Просветлённая обезьяна

Океан трезвости

Дома хорошо. Дома и дождь не доставляет дискомфорта, потому что идёт за окном и не приходится мокнуть. Человеческая жизнь может наполниться комфортом благодаря крохотному глотку горячего напитка вроде кофе или чая. А вот алкогольные напитки могут наполнить жизнь болью, иногда приключениями, но зачастую алкогольные вливания заканчиваются не очень хорошо. Я знал об этом по личному опыту, именно поэтому не пил уже давно. Пришлось убедить себя, что трезвость – это океан возможностей, в котором легко утонуть, поэтому нужно искать горизонт и прикладывать усилия, чтобы плыть. А пьянство – это река, которая кажется блаженной, но её течение неумолимо несёт вдаль, где она обрывается водопадом в бездну страданий.

Это банально, но легко плыть по течению. Выпить чего-то алкогольного тоже легко, как и выкурить сигарету. А вот отказать себе в этом – уже усилие. Истории про алкоголиков могут быть интересными и смешными, возможно, даже увлекательными. А что может рассказать трезвенник? Про то, как правильно есть по утрам брокколи и цветную капусту? Я даже не знаю, как выглядит цветная капуста.

Мне было тридцать, я был молодым и безработным. На последнем месте работы (о котором не хочется рассказывать) меня сократили из-за кризиса. В экономике я не был силён, поэтому о кризисе услышал впервые, когда меня вызвали в отдел кадров и вручили уведомление. Мне выплатили компенсацию в несколько окладов и отпустили. Моё место занял чей-то родственник. На его трудоустройство, по всей видимости, кризис повлиять не мог.

Целыми днями я пытался найти работу. Служба занятости отправляла меня колотить гробы, работать на стройке или санитаром в морге. Я побывал везде, но нигде меня не взяли. Такая работа была непростой, и люди на ней крепко пили. Куда бы я ни пришёл, глядя на моё трезвую физиономию, во мне видели чужака. Будто алкоголизм – это неотъемлемая часть тяжёлых профессий, не требующих специальной подготовки. Будто единственное, к чему я должен быть готов, – к постоянному употреблению. Я бы точно спился, если бы устроился на подобную работу. Но кадровики ставили мне пометку об отказе, и я уходил обратно в службу занятости.

Я когда-то работал в больнице, там всюду был спирт, и его использовали не только в медицинских целях. Это была своеобразная валюта. Отремонтировал замок в хирургии – получил пузырёк.

Из больницы я давно ушёл. И вот теперь опять не мог найти работу. Нормальную, подходящую работу, на которой не нужно пить. Мне это надоело. Я решил, что пора в жизни что-то менять. Нет, я не занялся бизнесом и не записался на курсы про «успешный успех», я собрал рюкзак и отправился в путешествие, решив тратить деньги, полученные после сокращения, лишь на самое необходимое.

Началось моё путешествие с того, что я несколько часов шёл пешком за город, чтобы поймать машину. Там я столкнулся с первой проблемой. Я шёл по обочине. Метрах в двадцати от дороги стоял кирпичный домик с продырявленной крышей, из которого неожиданно выбежала огромная собака. Я впал в ступор и не знал, что делать. Эта мохнатая верзила приближалась ко мне и хрипло лаяла, открывая клыкастую пасть. Чтобы она не откусила мне ползадницы, я скоренько перебежал трассу. Собака осталась на другой стороне и лаяла мне вслед. К моему счастью, на трассе было довольно оживлённое движение, и псина не рискнула рвануть за мной.

Выйти на дорогу для меня оказалось непросто. Я не был крутым автостопщиком и поэтому неумело и неуверенно поднял руку с вытянутой ладонью и принялся ждать, когда меня кто-нибудь подберёт. Многие проезжавшие мимо даже не обращали на меня внимания, а некоторые лишь бросали короткий взгляд. Я простоял минут сорок, пока меня не подобрал приветливый старик, ехавший с внуком на дачу. Старик рассказал мне, что в юности занимался подводным плаванием, что работал дантистом, даже сообщил, где живёт. С этого словоохотливого водителя и началось моё путешествие.

Спустя две ночи и каких-то пятьсот километров я начал привыкать к дороге. Мне казалось, она впустила меня в свои распростёртые объятия. Я успел прокатиться на фуре и на мотоцикле. Глядя на поля и леса, я понимал, насколько необъятен мир за пределами бетонной коробки, в которой я жил. Каждый день мне доводилось встречать новых людей, от которых я узнавал много нового, и это удивляло меня и даже порой завораживало, а иногда надоедало.

