Виртуал. Соло по Индии. Часть 2, она же – первая

© Завгородняя Элеонора

© ИДДК

Читала и с головой и сердцем погружалась в мир героев. Очень тонко. Очень искренне. И очень глубоко. Одна из тех книг, которые не отпускают, и ты проходишь путь автора вместе с ним – плечом к плечу. Психологическая драма о любви, поиске себя и смысле жизни. Книга для всех и обо всех нас.

Элеонора, читаю Вашу книгу. Я не могу ее читать подряд. Я читаю ее постранично. Вот где открою, там читаю. Читаю, и у меня такое впечатление, что у меня происходит какая-то трансформация. Бывает, что прочитаю абзац, и хожу под впечатлением этого абзаца. Бывает, что прочитаю полторы страницы. Но я не могу читать больше. Меня это очень сильно удивляет. С другой стороны, на меня с Вашей книжкой какая-то благодать снисходит. Мне настолько нравится, как Вы пишете! Меня потрясает Ваша открытость и откровенность. Меня удивляет Ваше видение. Спасибо Вам! Вы сделали для меня неоценимый подарок. Мне кажется, я Вашу книгу буду читать несколько лет, чтобы с каждым разом трансформироваться, меняться, открывать для себя новые грани. Спасибо!

Вместо предисловия

Я прекрасно понимаю, что после Анны Гавальда («Просто вместе»), Януша Леона Вишневского («Одиночество в сети»), Элизабет Гилберт («Есть, молиться, любить») и Михаила Володина («Записки белого человека») написать что-либо стоящее уже сложно. Но у меня есть оправдание – идею этой книги я вынашивала одиннадцать лет, она появилась задолго до того, как мою душу вывернули наизнанку книги этих людей. Одиннадцать лет я ходила «беременной» этой книгой, а это тяжело. Так что у меня не было вариантов – мне пришлось написать.

Глава 1

С чистого листа

На экране монитора переднего кресла показывали кино про спасательные жилеты.

…Я летела в Индию собирать себя по кусочкам…

В любом деле главное – начать. И – самое сложное. То же самое касается и того, когда пытаешься что-то рассказать. Это потом уже польётся поток, сам собой, сам найдёт нужное русло и подберёт слова, порой те, о существовании которых ты уже и забыл в вечной суете. А они раз – и возникают. Где-то лежали, забытые, как старые вещи, которыми давно не пользуешься. А пока непонятно откуда начинать, с какого момента, что важно, а что нет.

…Я встречала Новый год в разных условиях – в кругу семьи; в шумной компании друзей; вдвоём на даче – проснувшись за семь минут до боя курантов, на ходу натягивая штаны и куртки, хватая бенгальские огни и несясь напролом по сугробам через дорогу в лес, на любимую поляну с соснами. Я встречала Новый год, даже забираясь почти ползком на гору Шри-Пада, на четыре тысячи восемьсот с чем-то там ступенек. Но я никогда не встречала его одна в аэропорту у чёрта на рогах…

И сейчас я бродила по аэропорту Дубая… в поисках еды. Да, такое, знаете ли, совершенно приземлённое желание чего-нибудь съесть. Я бы вообще-то написала – «сожрать», но это неприлично, а я человек воспитанный. Съеденный в самолёте из Москвы до Дубая вегетарианский ужин переварился быстрее, чем того требовали обстоятельства, к тому же кто-то там что-то перепутал и мне вместо обычного вегетарианского ужина подсунули строгий мусульманский, который отличается от первого особой строгостью – нет там ни масла, ни сыра, который я люблю в любых его проявлениях. Сосед по креслу упрямо отказывался съесть плавленый сырок, который жена предлагала ему уже в пятый раз (их обед был стандартный – с мясом, рыбой, маслом – и сыром). «Вот стоит так упираться» – буркнуло что-то внутри меня (кажется, это был желудок. Он бы ни за что не отказался от сыра). Так вот, я бродила по аэропорту сначала в поисках еды, потом – в поисках обменного пункта, чтобы было чем заплатить за эту еду. Одиночное путешествие молодой белой женщины вызывало массу восторга у «восточных» обитателей дубайского аэропорта и мысль о том, чтобы снять с себя тёплую флисовую кофту, под которой была только тоненькая майка, пришлось похоронить в первые же две минуты. Так я и таскалась в жару, одетая как на Северном полюсе, обливаясь по́том и думая о том, как чудесно я буду пахнуть, сев в самолёт до Ченная. Думаю, соседи по креслу не забудут этот полёт никогда. Я развлекала себя тем, что пыталась найти плюсы этой ситуации.

