Когда пирог был наполовину съеден, табачный дым уже щипал глаза, а майор Андронидзе под баян танцевал лезгинку, и все хлопали в ладоши и кричали «асса-асса», дверь отворилась, и вошел командарм.
– Товарищи офицеры! – радостно скомандовал Петрищев, и все встали.
– Прошу садиться и продолжать. Опоздал я, извини, друже! Сам понимаешь. Поздравляю тебя! – Командарм расцеловался с Петрищевым, пожал руки всем офицерам, и Баженову тоже, и сделал это так, будто они были давно знакомы.
Петрищев пригласил за стол, налил водки в серебряную стопочку, подал командующему, налил остальным.
– В командире, – начал командующий, поднимая стопку, – я ценю военную жилку, умение подчинять своей воле обстоятельства и солдат, умение побеждать малой кровью. Этими качествами, этим талантом полководца обладает Платон Петрищев. – Все чокнулись с виновником торжества и выпили. Командарм погрузился в воспоминания: – Помню, после революции у нас был командиром полка матрос-артиллерист, смельчак; военспецем у него был Платон Петрищев. Я командовал в этом полку разведкой и был потрясен, когда военспец пригласил нас вдруг отпраздновать день своего рождения…
У командующего была чисто, до блеска, выбритая большая голова, умные и волевые глаза. Баженову он казался профессором, надевшим военный мундир.
– Во всяких войнах победа обеспечивается духом тех, кто проливает кровь свою. Так выпьем за того, кто пролил немало крови за советскую власть, выпьем за опытного, стойкого офицера, который и меня когда-то обучал военному искусству. За твое здоровье и успехи, Платон Валерианович!
Все крикнули «ура» и снова опорожнили бокалы.
– Гляжу я на этот стол, – сказал командарм, – и вспоминается мне недавний разговор с пожилым бойцом, из «старичков». Спрашиваю: ну, как воюется? А он отвечает: – Харч хороший, воевать можно…
Все засмеялись.
– А ведь как было, когда создавали Красную гвардию? Помню, дали мне только что созданный батальон. Кто во что одет: одни в лаптях, другие в рваных ботинках, стянутых проволокой, кто в шинели, кто в пальтишке, кто в офицерском кителе. Обмундировать бы надо, а ничего нет… Кормить нечем. Голод. Едет наш эшелон день, второй, третий. Морковный чай пьем с сахарином. Один сухарь на день. Тут являются ко мне пятеро красногвардейцев и говорят: местные мы, ежели сейчас отпустите нас домой повидаться, мы расшибемся, а доставим на узловую продовольствия на всю часть. Сбегут, думаю, а мне отвечать. Что делать? Народа еще не знаю. Рисковать или нет? Отпустил… Прибыл эшелон на узловую станцию. Час, два проходит, нет их. А нам стоять семь часов. И пятый час идет, и шестой – нет и все тут. Отправился эшелон дальше к фронту. А на следующей станции гляжу – вся пятерка ожидает нас на перроне с мешками сухарей, картошки, мяса, капусты. Им, оказывается, до этой станции попутный транспорт был. Уж как мы им обрадовались, описать трудно.
Командарм пробыл довольно долго. Он шутил, рассказывал забавные боевые эпизоды, держался непринужденно и очень понравился Баженову.
Наутро Баженова, Корнилова и других новых офицеров оперотдела повезли на аэродром, где базировалась штабная эскадрилья «уточек».
Летчики уже ждали их около своих самолетов. Баженов получил карту-двухкилометровку. Как он понял, самолет пойдет по неизвестному Баженову маршруту, а когда летчик потребует указать, где они летят, то наблюдатель Баженов должен будет назвать точные координаты.
Ему дали кожаное пальто, кожаный шлем со шлемофоном, рукавицы.
Его летчик – молодой, невысокий, неторопливый – сел на свое место, кивком указал Баженову на сиденье позади.
Баженов хотел быстро и ловко влезть по крылу на место, но с непривычки ему пришлось карабкаться.
– Пристегнитесь, – крикнул пилот, – и следите за воздухом, увидите «мессера» – скажите.
Баженов нащупал на боках сиденья концы ремня, опоясался и скрепил их пряжкой.
– За тяжи и трубки не хвататься, – предупредил летчик и поднял руку, прося старта.
Мотор взревел. Баженов опустил на глаза очки-«консервы». Рокот усилился. Самолет побежал по полю, начал подпрыгивать, и вдруг толчки прекратились. Самолет лег на крыло, и Баженову показалось, что он вот-вот вывалится.
Хаты скоро стали величиной со спичечную коробку. Четкость линий исчезла, растаяла в синеватой дымке. И совсем уже неожиданно голова пилота оказалась вверху, земля устремилась на Баженова и завертелась перед его глазами. Затем самолет промчался над полем, круто взмыл вверх и снова начал кувыркаться с крыла на крыло. И пошло, и пошло: бочки, штопоры, иммельманы, виражи сменяли друг друга.
Баженов то чувствовал невесомость, то его вдавливало в сиденье; его подташнивало, перед глазами мелькали красные круги. А когда они наконец полетели по прямой и самолет перестал выделывать фигуры, Баженов услышал в наушниках вопрос пилота:
– Что под нами?
Баженов даже засмеялся от неожиданности. Он заглянул через борт и увидел узенькую полоску грейдерной дороги, взглянул на компас, на карту. Приближалось большое село с разбитой церковью.
– Красное? – почти наобум спросил он в микрофон.
– Правильно.
И снова штопоры, иммельманы, бреющий полет. Баженов старательно следил по карте. И снова:
– Где летим?