Однажды на дороге я попал под проливной дождь. Он обрушился на меня внезапно, и лишь после раздался гром. Пока я ставил палатку, я весь вымок, да и палатка никак не поддавалась. Я успел спрятать рюкзак под деревом, а когда оказался внутри своей крепости, переоделся в сухую одежду. Сделать это оказалось не так-то просто.

Слушая завывание ветра, я уже подумывал о торнадо, который мог закрутить меня, и тогда путёвка в волшебную страну мне была гарантирована. Но в тех краях не бывало торнадо, зато дождь казался бесконечным. Я не мог разогреть еды или сделать горячий чай, поэтому мне приходилось пережидать стихию, замерзая в не слишком прочной палатке.

Когда мне начало казаться, что я обречён, снаружи послышался скрип тормозов. Затем за стенами моей обители раздались голоса. Я выглянул из палатки и обнаружил два силуэта. Незнакомцы были одеты в дождевики и светили в меня фонарём.

– Это ты по грибы ушёл? – спросил один из них.

– Да этот молодой, – возразил другой.

– Ты чего тут делаешь?

– Загораю! – ответил я. – Не видно, что ли? У вас крема от загара случайно не найдётся?

– Ты тут старика не видел? За грибами ушёл два дня назад, мы его найти никак не можем.

– Не, мужики, не видел.

Парни оказались спасателями. По их прогнозам дождь должен был идти до самого утра, поэтому они предложили мне поехать с ними. Я, разумеется, согласился. В машине на меня надели спасательный жилет, то ли забавы ради, то ли чтобы в луже не утонул, и напоили горячим чаем с лимоном. Так парни спасли меня от стихии, и мы вместе отправились в неизвестном (для меня) направлении.

Привезли они меня в какую-то пожарную часть. Выглядела она настолько древней, будто построена была динозаврами в попытке спастись от пламени, обрушившегося вместе с метеоритом. Внутри помещение оказалось более приятным. Встретил нас полусонный караульный, он выделил мне койку и сказал:

– Ты только постарайся уйти до развода, а то вдруг начальство приедет.

Спасатели оставили меня, а сами отправились на поиски грибника.

Проснулся я рано утром, пожарные угостили меня завтраком, я их поблагодарил и отправился в путь. Мир стал расширяться. Просторы, среди которых я оказался, демонстрировали мне несоизмеримое ни с чем величие и великолепие жизни. Стены моей комнаты вдруг рухнули, и я оказался среди бесконечности. Дорога уходила вдаль, за горизонт, а я шёл следом.

Большой лопух

Океан трезвости выбросил меня на просёлочную дорогу. Я долго шёл, солнце напекло голову, и мне хотелось пить. Хотелось, чтобы дождь вернулся. Я подумал, что вообще мог лежать в прохладной квартире и напиваться до беспамятства, но предпочёл путешествие. Да, это самое увлекательное путешествие, из которого постоянно хочется вернуться домой.

Я устал и решил прилечь на травку. Я мечтал о том, чтобы поблизости оказался огромный лопух-мутант, под которым я мог бы скрыться от солнца. Но никакой подобной растительности поблизости не было.

По просёлочной дороге ехал старый прицеп от автомобиля, запряжённый лошадью, которая выглядела немного уставшей. Остановилось это транспортное средство прямо напротив меня.

– Живой хоть? – спросил бородатый старичок, управлявший повозкой.

– Вроде да, – ответил я.

– Это тебя кучерявый на тракторе подвозил?

– Да, меня тут высадил, а сам за самогоном поехал.

– Встретил я его, просил посмотреть, не сгорел ли ты тут под солнцем. Подвезти?

– Погнали, – сказал я и подошёл к повозке.

Кузов был заполнен сеном, на котором уютно расположились мужчина лет пятидесяти и молодая девушка. Девушка спала. Мужчина взял у меня рюкзак, положил его рядом, подал мне руку. Я запрыгнул внутрь, старик скомандовал лошади, и мы поехали.

– Боно, – сказал мужчина, протянув мне руку.

Я в недоумении еë пожал.

– Что это значит?

– Это моё прозвище – Боно. Сокращённо от бонобо, приматы такие. А у тебя какое прозвище?

– Не знаю даже, что и сказать. Обычно люди свои имена называют.