«Кофта, конечно, жаркая, но она приятного светло-розового цвета, который привлекает к себе внимание – как яркое светлое пятно – видно издалека. Так что мужчина моей мечты обязательно заметит меня!» – говорила я сама себе. Но, увы, несмотря на все мои старания, этот негодяй (то есть мужчина-мечта), так меня и не обнаружил – во всяком случае, ко мне до самой посадки в самолёт так никто и не подошёл.

«Может, тебе надо было букет мимозы с собой взять, а? – язвительно хихикнул кто-то внутри меня – чтоб уж наверняка. Как в «Мастере и Маргарите», помнишь?». Но я была уже в благодушном настроении – я не только нашла еду, но и разменяла деньги, чтобы за неё заплатить – поэтому отпущенная в мой адрес колкость меня не задела.

«Точно! В следующий раз берём букет мимозы» – только и ответила я сама себе.

До боя курантов по московскому времени оставалось двадцать пять минут, и мне нужно было успеть за это время сесть за столик кафе и задобрить разбушевавшийся желудок найденной едой.

Пытаясь победить тазик салата, любезно принесённый мне официантом, я и не заметила, как на экране мобильника высветилось 11.59. Я набрала номер мамы:

– Алло, мама! С Новым годом!

– С Новым годом, доченька!

Трубку выхватил брат:

– Ну, это, ну с Новым годом тебя, что ли!

– У вас куранты пробили?

– Да вот сейчас бьют, слышишь? – на дальнем фоне действительно били куранты. – Мама спрашивает, когда у тебя следующий самолёт.

– Блин, вы бы мне хоть пожелали чего-нибудь, что ли, а то «когда у тебя самолёт»…

– Аааа… ну да… ну, это, желаю, – брат растерялся. У нас в семье не принято было говорить тёплые слова и вообще высказывать чувства. Это было чем-то сверхъестественным, как запуск в космос Белки и Стрелки.

– Спасибо. Дай маме трубку.

– Алё, доча, во сколько у тебя самолёт?

– Мам, ну ты хоть пожелай мне чего-нибудь!

– Счастливого пути! – мамин голос дрожал.

– Мам! Ну, ты чего? Нет, чтобы пожелать мне счастья, чтобы с началом моей новой жизни всё у меня сложилось так, как я задумала, чтобы я встретила свою судьбу и была счастлива…

– Желаю… – по телефону не видно было лица, но по голосу было понятно, что у мамы сейчас совершенно потерянный вид. Произнести такие слова, да ещё в присутствии отца и брата было невообразимо. Простые человеческие радости и слово «счастье» нашей семье были чужды.

– Мам, я улетела в самый Новый год к чёрту на кулички для того, чтобы начать новую жизнь, а ты даже не можешь мне ничего сказать!!!

– Но ты же сама себе всё сказала!

– Мам, но мне-то нужно услышать это от тебя!!! Ты же МАМА!!!

В трубке раздался тяжёлый вздох.

– Мам, ну давай, скажи это! Неужели это так трудно произнести?

Бедная женщина, которой волею судьбы выпало быть моей матерью, молчала.

– Мам, ты слышишь? Мне это нужно, мам!

Мы никогда не были близки с матерью – мы всегда были слишком разными. Мы с братом всегда были с иголочки одеты, накормлены, исключительно хорошо воспитаны. В нашем доме всё всегда сверкало чистотой и уютом. Но такие понятия как чувства, состояние души, настроение, желания, мечты – то есть всё то, что нельзя протереть, помыть и поставить в сервант – в нашей семье отсутствовали. То есть, наверное, они, может быть, и присутствовали у каждого в отдельности – как у меня, например, но говорить об этом вслух было непредставимо. И, в общем, то, что происходило сейчас, было действительно из ряда вон выходящим. Никогда раньше я не подумала бы, что буду выколачивать из маминых уст слова, которые она, наверное, никогда и не произносила. Но сегодня был особенный день. Сейчас, в эту самую минуту, начиналась моя новая жизнь, и мне было важно, нет – мне было жизненно необходимо, чтобы эти слова были сказаны.

Мне нужно было материнское благословение.