Под ними была железная дорога, маленькие домики и какие-то развалины.
– Полустанок Зеленое! – назвал Баженов.
– Станция Петухи! – поправил пилот и добавил: – Разбомблена.
Баженова бросило в жар. Он стал очень внимательно сверять карту с местностью и больше не ошибся ни разу. «Мессеров» он не видел, а «Раму» заметил. Пилот только пренебрежительно махнул рукой. Когда же Баженов обнаружил неподалеку большую группу самолетов, летевших со стороны фронта, и с волнением сообщил об этом пилоту, тот ответил: наши бомбардировщики.
– Подходяще ориентируетесь! – сказал пилот, когда они уже снижались.
После обеда Баженов получил оценку «хорошо» за езду на автомашине и «удовлетворительно» за вождение мотоцикла. В лесу он ехал на большой скорости по тропинке, а в низине, где было мокровато, мотоцикл повело и опрокинуло. Следы грязи на брюках и локте он постарался скрыть, но офицер из автобронетанкового отдела был достаточно опытен.
На следующий день штаб перебазировался в село, находившееся в двадцати километрах западнее. Успешное наступление продолжалось. Почти все офицеры оперотдела были в «хозяйствах».
Третий день Баженов решил целиком потратить на ознакомление с материалами по изучению опыта войны. В комнату Винникова, где он занимался, вошел оперативный дежурный старший лейтенант Чернявский и сказал:
– Ать-два! Галопом к начштаба!
Полковник Коломиец пытливо оглядел отрапортовавшего Баженова и потребовал:
– Покажи свою карту!
– Не захватил.
– На первый раз ставлю на вид. Подойди к столу. Объясняю обстановку. Противник поспешно отступает к Днепру. Наши бомбардировщики бомбят переправы на Днепре. Действуют лишь небольшие заслоны противника на главных магистралях и перекрестках дорог, у крупных населенных пунктов, создавая видимость обороны и даже контрнаступления. На некоторых участках группы противника в пять – десять танков с пехотой в количестве до роты и якобы до батальона контратакуют наши части. Я считаю оценку контрнаступательной активности противника преувеличенной, неправильной. – Коломиец отошел от стола и зашагал по комнате.
– Чтобы успешнее продвигаться, каждая дивизия создала передовой отряд. Задача такого отряда – действовать инициативно, энергично, чтобы, уничтожая заслоны противника или обходя их, прорваться к Днепру, – не допустить создания зоны пустыни, захватить подручные переправочные средства и понтоны противника и отрезать отходящие войска. Передовые отряды должны с ходу форсировать Днепр и закрепиться на западном берегу. В этих условиях очень важно, чтобы командиры передовых отрядов своевременно и правильно информировали о противнике, о своем продвижении, так как от этого зависит дальнейший успех операции. Туда, где будет наибольший успех, мы направим понтонный парк и прочее. Понятно тебе?
Баженов кивнул. Он слушал очень внимательно.
– От командира передового отряда дивизии Бутейко, у которой наибольший темп продвижения, уже пять часов нет никаких сведений. Это недопустимо. Два часа назад Бутейко послал туда своего офицера-оперативника с рацией, но до сих пор нет сведений и от этого офицера. Я послал к передовому отряду наш штабной самолет ПО-2, но его сбил «мессер». Поэтому для выяснения обстановки, для связи и для выполнения других заданий я решил послать группу офицеров штарма на радиоавтобусе – Андронидзе из разведывательного, Помяловский из инженерного. Оба занимаются изучением опыта войны. Ты возглавишь эту группу. Комдив Бутейко извещен об этом моем решении.
Коломиец остановился против Баженова и сказал тихо, глядя ему в глаза:
– Действуй от моего имени. Не позволяй ввязываться в бой там, где надо обходить, прорываться к Днепру. Обстановка требует решительных, быстрых и смелых действий. Если надо отстранить командира отряда – радируй мне. Сегодня к вечеру отряд должен выйти к Днепру, а ночью форсировать. Он действует (и это – ось твоего движения) в направлении Ефимовка, Комиссаровка, Самойловка, Очеретяное, Песчаное, Лозняки, Бережаны. – Карандаш начальника штаба пересек указанные деревни и уперся в Днепр. – Теперешним кодом пользоваться запрещаю. Получишь у Винникова новую таблицу и карту, кодированную только для связи штабарма с тобой. Подробные донесения отправляй шифровкой, для чего с тобой поедет шифровальщик. При нем будет автоматчик. Автомат у тебя есть?
– Автомата нет.
– Возьми трофейный, из имеющихся у Сысоева. Позаботься, чтобы у офицеров были с собой автоматы и гранаты. Оперативную сводку на карту нанеси условно. Не записывай ничего, что касается наших войск. Донесения высылай: первое – когда выедешь к Ефимовке, а затем – в зависимости от обстановки, но не реже одного в час. Сообщай данные опроса пленных, особенно все, что касается укреплений и частей на правом берегу. Узнавай о новом оружии, которое гитлеровцы грозятся применить. Действуй смело, но головы не теряй. Когда достигнешь берега Днепре, разведай, где есть лодки, и сообщи – где, сколько. Наши тяжелые понтонные парки еще на подходе, а надо форсировать с ходу. Повторяю, действуй от моего имени, пусть форсируют наступление. Направление главного удара, а значит, и ввод резерва, зависит, в частности, от того, какой передовой отряд первым создаст предмостное укрепление, закрепится на правом берегу. У твоего передового отряда есть для этого все возможности.
Начштаба так и сказал: «У твоего».