– А ты разве не в лагерь едешь?

– Какой лагерь?

– Ну этот, для тех, кто ищет просветления. Лагерь, в который нужно входить, позабыв прежнюю жизнь, и поэтому лучше придумывать себе прозвище вместо имени.

Боно сообразил, что я не понимаю, о чём он, и объяснил:

– Это дочь меня надоумила. – Он кивнул на спящую в сене девушку. – Пойдём, говорит, съездим. С людьми пообщаемся. Лагерь там, на берегу реки, никакого алкоголя, наркотиков и много умных людей. А я человек общительный. Вот и согласился.

– Далеко этот лагерь находится? Сколько там вход стоит? Мне бы воды попить, а то у меня кончилась. Может, у них есть.

Боно достал из своего рюкзака бутылку воды и протянул её мне.

– Без воды мы ничто, – сказал он.

– Спасибо.

– Мы вроде приехали почти. Проживание там бесплатное. Я так понял, что это просто лагерь для людей с разными интересами. Я бы даже сказал, с не совсем традиционными интересами.

Дочка Боно проснулась и приподнялась. В её чёрных густых волосах застряло сено. Она была настолько красивой, что мне показалось, будто я сразу в неё влюбился.

– Здрасьте, – сказала она, посмотрев на меня.

– Доброе утро, – ответил я, хотя дело двигалось к вечеру. – А какое у тебя прозвище?

Она сначала засмущалась, а потом сказала:

– А я ещё никому не говорила.

– Мне говорила, – сказал Боно.

– Я имею в виду, что не представлялась так перед незнакомцами. Я Роза.

Она протянула мне руку.

– Красивая, но с шипами? – спросил я, пожав хрупкую ладонь.

– Нет. Просто когда мы с папой придумывали прозвища, мы проходили мимо магазинчика с цветами. Я увидела розы и решила взять такое прозвище.

– А почему «Роза»? Почему не «Магазин» или «Тротуар»?

Роза с удивлением посмотрела на меня.

– Не знаю, – ответила она, пожав плечами. – Мне так захотелось. А у тебя какое прозвище?

– Никакое.

– Не придумал, значит.

– Ты не поняла. Это и есть моё прозвище. Я Никакое. Да, теперь я Никакое. Ты Роза, это Боно. Весело мы едем на этой прекрасной карете. Кстати, Боно, потому что вы где-то встретили бонобо?

– Нет, – ответила Роза. – Просто папа биолог и решил так пошутить, наверное. Это я его назвала Боно, потому что Бонобо мне кажется глупым.

– Ты что, родная? – улыбнувшись, вмешался Боно. – Вместе с нами едет Никакое, теперь прозвище «Бонобо» не такое глупое.

Старик высадил нас у тропы, ведущей в лес, а сам поехал дальше по просёлочной дороге. Мне было интересно узнать, что это за лагерь для «просветлённых», и я отправился с Боно и Розой. По дороге я узнал, что Роза с недавних пор работает врачом, сейчас у неё отпуск, и она захотела провести его необычным образом, посетив этот лагерь. А Боно решил составить ей компанию.

– Что вы надеетесь там узнать, в этом лагере? – спросил я.

– Ничего, – ответила Роза. – Мы просто путешествуем. Ты ведь тоже туда направляешься?

– Я принял это решение совсем недавно.

– Вот и мы его приняли так же, как и ты. Только немного раньше.

Я не стал признаваться, что в первую очередь её красота затянула меня в этот лес, где я стал кормом для комаров. Я отгонял назойливых кровопийц и любовался тем, как плавно Роза шла. Я не мог отвести взгляда от её облегающих штанов, а вернее, бёдер (задницы, короче).

Я не осознавал, что иду по лесу будто ослик, следующий за подвешенной перед его наивным носом морковкой. Эффективные стратегии соблазнения мне были неизвестны, поэтому я полагался на случай, ждал подходящей возможности познакомиться с Розой поближе.

– Пап, только ты там не говори никому про свою новую идею, – не оборачиваясь, сказала Роза.

– Что за идея? – спросил я.

– Идея о нашей примитивности, – ответил Боно. – Вернее, о примитивности наших взглядов. Вот есть теория эволюции, и многие ошибочно полагают, что, согласно ей, люди произошли от обезьян. Но эволюция – это процесс развития всего живого на земле. Не только людей и обезьян. Люди не хотят понимать эволюцию, поскольку им просто лень разобраться в ней подробнее. Если им скажут по телевизору, что это вздор, они поверят. Потому что так проще. Лишь единицы откроют книги и начнут изучать этот вопрос.