В той жизни, в той новой жизни, которую я начинала теперь, всё было по-другому. В этой новой жизни у меня была семья. У меня были мама, отец и брат. И это была не просто кучка людей, по ошибке судьбы и в силу биологических причин сведённая вместе. Это были близкие и дорогие друг другу люди. В этой жизни материнское благословение было не фантастикой – это было реальностью. Мужская поддержка отца и участие брата – это тоже было реальностью. Так должно было быть, и я решила, что назад дороги нет – я сделаю всё, чтобы так произошло. Чтобы сформированный десятилетиями наш семейный менталитет, где вся жизнь – это борьба, в том числе друг с другом – начал рушиться.

Я ощущала себя экзекутором. Это и в самом деле была пытка – я пытала собственную мать.

– Мам! Я летела тысячи километров с пересадками, в чужую страну, где полно всякой заразы, одна, в Новый год, и ты даже не можешь мне ничего сказать?!

Женщина на том конце провода (хотя какие провода у сотовых телефонов?) тяжело выдавила из себя:

– Доченька. Желаю тебе, чтобы всё, что ты задумала, сбылось. Чтобы твоя новая жизнь шла так, как ты хочешь. Чтобы ты встретила свою судьбу и была счастливой.

Я буквально физически ощущала, как тяжело ей было. Слова выходили из груди с такой тяжестью и болью, что это казалось невыносимым даже для меня. Представляю, что творилось с ней!

Но она сделала это. Она это произнесла. Я получила материнское благословение. В ночь с 31 декабря 2009 года на 1 января 2010, под бой курантов, по телефону, в аэропорту Дубая, в ожидании стыковки на самолёт, который увезёт меня ещё дальше, на тридцать третьем году своей странной жизни я буквально вырвала из груди своей матери благословение и теперь знала – всё будет хорошо…

…Эта поездка в Индию не была просто путешествием для расширения кругозора и отдыха. Месяца четыре назад, когда впервые возникла мысль поехать, это было бегством. Бегством от себя, от него, от душащих воспоминаний и бесконечного вопроса – «почему?», на который у меня не было ответа. Это было бегством, или отчаянным прыжком в омут с головой, или чем-то, чему я пока не могу подобрать название. Как это объяснить… это когда ты тонешь один в открытом море – ты кричишь, зовёшь на помощь, изо всех сил барахтаешься, бьёшь руками и ногами в отчаянии, но рядом никого нет. Ты нахлебался воды, сил практически нет, волны накрывают тебя, а кругом – только открытое море. Ты уже на грани и в какой-то момент понимаешь, что ты почти мёртв – ещё одна волна и всё закончится. Уже без надежды ты в последний раз выталкиваешь себя из пучины и вдруг видишь впереди корабль. Ты не знаешь, что это за корабль, куда он плывёт и зачем, что за люди на нём и чего от них ждать. Но в данный момент тебе это безразлично, и ты даже не задумываешься об этом. Ты задыхаешься от адской смеси отчаянья, страха, радости, восторга, надежды и, как тебе кажется, заполняющей твои лёгкие воды. Ты плачешь, смеёшься, кричишь одновременно. В этот момент есть только одно в твоей жизни – этот корабль.

– Я доплыву! – кричишь ты кораблю. Кораблю всё равно – он будет плыть по своему маршруту. Он не знает о тебе. Это просто корабль. Да и ты, в общем, кричать уже не можешь – горло передавило от страха, усталости, сбившегося дыхания и воды. Но:

– Я доплыву! Допл… я… ву… плыву… я…

Индия была моим кораблём.

