2067

Я не сразу понял, что затея с музеем 60-х годов открыла нам дорогу в будущее. Нам неплохо было и в настоящем. Но со дня открытия музея мы стали как марафонцы, вышедшие на дальнюю дистанцию. На финише нас ждали следующие шестидесятые.

Сначала нам просто некуда было складывать старые вещи, которые приносили 1 мая ко дню рождения журнала «60-е!». На праздничной поляне в большом парке вместе с веселыми гостями, музыкальными инструментами, пакетами с провизией и мангалами появлялись винтажные радиолы, фотоаппараты, утюги и швейные машинки.

Открывался музей 60-х уже с порядочным набором экспонатов. Хотя если бы не азарт Разина, эти экспонаты так бы и превратились в хлам. Разин писал депутатам, Разин писал мэру и даже президенту, и все об одном: «Городу нужен музей 60-х!». Где-то его услышали, может даже чуть выше, чем можно представить, и чиновники одного из районов города нашли помещение для музея.

− Разин, ты гений! − восторгался я. − Превратить виртуальный журнал о шестидесятых в живой уголок для хиппанов. Волшебно, старик!

− Это для тебя, чувак, − улыбался Разин и чуть выбрасывал руку вперед, делая невероятно красивый пасс опытного экстрасенса. − Возьми свет!

Все, что хоть как-то погружало в атмосферу шестидесятых годов, пошло в дело. Тряпки из Индии, стилизованные сувениры, посуда и одежда, ну и сами вещички того времени: на почетных местах стояли холодильник ЗИЛ, стиральная машина ЗВИ и автобусная касса. У входа на видном месте мы повесили карту Крыма. Она была старой, затертой на сгибах. На нее мало кто обращал внимания до того марта, когда полуостров отошел к России.

Теперь многие посетители замирали у карты и пускали слезу умиления.

− Повесили за полгода, как чувствовали, − вежливо говорили мы.

Пространство, занятое музеем в подвале кирпичного сталинского дома, у входящих вызывало разные эмоции. Пенсионеры погружались в ностальгию по советской квартире, ребятки помоложе радовались прихиппованной атмосфере арамбольской кафешки, чудом попавшей в заснеженный двор.

Я дневал и ночевал в музее, устраивая небольшие полуакустические концерты, тематические вечера и ретроспективные кинопоказы. Такое то ли хобби, то ли развлечение занимало почти все время, и знакомым я говорил, что работаю арт-директором.

− Много зарабатываешь? −спрашивали меня.

− На хороший ужин хватает, − уклончиво говорил я.

Что, впрочем, было правдой, все деньги с входных билетов уходили на еду.

Так прошла зима и наступила весна, согревая кровь и веселя разум. По утрам меня посещали идеи, как еще лучше устроить дела в музее. В начале апреля я провел свой творческий вечер: читал рассказы и бренчал на гитаре, благосклонно принимая от друзей рюмки с коньяком. Чуть позже, ко Дню космонавтики, я состряпал игривую заметку, что скоро в музее заработает телепорт. Бросаешь монетку в телефон-автомат и вперед, ну или назад − ты в будущем или в прошлом на грандиозном событии. На концерте Джими Хендрикса, например. Главная мысль заметки была в том, что грядущие шестидесятые должны были воплотить все лучшие идеи и мечты предыдущих. Тогда-то уж точно не будет никаких войн и власти денег, только «peace and love», как в раю. Ну а мы, мол, с нашим музейным проектом − вроде мостика между шестидесятыми двух веков. Наш небольшой экскурс в прошедшие шестидесятые − это начало открытия грядущих, где все будет просто прекрасно. Такое вот ненавязчивое пророчество.

Заметка вторую неделю исправно получала «лайки» и «репосты», я довольный ходил по музею, время от времени отправлял двухкопеечную монетку в телефон-автомат, делая вид, что звоню в будущее, и трепался с предполагаемым абонентом о том о сём.

Вечером, закрыв музей и плотно поужинав, я привычным движением снял трубку и набрал 20-67.

− Привет, − весело сказал я. − Как там у нас дела в 2067-ом?