– А в чём идея-то? Что мы тупые?

– Это даже не идея. Это просто шутка. Шутка о том, что мы всего-навсего просветлённые обезьяны, которые научились давать звёздам имена и выдумывать себе особенную судьбу, которую эти звёзды нам якобы уготовили.

– Почему просветлённые обезьяны? Почему не умные обезьяны? Или учёные обезьяны?

– Потому что умная обезьяна – это приспособленная обезьяна, которая выживает, питается и размножается. А просветлённая обезьяна ищет чего-то большего.

– Ты просто не понимаешь смысла просветления, – вмешалась Роза.

– А ты понимаешь?

– Нет. Я пока ещё не стала просветлённой. Но мне кажется, что просветление не имеет ничего общего с обезьянами.

– Это какая-то дискредитация обезьян. Получается, обезьяны не могут стать просветлёнными?

– Не знаю. Я же не обезьяна.

Лагерь был разбит среди деревьев, которые тянулись к небу плотной стеной. На поляне стояло множество палаток, между которыми бегали дети, и несколько просторных шатров, в которых собирались люди и что-то обсуждали. Возле костра сидела молодая девушка и жарила овощи на сковороде.

– Присаживайтесь, – сказала она, увидев нас.

Я положил рюкзак и сел на него.

– Тоже новенькие? – спросила она.

– Мы тут заблудились, – ответил я. – Мы лётчики-испытатели, проверяли работу нового летательного банана. Банан, к сожалению, упал.

Девушка обворожительно улыбнулась.

– Я Агами, – представилась она.

– У меня нет прозвища, – сказал я. – Оно никакое. Что значит Агами?

– Это такая птица, – вмешался Боно. – Некоторые называют её синей цаплей.

– А вы разбираетесь в птицах? – удивилась Агами.

– Не только в птицах, – ответил Боно. – Вообще я биолог.

– А я Роза. Его дочка.

– Очень приятно. Вы присаживайтесь, у меня сейчас овощи дожарятся, я вас угощу. Что-то я много приготовила. Много овощей съесть сложно, а мало овощей не сытно.

– Нужно просто что-то мясное съесть, – порекомендовал Боно.

– Я решила попробовать отказаться от мяса.

– Вы знаете, что есть забавная разница между животными и растениями.

– Какая?

– Говоря простым языком: животным нужно двигаться, чтобы раздобыть себе пищу, для этого они используют мышцы, а растениям двигаться не нужно, они питаются энергией солнечного света. Фотосинтез. Если бы у помидоров были мышцы, они бы боролись за право не попасть в эту сковородку. Растения тянутся к солнцу, мы тянемся к мясу.

– Можно и без мяса прожить. Говорят, это полезно.

– Можно, если не напрягаться слишком сильно. Если машина стоит в гараже, не нужно тратиться на бензин. Трудно найти людей, отказавшихся от мяса среди шахтёров или строителей, потому что их работа требует огромного количества энергии.

– Папа, хватит читать лекции, – вмешалась Роза. – Давай палатку разбивай.

– Всё нормально, – сказала Агами. – Мне даже интересно.

Мы расположились вокруг небольшого костра. Солнце спряталось за облаками. Боно и Роза сразу же принялись устанавливать палатки. Я же с этим не спешил. Я наконец мог отдохнуть и не думать о том, куда двигаться дальше. К тому же моя дешёвая палатка выглядела скорее как смятый кусок ткани, выброшенный кем-то. Если бы мимо неë проезжал мусоровоз, её бы точно бросили в кузов к остальному мусору. И меня вместе с ней. Поэтому останавливаться у дороги было небезопасно.

Я поглядывал на Розу и подумывал о том, что было бы неплохо оказаться в одной палатке с ней. Решительности во мне было немного. Я подумал, что, даже если у меня получится пообщаться с ней поближе, делать следующий шаг в присутствии отца-биолога будет не совсем уместно.

Ночью я узнал, что у Розы есть парень. Она мило разговаривала с ним по телефону и спрашивала, как у него здоровье. Беспрестанно хихикала и жевала волосы, слушая его. Я немного расстроился, поняв, что моим фантазиям по поводу неё не суждено сбыться.

– Тук-тук, – раздался шёпот снаружи палатки.