Вот уже много месяцев я тонула в океане собственной жизни, не понимая где я, почему я здесь оказалась, и где тот берег, где я могла бы найти своё спасение. Я тщетно всматривалась вдаль – но берега не было. Странная тупая боль, боль, которой не было конца, скручивала меня, заполняя собой всё, каждую мою клеточку и каждый мой вздох, каждую секунду моей жизни, не давая мне не только жить, но даже дышать. Уже не было ни слёз, ни надежды, ни сил. За время, прошедшее с того момента, как я вернулась из своей первой поездки в Индию, за каких-то двенадцать месяцев я «экспрессом» прожила как будто отдельную жизнь – из нормального состояния обычной размеренной жизни, где всего было в меру – и еды, и денег, и работы, и чувств, и мыслей, где тело, дух и разум как-то ладили между собой, я буквально влетела в состояние полного раздрая, потери контроля над собой и своей жизнью. Моя жизнь стала проноситься мимо меня, забывая пригласить меня поучаствовать в происходящих событиях. Время вылетало в трубу, работы навалилось столько, что я не могла, что называется, головы поднять, но даже работая по шестнадцать часов в сутки я не получала и половины того результата, на который следовало рассчитывать. При этом каждый день я могла остаться без средств – разрастался конфликт с главным клиентом, мой юридический бизнес не шёл, потому что им некогда было заниматься из-за вала текущей работы, которую я сама выполняла как юрист; новых клиентов не было, и даже старых я не могла обслужить на должном уровне. Зачем-то как-то сам по себе мимо меня затеялся ремонт в квартире, затянувшийся на несколько месяцев, куда-то исчезли деньги – сначала текущие, потом стали утекать накопления. Я жёстко экономила на еде (что получалось плохо, потому что мне перестало её хватать), и прочих бытовых мелочах, страхи внутри меня росли. Я перестала спать, сон всего по два-три часа в сутки, урывками; я узнала, что такое головные боли. Горстями начали выпадать волосы, это стало настолько заметно, что окружающие уже не скрывали сочувственных многозначительных взглядов. Из-за отсутствия времени я перестала заниматься танцами, бросила бассейн, а потом и йогу. Стала питаться как попало (сначала отошла от вегетарианства, потом в рационе появилось тесто), бесконтрольно и в каких-то нереальных количествах, и всё равно не наедалась. Тело стало болеть и дряхлеть, болели все мышцы, даже мочки ушей. Я не могла в буквальном смысле ни согнуться, ни разогнуться, изменилась походка, потерялась осанка. Спина и грудная клетка зажались так, что я постоянно ходила с ощущением скрюченности. Мышцы обвисли и стали дряблыми даже на руках, вены и мелкие сосуды на ногах стали синеть и лопаться. Кожа стала серой, дряблой, началось обезвоживание. Из зеркала на меня смотрело затравленное животное, которое боится само себя, глаза ввалились, лицо серое.

Я гнобила себя. По всем поводам. Что не могу справиться с работой. Что не могу организовать бизнес. Что не могу организовать собственную жизнь. Что не достигла ничего – ни в танцах, ни в йоге, ни в профессии. Что не могу даже ремонт сделать. Что не могу стать желанной и единственной для мужчины, которого упорно искала все эти долгие годы.

Да, именно этот последний фактор и был причиной всего. Бесконечный вопрос – «почему?» звучал во мне двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Я пыталась понять, почему после всего того, что было между нами, после той совершенно потрясающей близости и тех фантастических процессов и событий, которые происходили с нами, когда стало понятно, что всё это не просто так и наша встреча находится далеко за рамками обычного понимания и обычной жизни, он сделал другой выбор. Что другая женщина, точнее, девятнадцатилетняя девочка, моложе его на двадцать два года и годящаяся ему в дочери, смогла дать ему такого, чего не могла дать я, или почему он не дал мне возможности дать ему всё то, что я хотела отдать. Я вновь и вновь задавала себе этот вопрос, находя миллионы ответов и в то же время не находя ни одного. Я обвинила себя в том, что я ни на что не гожусь. Что не могу заинтересовать и удержать человека, которого искала – того единственного человека, который стоит того, чтобы его удержать. Что я тряпка, уродина, размазня, язвительная стерва, полная дура, ну и попросту дрянь.

Этот вопрос заменил собой всё – работу, друзей, увлечения, интересы, и даже сон. Я не могла собраться. Два с половиной года я старалась быть лучшей для него, ради одной только цели – чтобы держаться за руки дальше и идти вместе. Я готова была принимать всё – и его многочисленных женщин, и его детей от всех этих женщин, и его бесконечную ложь и всё что угодно, только быть вместе. Но сейчас он держал за руку другую женщину – и я хотела знать почему.

Это было невыносимо.

Было ясно одно – сама я не справлюсь. Мне было всё равно, где искать помощи – и я искала её везде. В книгах, в людях, в случайных фразах – везде. Я сменила двух психологов, а потом и вовсе перешла на тяжёлую артиллерию в виде психиатра и, сдавшись под его натиском, начала принимать таблетки. Это было невообразимо – я была убеждённой противницей любых химических вмешательств в организм, и в моём доме аптечкой служили мешки с травами и баночки с лекарственными маслами и настойками ручного приготовления. На крайний случай были какие-то таблетки – что-то типа но-шпы и валидола. Но теперь на моём столе лежала груда таблеток, при взгляде на которую меня ощутимо тошнило.