− Привет, Петя, − услышал я чей-то бодрый голос и остолбенел. − У нас нормально, а вот у тебя, я так понял, не очень. Попал я тут на твой творческий вечер. Это что за цирк был? Вряд ли ты меня вспомнишь… Хотя я и помогал тебе настраивать твою гитару. Гитара неплохая без бэ. Но что это такое, Петя? Ты таки умеешь играть, что настроенная гитара звучит как расстроенная. Шо такое? Барэ тебе нужно подтянуть. Однозначно. И не зажиматься самому. Зажимаешься так, что нет сил смотреть. Теперь о том, как ты читаешь рассказы. Читать рассказы даже сложнее, чем петь. Их нужно проживать каждый раз заново. Ну как сказать по-простому…

− Ты меня еще поучи, как мне свои рассказы читать, − само собой вырвалось у меня.

− Ты их не должен прочитывать, − продолжал голос, − их нужно разыгрывать по ролям, по голосам. И ни в коем случае не торопиться. Торопление суть халтуры и стремления отвалить. Рассказ, особенно прочитываемый, должен как губка, пропитанная кровью, течь жизнью…

− Что ты несешь? Ты кто? − не выдержал я.

− Кстати, так и устаешь меньше, а в самом счастливом случае даже наоборот, подобно вампиру имеешь некий эмоциональный профит, − гнул свое мой собеседник. − И напоследок. Заканчивай страдать блатными аккордами. Побольше втыкай в свое музло и хватит молиться на иконы шестидесятых, а то никакой две тысячи шестьдесят седьмой не наступит.

− Эй, кто говорит?! − крикнул я трубку.

− С вами говорит две тысячи сто шестьдесят седьмой, − услышал я женский приятный голос. − Продолжаю соединение. Добро пожаловать.

У меня застучало сердце где-то в горле, липкий туман застелил глаза и, покачнувшись, я ухватился за телефон.

− Эй, погодите, − прошептал я, решив, что у меня сердечный приступ, − не так быстро… я бы еще пожил…

Через сколько вернулось сознание, не знаю. Открыв глаза, я увидел, что вроде по-прежнему в музее. Только лежу под телефоном, надо мной висит трубка. В открытое окно в сумерках с улицы доносились голоса идущих мимо людей.

− Выйду на свежий воздух, − вслух решил я, − подышу.

Во дворе я сразу понял, что попал в другое место. Стоял и ошалело вертел головой. Помимо привычно уходящих вверх домов, я видел внушительных размеров цилиндры, парившие высоко над крышами, за ними в небе проносились летающие объекты. Я не решился уходить далеко от двора и лишь выглянул за дом. Большой проспект обходился без автомобилей, по дороге, а, вернее, чуть над ней, быстро двигались прозрачные капсулы, в них люди в гладких блестящих костюмах. По тротуару шли прохожие, одни в таких же костюмах, менявших цвет, другие одеты более-менее привычно.

Я вернулся и присел на лавочку. Из кустов вышел пушистый кот, больше похожий на тануки, и стал тереться о ногу.

− Где я? − спросил я кота.

− В Барнауле, − услышал я ответ детский голос.

Вздрогнув, я заозирался и увидел, как из приоткрытого окна первого этажа на меня смотрел мальчик, взобравшийся на подоконник.

− Твой кот?

− Неа, − помотал головой пацан.

− А год какой? − спросил я.

− Четвертый.

− На улице какой год.

− Весна, − сказал малец.

− Странно, был в Москве на улице Кржижановского в две тысяче четырнадцатом году, а оказался в Барнауле неизвестно в каком.

− Меня зовут Димка, мне три с половиной года, я живу в Барнауле на улице Володи Муллова, − проговорил мальчуган.

− О как, − удивился я. − Это что за времена настали? Судя по болтливости пацана неплохие.

Я нащупал телефон в кармане, вспоминая, что там есть автоматическая корректировка даты и времени. Я осторожно достал его и глянул. Восемь часов вечера, двадцать второе апреля, две тысячи сто шестьдесят седьмой год.

− О, Боже, − вырвалось у меня. − Не может быть!