Я расстегнул молнию и выглянул. Это была Агами.

– Извини, что отвлекаю, – неловко произнесла она. – Хотела попросить у тебя кусочек хлеба. Есть хочется.

– Могу угостить копчёной сосиской.

Агами посмотрела на меня и кивнула. Я достал из рюкзака две сосиски и протянул ей. Она схватила их и скрылась в ночи, будто хищница, добывшая пищу, а может, ей просто стало стыдно.

Пустые тропы

На следующий день я собирался двинуть дальше, но Агами настояла, чтобы я остался. Она была красивой, а я падким и наивным, поэтому долго меня упрашивать не пришлось. Ещё и палатку было лень собирать. Решил остаться.

До полудня люди занимались разными делами: кто-то играл в бадминтон, кто-то на музыкальных инструментах, кто-то просто читал. Я обратил внимание, что в лагере совершенно нет людей, балующихся алкоголем.

Оказалось, что в лагере категорически не приветствовалось распитие спиртных напитков и употребление прочих дурманящих средств. Людей, которые их с собой приносили, настоятельно просили уйти. Узнав об этом, я обрадовался, что нахожусь среди людей, которые живут и наслаждаются жизнью, не прибегая к деструктивным (но иногда авантюрным) методам досуга.

После полудня в одном из просторных шатров начали собираться люди. Они расположились на подушках и ковриках, образовав круг. Кто-то лежал, кто-то сидел с блокнотом и ручкой, приготовившись записывать. Среди них я увидел Розу и Боно, который махнул нам с Агами рукой. Мы подошли и сели рядом с ними.

– Это группа анонимных алкоголиков? – спросил я.

Роза посмотрела на меня так, будто я тупой.

– Наверное, – усмехнувшись, ответил Боно.

Роза отвернулась, закатив глаза.

– Они хотят послушать его, – сказала Агами, показав на мужика, сидевшего в центре и общавшегося с людьми.

Мужик был вполне обычным, лет пятидесяти, с подкачанными плечами, чёрными волосами и густыми бровями.

– А кто это? – спросил я.

– Его называют Маэстро, – ответила Агами. – Очень умный дядька.

Прозвучал громкий удар гонга. В шатре стало тихо. Люди просто сидели и ничего не делали. Кто-то закрыл глаза. Я крутил головой и осматривался. Агами сидела молча, как и все остальные. Переглянувшись с Боно, мы пожали плечами. Тишина продлилась несколько минут, пока одна женщина не начала громко смеяться. Следом за ней рассмеялись ещё несколько человек, спустя мгновение смеялись все. Я тоже смеялся, правда, не понимая над чем.

Когда смех стих, Маэстро спросил:

– У кого-нибудь есть вопросы? Или пожелания?

Одна девушка встала и начала говорить:

– Я ещё вчера хотела спросить, но как-то не решалась.

– Молодец, что решилась, – подбодрил Маэстро. – Не бойся спрашивать.

– Раньше я часто ходила в гости к дедушке и бабушке. Когда умерла бабушка, он остался один. Мы очень сдружились с ним за пару лет. А когда дедушки не стало, я пошла в сторону его дома обычным путём и поняла, что эта дорога теперь не имеет смысла. Раньше я сознательно шла к дедушке, а теперь понимаю, что его там нет…

– Тропа опустела, – сказал Маэстро. – Тропа всегда была пустой, пустой для смысла. Представь, сколько существует троп, о которых ты даже не знаешь. Тропа всегда была бессмысленной. Твой дедушка был наделён смыслом для тебя. Но это смысл, которого нет и никогда не было.

– Теперь какая-то пустота, – тоскливо сказала девушка.

– Пустота всегда будет возвращать тебя. Пустота была в тебе всегда. С самого твоего детства. Когда ты родилась, ты не знала своего дедушку, ты познакомилась с ним потом. И на какое-то время он заполнил эту пустоту. А теперь его нет, а пустота вернулась. Пустота – это всего лишь слово, которое означает отсутствие чего-либо. Отсутствие привязанности, отсутствие зависимости, отсутствие реакции.

– Я думала об этом. Мне хотелось заполнить эту пустоту. Но что значит «заполнить пустоту»?

