихи.