Я вернулся к той двери, откуда вышел. Над входом красовалась неоновая вывеска «Teleport 60s». Нервно дернув дверь, я почувствовал себя увереннее лишь, когда прошелся по музею и убедился, что там ничего не изменилось. Собрался с духом и снова вышел наружу. Уже почти стемнело, но дворы и тротуары словно были подсвечены мерцанием огромной стаи желто-синих светлячков. Неторопливо порхавших вокруг пешеходов. Обойдя здание, я обнаружил заведение, с улицы выглядевшее как кафе, над входом вывеска «2067».

Оказавшись внутри, я принял самый непринужденный вид и спросил:

− Здрасьте, это что у вас здесь, телепорт по соседству?

− Нет, − усмехнулся мужчина за стойкой, − это просто музей в стиле шестидесятых двадцатого века. Такие есть почти в каждом городе.

− А у вас тут что?

Мужчина внимательно посмотрел на меня, потом по сторонам.

− Это мое ретро-кафе, посвященное шестидесятым прошлого века. Видите, сколько здесь чудесного старья из тех времен. Может, это покажется и странным. А по мне так лучше времени и не было.

Молчание мое и заинтересованный вид, видимо, заставили мужчину продолжить.

− Мои родители познакомились в шестьдесят втором в мае, когда был совершен первый выход в космос за пределами Солнечной системы. Вся их молодость прошла под знаком событий тех лет. Сам я то время не помню, но от родителей впитал его дух.

− Простите, а сколько вам лет?

− Девяносто восемь.

Мужчина выглядел лет на сорок.

− Так значит вы хозяин кафе? − я осматривался, не понимая назначения многих предметов.

Увидев на стене календарь на 2067 год, я непроизвольно отметил, что 1 мая приходится на воскресение.

− Ага, – подтвердил мужчина, протирая стойку бара. – В наше время почти никто не ведет свое дело, я, можно сказать, феномен. Сейчас прошлым интересуются только в формате развлечений. Настоящее не отпускает ни на миг. Уже трудно представить тех, кто видел мир свободным от чрезмерной информации. Человек выходил на улицу не зная, где его ждет встреча, вокруг не было ни компьютеров, ни мобильных телефонов, ни хлопостеров. Человек шел по улице и видел, по сути, другой мир.

− Вы не поверите, я это видел, ведь я из …

− Да поверю, − простецки сказал хозяин кафе, − я же был на твоем творческом вечере, Петр.

− Да? Как!? Наверное, это я с вами по телефону разговаривал?

− Да, со мной. Иосиф, − представился мужчина. – Можно на ты.

− Как же, помню, ты говорил, мол, рассказы и песни мои так себе.. Почему? Что не понравилось?

− Если честно, не понял сути. Ты их читал и пел, будто наживку заглатывал. Впечатление, действительно, так себе. Но кроме меня там еще человек пятнадцать было. Если к тебе тянутся люди, значит человек ты занятный.

Это замечание меня приободрило.

− А как у тебя получилось переместиться?

− Видимо, как и у тебя, сбросил две копейки в автомат и набрал нужный год. Я набирал год рождения отца.

− Говоришь, что это просто музей, а сам телепортнулся оттуда в наше время.

− Совершенно случайно. Никто об этом не знает. Я искал интерактивную скатерть образца две тысячи шестьдесят седьмого для своего кафе, и наткнулся на статью о первых телепортах, там и прочитал, что еще в начале двадцать первого века один из них установили в музее 60-х. А он у меня как раз под боком…

− Надо же, и у меня случайно. Да я еще промахнулся на сто лет.

− И со мной та же история, − кивнул Иосиф, − отец родился в 2034 году, а я попал к тебе в 2014-й. Что ж, будем считать, пока это просто музей с телепортом на везение. Ха-ха!

− Будем, − согласился я. − Есть что-нибудь попить? Пересохло внутри.

− Я потом еще раз пробовал. Набирал 20-67. Ничего не получилось. Так ведь до сих пор и наши официальные телепортационные каналы перемещают лишь неодушевленные материи, телепортация людей и животных строго запрещена, результат не предсказуем, так что не болтай здесь об этом, − говорил хозяин кафе, наливая что-то в большую круглую кружку, похожую на супницу. Чуть охладил ее в морозилке и подал.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.