– Ничего. Мы всё равно в неё вернёмся, когда умрём. Можно перестать обращать внимание на эту пустоту. Можно употреблять вещества, которые вызовут у вас различные ощущения. Но заполнить её…

Маэстро задумался, глядя на собравшихся, затем продолжил:

– Представьте банку, которая летает в невесомости, в вакууме, в пустоте. Наполнить такую банку водой будет очень тяжело. Вам придётся хватать летающие пузырьки и засовывать их в банку. Вам придётся приложить усилия, чтобы заполнить пустоту в банке. Попытки заполнить пустоту – это попытки поймать пузырьки в невесомости.

Собравшиеся усмехнулись.

– Но когда вы спуститесь на Землю, вы поймёте, что здесь банка не может быть пустой. Сначала её наполнит воздух. Если вы этого не заметите и попробуете налить в неё воды, вы увидите, что вода не разлетается пузырьками, а находится в банке. Но банка заполнена благодаря силам, которые действуют на нашей планете.

Маэстро молча посмотрел на всех. Боно слушал его с искренним интересом.

– Всё относительно, – сказал Маэстро. – Для тебя тропинка к твоему дедушке имела смысл. Но ты не оплакиваешь каждого дедушку, который умирает. Ты не ходишь ко всем бабушкам и дедушкам, это пустые тропы. Просто у тебя есть сила привязанности к твоему дедушке. Но она относительна и есть только у тебя. Поверь, никто из нас не скучает по твоему дедушке, как ты.

Девушка улыбнулась.

– Отпустить – значит прекратить прикладывать усилие, – продолжил Маэстро.

– Это всё звучит как-то… научно, что ли, – в изумлении прошептал Боно.

– А должно звучать так, будто я шарлатан? – спросил Маэстро, а остальные засмеялись. – Вы сами сюда пришли. Мы просто собрались, чтобы говорить, чтобы жить. Это место, откуда каждый может уйти и куда каждый может прийти. Наши родственники нам не принадлежат, мы не можем решать, когда им умирать. Мы переживаем не потому, что их нет, мы переживаем потому, что у нас нет возможности с ними увидеться.

– Иногда мне его не хватает, – продолжала девушка.

– Тебе не хватает. А ты представь, что твой дедушка там, где ему хорошо. А ты ходишь и думаешь: «Дедушка должен быть со мной, а не там, где он сейчас».

– Но он мёртв, как ему может быть хорошо?

– Но ему и не плохо. Ты пытаешься объяснить это определённым образом. В университете я дружил с одним учёным, однажды он сказал мне: «Просто представь, что я – это ты, воплотившееся в другой человеческой форме. Тогда все люди – просто один человек, имеющий множество воплощений». Правда, при этом он добавил: «Возможно, человечество – это огромный мозг, страдающий психозом, шизофренией. Наша планета должна сидеть в смирительной рубашке и ощущать безумие, которое мы порой творим».

Кто-то усмехнулся, кто-то понимающе кивал, а кто-то пристально смотрел на Маэстро, пытаясь его понять.

– Со мной примерно такой же парень учился, – сказал Боно.

– Что он говорил? – спросил Маэстро.

Остальные посмотрели на Боно, ожидая ответа.

– Всё началось с так называемой квантовой теории мужских сосков, – начал Боно. – Тогда слово «квантовый» было довольно популярным, а сама теория родилась в споре с профессором. Наш профессор называл мужские соски абсолютно бесполезными. Но этот парень утверждал, что мужские соски служат доказательством того, что мы являемся частью эволюционного процесса, представляющего собой биологическую кашу, в которой мы пытаемся отыскать смысл. Твердил, что мы все крохотные частицы огромной биологической машины, которую пытаемся постичь. А мужские соски тому доказательство.

Люди внимательно слушали Боно, кто-то даже записывал. Роза прикрыла лицо руками, похоже, она слышала это тысячу раз, и ей было немного неловко оттого, что теперь Боно выступает публично с «квантовой теорией мужских сосков».

– А я ему всегда отвечал, что мы просветлённые обезьяны, – продолжил Боно. – Мы обезьяны, которые отложили в сторонку бананы, надели брюки и отправились на поиски смысла.

Маэстро рассмеялся.

– Приветствую вас, просветлённые обезьяны, – обратился он к остальным.

В ответ шатёр наполнился смехом. Кто-то начал изображать обезьяний вопль. Роза тоже смеялась, похоже, что ей больше не было стыдно. Боно улыбался.

Когда люди успокоились, он сказал:

– По поводу мужских сосков хотелось добавить. Современные исследования показывают, что при употреблении женских гормонов мужские молочные железы тоже могут выделять молоко.