Я принимала таблетки горстями, но мне не становилось легче. Внутри себя я понимала, что нужно что-то кардинально изменить, нужен толчок. Нужен шаг, какой-то совершенно неожиданный для меня шаг, который выведет меня из этого замкнутого круга. Пришла мысль об ашраме… Где-то я прочитала, что с санскрита ашрам переводится как «место, где нет боли». Мне нужно было место, где я смогу оставить свою боль…

В тот момент я мало знала об ашрамах – я очень поверхностно представляла себе жизнь в ашраме и уж тем более я не знала ни мест, где они расположены – ни названий, ни адресов, ничего. Но в ту минуту, когда мне пришла в голову мысль поехать в ашрам, к горлу подступил ком и потекли слёзы. Это были слёзы радости и облегчения. Впервые за много месяцев я выдохнула. Я увидела корабль – ашрам был моим кораблём, и мне оставалось лишь одно – собрать последние силы и доплыть. Я пробовала слово «ашрам» на вкус и на цвет, и каждый раз волна покоя накрывала меня, помогая держаться на плаву. Я представляла себе, как буду подниматься на рассвете, заниматься йогой, приводя в порядок тело, а следом за ним и разум, принимать ашрамовскую пищу – простой рис, простоквашу, фрукты, а потом просто тихо сидеть, слушая, как шумит океан – и каждый раз при мысли об этом мне становилось легче. Я стала искать место, которое могло бы стать моим прибежищем. Мне хотелось найти один конкретный ашрам, о котором я читала в книге, но я не знала ни названия, ни места, где он расположен и не понимала, за что мне зацепиться. Оказалось, что информации об ашрамах в интернете не так много. Я нашла несколько ашрамов, и все они были очень известными, что, в общем-то, меня и напугало. Все они были рассчитаны на сотни людей, и мне сложно было представить уединение в такой ситуации. Но больше всего меня пугало другое – всё это очень попахивало религиозным фанатизмом. Точнее даже не религиозным – каждый ашрам носил имя основавшего его «просветлённого» человека, которого по праву, конечно, приравнивали к лику святых, но настолько неудачно, что у меня мороз по коже шёл. Всё когда-то сказанное и сделанное этим человеком, трансформировалось каким-то странным образом, приравнивалось к единственно верной истине и требовало абсолютного поклонения без необходимости осмысления. Мне показалось, что проживание в ашраме такого рода требовало преклонения конкретно перед данным аватаром (Гуру, Учителем), а также готовности обсуждать как он жил, что он делал, что он сказал и испытывать благоговейный трепет непосредственно перед этим человеком. Я, безусловно, испытывала и испытываю уважение к каждой великой личности, а уж тем более, если речь идёт о личностях, достигших таких серьёзных высот в духовном развитии, но биться головой об пол перед портретом кого-либо из этих людей я пока была не готова. На третьем десятке своей жизни я всё ещё была свободна от какой-либо конкретной религии и крайне признательна Создателю за то, что он позволял мне общаться с ним напрямую, без посредников. Менять что-либо в этом направлении я пока была не готова.

Почитав об одном ашраме, я переходила к описанию следующего. Но в каждом из них меня что-то пугало – либо его размеры, либо фанатичные описания самого ашрама, либо портреты ныне живущего аватара, чем-то напоминающие портреты депутатов во время предвыборных компаний, либо описания того направления йоги, которому следовал этот ашрам, заключающиеся примерно в том, что «есть только одно направление йоги – наше, а кто не согласен – тому палкой в лоб». Я слишком давно занималась йогой, чтобы согласиться с подобными смелыми утверждениями, а потому продолжала искать, пока не наткнулась на ашрам Шри Ауробиндо в Пондичерри. Я смотрела на портрет Шри Ауробиндо – спокойное, тихое лицо, глубокие глаза, взгляд излучает спокойствие и мудрость. И выбор был сделан.

Я купила билеты и стала ждать… Просто ждать. Даже не знаю чего… Впервые в жизни я не готовилась к поездке, не штудировала путеводители или интернет в поисках информации о месте, куда еду, и тому подобное. Это было так странно для меня, той, которая привыкла всегда быть во всеоружии и знать всё обо всём. Уж если я куда-то ехала, то обычно не только знала подробности своего маршрута и имела чёткий план поездки, не говоря уже о всевозможных адресах и телефонах, но даже выучивала какие-то необходимые фразы и слова на языке страны, куда я еду – такая закоренелая отличница, которая боялась даже мысль допустить о том, что где-то вдруг случится прокол… Но в этот раз не было ничего – ни путеводителей, ни выдержек из интернета, ни адресов, ни телефонов – ничего… Купив билеты, я просто остановилась и выдохнула – и стала ждать. Я была словно ребёнок, потерявшийся в зоопарке – обнаружив отсутствие мамы, малыш с большими распахнутыми глазами подходит к милиционеру и молча ждёт – ведь дядя-милиционер точно знает, где его мама и что теперь делать. Так и я – держа в руках билеты и паспорт с индийской визой, я стояла посреди собственной жизни с большими распахнутыми глазами, глядя куда-то вверх – словно ожидая, что небеса разверзнутся, кто-то большой, добрый и мудрый спустится ко мне, возьмёт меня на руки и понесёт… Не было ни планов, ни ожиданий, ни мыслей – ничего. Точнее, была только одна-единственная мысль – пусть всё будет так, как будет. Я не хочу больше ничего решать в своей жизни, пусть за меня всё решит кто-нибудь, например – судьба. Что бы ни случилось, я буду принимать всё, что мне будет послано, что бы это ни было – отсутствие мест в гостинице ашрама, болезнь, какие-то трудности в поездке – всё что угодно, пусть будет как будет. Если это должно случиться – пусть это случится. Я хочу пройти всё так, как будет решено за меня кем-то свыше и хочу научиться принимать всё, что пошлёт мне Жизнь – в чём бы оно ни заключалось…

До поездки оставалось больше двух месяцев – таких странных месяцев… Я по-прежнему работала по шестнадцать часов в сутки, всё вроде шло как обычно. Но это было неправдой. С того самого момента, когда пришла мысль о поездке, что-то изменилось. Словно щёлкнуло реле внутри. Щёлк – и вдруг картинка меняется… Внешне всё было как прежде, но внутри – непонятное, непривычное и неописуемое ощущение какого-то спокойного, смиренного ожидания – как будто что-то должно произойти, и ты ждёшь этого. Как беременность на последних сроках – все основные волнения и страхи уже пережиты, осталась неизбежность – через пару месяцев всё будет по-другому… Я не могла подобрать слов тому, чего я ждала, было лишь ощущение серьёзных перемен. Перемен в своей жизни и внутри себя. Я наблюдала за тем, что происходит вокруг меня, отмечала какие-то события – и серьёзные, и мелочь, которая вроде бы особого значения не имеет, складывала их в одну цепочку и понимала, что интуиция меня не обманывает – через пару месяцев случится новая жизнь… Моя новая жизнь…

31 декабря я сяду в самолёт.

Случайностей не бывает…

Я собиралась лететь 20 декабря. Но потом какие-то обстоятельства, целая куча мелких обстоятельств – поняла, что не успеваю… Пришлось поменять билет на 31 декабря. Да, именно 31 декабря – в новогоднюю ночь. Почему бы и нет? Встретить Новый год в самолёте ничуть не хуже, чем встретить его сидя на даче одной с мамой и прореветь в подушку всю ночь потому, что оказалась не нужна человеку, которого, казалось, искала всю жизнь и мыслями о котором жила больше двух лет. Почему бы под бой курантов не поднять в небо весь груз прошлогодних проблем и не оставить его там?

Никому не обязательно знать, что в душе мысль – самолёт не приземлится… Стала готовиться: раздавать долги, делать доверенность на распоряжение имуществом, сводить в файл информацию по финансам, контакты друзей и прочее. Стала подыскивать кандидатуру, кому бы из друзей передать все ключи и пароли от счетов, ну и вообще всю информацию – чтобы в случае чего могли всё урегулировать… Стала спокойнее, терпимее, теплее, перестала нервничать по всякому поводу, старалась напоследок сделать что-то для семьи или друзей… Покупая страховой полис для путешествия, поинтересовалась, входят ли в покрытие расходы на репатриацию в случае смерти…